Повести и рассказы
Шрифт:
И он отдал курильницы сопровождавшему их приказчику.
— Ну ты, мать твою, нечего брать чужие цветы, чтобы сделать подношение Будде. Я сейчас без денег сижу, а еще должен на кого-то там тратиться! — обиделся Стеклянный Цветок.
— Уважаемый третий господин, зачем так сердиться? Разве я когда-нибудь заставлял тебя свою кровь отдавать? Я тебе друг и все тебе сторицей возвращаю! Ты сам по правде скажи, разве не так?
Ян Дяньци говорил и смеялся, а тем временем они миновали две улицы и вышли к берегу реки, там уже давно стоял японский экипаж с большими, обитыми резиной колесами. Приказчик влез на задок экипажа, возница ударил в медный колокольчик, с виду похожий на вазу, и экипаж помчался по недавно отстроенному казенному тракту прямо в Цзычжулинь, по владения иностранцев.
Стеклянный
Все было как встарь. Но как только они въехали в Мацзякоу, он уже ничего не узнавал. Иностранных домов, иностранных магазинов и иностранцев стало гораздо больше, чем прежде. Перед ним вставали отстроенные в последние годы всевозможные заморские здания и только что открытые заморские лавки. Над их островерхими, округлыми, покатыми крышами развевались флаги всех цветов. Попадались и малолюдные парки с высаженными ровными рядами деревьев. Улица была полита водой, будто здесь только что прошел небольшой дождь, было свежо и влажно, и иностранцы всех возрастов преспокойно прогуливались вокруг; все было точь-в-точь как на картинках заморской жизни, которые попадаются на заморских шкатулках. Стеклянному Цветку вдруг почудилось, что он одним махом пересек моря и попал прямо в мир иностранцев.
Ян Дяньци велел вознице остановиться. Они сошли, приказчик расплатился с возницей. Пока Стеклянный Цветок пытался сообразить, где он находится, что-то твердое и тяжелое ударило его прямо в щеку. У Стеклянного Цветка даже в глазах потемнело, ему показалось, что кто-то бросил в него кирпич; вот и несколько дней назад у Восточных ворот на него ни с того ни с сего свалился кирпич и больно ударил его по плечу. Сморщившись от боли, он громко заорал:
— Ну вы, мать вашу, совсем уже третьего господина за человека не считаете!
— Не ругайся ты почем зря. Это иностранцы так в мяч играют.
Ян Дяньци поднял с земли маленький, в ворсинках мяч и показал его Стеклянному Цветку.
— Смотри, это называется теннисный мяч.
Тут он заметил, что слева от него была лужайка, а на лужайке стояли два иностранца — мужчина и женщина, и их разделяло что-то вроде рыболовной сети. Оба иностранца держали в руке ракетки с короткими ручками. Они смотрели в его сторону и смеялись. Мужчина заливался смехом все пуще, он так развеселился, что даже грохнулся наземь и стал кататься по траве: то брюхом кверху уляжется, то задом. Женщина смеялась и что-то кричала Ян Дяньци на своем языке. Ян Дяньци тоже что-то ответил ей по-иностранному.
— Что ты им сказал? — спросил Стеклянный Цветок.
— Они просят тебя не сердиться. Я сказал им, чтобы они не церемонились.
— Церемонились? Он ударил третьего господина и должен за это ответить!
— Ни черта ты не понимаешь. Иностранцы могут смеяться над тобой, а если они к тому же просят не сердиться, это означает, что они с тобой очень вежливы. Я смотрю, эти иностранцы еще молоды, а будь они постарше, стали бы они с тобой церемониться! Коли не спустят на тебя собак, считай, что вежливо с тобой обошлись.
— Ну а если я, мать их за ногу, не стану с ними церемониться?
— Тогда они позовут из своей управы человека в белой фуражке, посадят тебя в тюрьму на три месяца, будешь там голодать да терпеть побои, а с тебя еще и штраф сдерут. Такие вот дела, третий господин. Вы не смотрите, что в Тяньцзине вы парень видный, тут любой иностранец перед вами все равно что начальник управы. Здесь не наша земля. Мы уж лучше тихонько попросим бойца из Восточного моря помочь нашей беде, это дело немалое!
Стеклянный Цветок повертел в руке упругий диковинный мячик и сказал:
— Ладно, третий господин не будет на них сердиться, но и нечего им совсем прощать. Пусть этот заморский мячик останется у меня!
Он повернулся и хотел уже уйти, но иностранка в длинной белой юбке подбежала к нему и что-то сказала на своем языке. Ян Дяньци велел Стеклянному Цветку вернуть ей мяч и не очень-то выказывать свое неудовольствие.
Вконец разозленный, Стеклянный Цветок грубо швырнул ей мяч и вслух выругался:— Ударила третьего господина мячом по голове, третьему господину не надо таких вонючих девок!
Иностранцы не понимали по-китайски, но со смехом выкрикнули в его сторону какое-то слово. Стеклянный Цветок спросил у Ян Дяньци:
— Что они сказали? Три куска мяса? Они что, ругают меня за то, что я худой?
Ян Дяньци рассмеялся.
— Это английское слово, а значит оно «спасибо». Эти иностранцы на редкость вежливы, я на территории концессии уж сто раз бывал, а таких вежливых не видывал.
Гнев в сердце Стеклянного Цветка тут же растаял.
Они прошли немного по улице, и Ян Дяньци завел его в один заморский дом. Смуглолицый индус с чалмой на голове пошел известить об их приходе, они поднялись по лестнице, на которой стояли вазы с цветами, встретились с иностранцем по имени Бэйхаму — лысым, с рыжими усами и большим, грузным животом. Он держался дружелюбно, постоянно улыбался, время от времени разражаясь хохотом, словно все в мире его веселило. Еще там были две пожилые, распространявшие вокруг себя душистый запах иностранки с зелеными, как у кошек, глазами и тоненькими, как стебельки, талиями — того и гляди переломятся. Стеклянный Цветок впервые попал в дом иностранца, и у него с непривычки даже немного закружилась голова. Все вокруг было заморское: заморская комната, заморское окно, заморский стол, заморские стулья, заморские лампы, заморские книги, заморские картины, заморские свечи, заморское вино, заморский табак и еще много разных интересных и удивительных вещей, которых Стеклянный Цветок не мог хорошенько разглядеть. Он даже не знал, как добрая половина из них называется. Была там даже большая пегая собака с длинной шерстью, и, когда она ложилась на пол, было не так-то легко сразу разобрать, где у нее морда. Раньше он доставал заморские вещи, словно вылавливал рыбу из моря, а сейчас, можно сказать, он с головой ушел в это «заморское море».
Ян Дяньци и Бэйхаму неизвестно для чего ушли в другую комнату, и Стеклянный Цветок остался один. Тут ему как раз представился случай подробно рассмотреть заморские вещи, а иначе он бы зря сюда пришел. Он оглянулся по сторонам и, заметив, что на столе стоит маленькая бронзовая пушка, подумал, что она, наверное, для красоты здесь поставлена, из любопытства дотронулся до торчавшего из пушки рычажка, и вдруг бах! — из дула пушки вылетела какая-то штучка и упала на пол. Он нагнулся, а это, оказывается, заморская сигара. Он сигару поднял, но не смог засунуть ее обратно в пушку. Решив, что эта вещица сломалась, он смял сигару и тайком бросил ее за кресло. Потом он честно посидел некоторое время, но в комнату никто не зашел. Он снова посмотрел по сторонам и увидел, что слева от него висит что-то похожее на перевернутую серебряную чашу, сверху у нее ручка, а на ручке — фигурки двух голых женщин. Он легонько дотронулся до этой чаши и вдруг услыхал: «Динь, динь, динь». Оказывается, это был звонок. На звук звонка пришел индус с большой бородой и, в упор глядя на него, что-то сказал. Стеклянный Цветок его не понял, подумал, что его ругают, однако вскоре этот бородач принес чашку черной, густой, горько-сладкой горячей воды.
Он не понимал заморского языка и оттого чувствовал себя неловко. Ян Дяньци и Бэйхаму по очереди говорили и смеялись. Бэйхаму очень заинтересовали вещи, подвешенные к поясу Ян Дяньци, он без конца щупал и теребил их, издавая возгласы удивления, и те две иностранки тоже пришли посмотреть на них, как на какое-то сокровище. Он сидел в сторонке, не зная, что ему делать и как вести себя с иностранцами. Ему оставалось только поступать так же, как Ян Дяньци, и смеяться заодно с ними. Другие кивнут головой — и он кивнет головой, другие покачают головой — и он покачает головой. Если повторять за другими все, что они делают, то даже мертвец сойдет за живого. Мало-помалу у Бэйхаму как будто появился к нему интерес, он все время поворачивался к нему и смеялся. Понравился он ему — или, может быть, над ним насмехались? Понять нельзя. Когда пришло время прощаться с Ян Дяньци, Бэйхаму несколько раз сказал «бай-бай», все смотрел на него и хохотал, потирая лысую макушку.