Повести и рассказы

— Каким образом?

— Это уж мое дело.

— А потом — что?

— Поживем — увидим, — усмехнулся Маллиген.

Около часа мы мыли лодку, потом сушили её, а в конце — вымазали грязью, которая должна была накопиться на ней за зиму. Мотор Маллиген разобрал, промыл и заново смазал. К тому времени, когда мы закончили возиться с лодкой, я так устал, что буквально падал с ног. По дороге домой я заснул прямо в машине. Алиса разбудила меня, когда автомобиль остановился напротив нашего дома.

Трудно описать, какие чувства охватили меня, когда я увидел наш дом. Брезжил серый рассвет. Мне вдруг показалось, что я отсутствовал долгие месяцы. На глаза навернулись предательские слезы. Потом мне почему-то показалось, что я вообще никуда не уезжал, а все случившееся — не более, чем сон. И эти мысли одолевали меня столь настойчиво, что мне пришлось буквально силой уверять себя, что это не так.

Алиса отнесла Полли в дом. Маллиген взял меня под локоть.

— Кэмбер…

Я уже знал, что он скажет.

— Прощай, Кэмбер.

Мы крепко пожали друг другу руки.

— Понимаешь, Кэмбер… Словом — не приезжай на мою лодочную станцию. Никогда. Ни ты, ни — твоя жена.

Чуть помолчав, я кивнул.

— Знаешь — почему?

— Знаю, — сказал я. — Видимо, иначе нельзя.

— Иначе нельзя, Кэмбер. Мы с тобой должны навсегда забыть о существовании друг друга. Никто и никогда не должен докопаться до того, что мы знакомы. Если бы не я, ты бы вовек не попал на эту реку. А, коль скоро я тут ни при чем, и тебя там быть не могло. Понял?

Я кивнул.

— Что бы ни случилось, Кэмбер, стой на своем. Ты меня не знаешь. Мы никогда не встречались. Ты никогда не сидел в моей лодке. Как только мы сами в это поверим, все будет в порядке.

— Нас никогда не расколют, — сказал я.

— Никогда это слишком долго. Главное — сейчас.

— Занятно, — покачал головой я. — Ведь я никогда не был знаком с таким человеком, как вы, мистер Маллиген. Вы — единственный во всем мире, про кого я мог бы сказать: «вот — мой друг».

— В мире много друзей, Кэмбер.

— В вашем мире, мистер Маллиген. В моем их нет.

Маллиген пожал плечами.

— Жизнь у нас длинная, Кэмбер. Не позволяй всякой швали садиться тебе на голову. Радуйся тому, что имеешь.

Я кивнул.

— Ты ведь и сам — славный малый, — усмехнулся Маллиген.

Мы ещё раз обменялись рукопожатием, а потом он сел в машину и укатил. Но слова его остались со мной. Никто прежде не говорил мне таких слов.

14 КЛЮЧ

Полли продолжала спать, когда Алиса уложила её уже в собственную, детскую кроватку. Бедняжка так устала и измучилась, что нам стоило совсем небольших усилий убедить её на следующий день, что почти все случившееся не более, чем кошмарный сон. Психиатры утверждают, что подобные ужасы не стираются совсем, оставляя в мозгу детей незаживающие раны, которые сохраняются на всю жизнь. Мне кажется, что трудно встретить ребенка без той или иной раны, но Полли, по меньшей мере, просыпаясь, сразу встречает только любовь и понимание.

Пока Алиса укладывала нашу дочурку, я проверил, заперты ли все двери и окна. Отныне мне надолго предстояло ежедневно выполнять этот ритуал.

Затем я сбросил окровавленную одежду, порадовавшись, что не надел один из своих дорогостоящих костюмов. Я отнес джинсы и рубашку со спортивной курточкой на кухню, показал Алисе и спросил, что с ними делать — сжечь или закопать.

— Ни то, ни другое, — твердо сказала она. — Такие вещи на дороге не валяются. Я брошу их в стиральную машину — и они будут, как новенькие.

Я кивнул, не в силах пускаться в споры. Небо уже зарозовело.

— На работу я не пойду, — заявил я.

— Это ещё почему?

— Яффи видел, что я болен.

— Что ж, ты ещё ни разу не пропускал работу из-за болезни. Сейчас, Джонни, для тебя главное — побыстрее лечь спать. Ложись в постель.

— Я должен принять ванну.

— Прими ванну и отправляйся спать. Ты голоден?

Я покачал головой.

— У нас в холодильнике есть полбутылки водки.

Я снова помотал головой.

— Выпить я бы не отказался. Но, если выпью, меня сразу стошнит.

— Тогда ложись спать и постарайся выспаться.

— Если Полли позволит.

— Если Полли проснется, я встану к ней сама. Можешь выспаться досыта.

— Но ты ведь не спала столько же, сколько и я.

— Ты устал больше, Джонни.

— Почему?

— Потому что мужчины и женщины сделаны из разного теста, Джонни. Это трудно понять, да?

— Да, трудно, — кивнул я.

Я отмок в ванне и принял душ, смывая и соскребая с себя чужую кровь и стараясь, из опасения, что меня вывернет наизнанку, не смотреть на стекающую с меня кроваво-красную воду. Так я стоял и стоял под душем, пока не услышал голос Алисы:

— Джонни, ты не уснул там?

Тогда я наконец вылез, насухо вытерся, облачился в пижаму и забрался в постель. Кровать у нас с Алисой двуспальная, старого образца. Я заикнулся как-то раз о сдвоенной кровати, но Алиса наотрез отказалась, пояснив, что уважающие себя англичане не разделяют современных американских представлений о том, каким должно быть супружеском ложе.

— Супруги должны вести нормальную супружескую жизнь, — заявила она, — а не прикидываться только друзьями. Да и что скажешь Полли, когда она повзрослеет и начнет задавать вопросы?

Это решило исход дела и у нас осталась двуспальная кровать. Я уже почти спал, когда Алиса забралась в постель и прижалась ко мне, теплая и мягкая.

— Джонни?

— А?

— Ты спишь?

— Почти.

— Я не могу злиться на тебя в постели, Джонни.

— Хорошо.

Она обвила меня руками.

— Джонни?

Я уже проваливался в небытие, но Алиса извлекла меня оттуда.

— Джонни?

— Что?

— Ответь мне — всего на один вопрос.

— Ладно. На один.

— Ты её любишь?

Я встрепенулся, силясь понять, на каком свете нахожусь, и ответил:

— Не совсем.

— Что?

Я разлепил глаза и посмотрел на нее. Потом нагнулся, чтобы поцеловать, но Алиса отстранилась.

— Что, черт побери, ты имеешь в виду под «не совсем»?

— Ты же никогда раньше не ругалась.

— Сейчас — случай особый, черт возьми! Итак — что ты этим хотел сказать, дьявол тебя дери?

— Да ничего я не хотел этим сказать. Я люблю тебя, Алиса.

— Легко сказать. А к ней ты что испытываешь?