Повести и рассказы
Шрифт:
Ксения Павловна с трудом пришла в себя и попыталась помочь Зине внести чемодан.
— Тебе нельзя носить тяжести! — остановил ее Николай Николаевич.
— Хорошо, хорошо… Только не начинай рассказывать о моих болезнях. Умоляю тебя!
— Твоими болезнями он может защититься от мужчин, но не от женщин, — сказала Лера. И первая вошла в квартиру.
— Они очень любят друг друга, — стала объяснять Зине Ксения Павловна. — Но часто пикируются. Не принимайте это всерьез…
Зина знала, что летом в квартире был сделан ремонт. Она в это время была в отпуске, но, когда вернулась,
У Петра Васильевича была большая семья. Жизнь в квартире затихала рано: кому-то утром нужно было на работу, кому- то в школу, кому-то в детский сад.
Петр Васильевич звонил в Зинину дверь и приглашал:
— Пойдем-ка на кухню, поговорим об искусстве!
…Из коридора раздался горестный шепот Николая Николаевича:
— У нее будет абсолютно искаженное представление о нашей семье. А ведь это моя актриса. Где она, кстати?
— На кухне, — громко ответила Лера. — Вы здесь? — Она заглянула на кухню. — Самое уютное место в квартире!
«Внешне она похожа на отца, — подумала Зина. — А характером, по-моему, на меня… Говорят, что одноименные заряды отталкиваются. Жаль, если это всегда так…»
Лера ей нравилась. Черты ее лица, правильные и значительные, были чертами отца. Но, как это часто случается, дочь, похожая на красивого отца, была некрасива.
— Жаль, что вы не похожи на Ксению Павловну, — сказала Зина. И замолчала, устыдившись собственных слов, что случалось с ней очень редко.
— Все так думают. А сказали вы первая.
Зина сказала так, потому что Лера не могла вызывать жалости или сочувствия. В ней не было самоуверенности, но была уверенность, которая никогда не свойственна неудачницам.
— Чем вы занимаетесь? — спросила Зина.
— Поступила в медицинский.
— У нас хороший мединститут.
Все опять вышли на площадку лестницы. По дороге Зина успела сказать Ксении Павловне:
— Вам нужно было бы сниматься в кино.
— Я когда-то снималась…
— Вы? Да ну?! — Зина вытаращила глаза.
— Разгружаться! Разгружаться!.. — сказал Николай Николаевич. — Надо ведь совершить еще один рейс на станцию. За остатками нашего имущества!
Вскоре он с Лерой уехал на станцию. Зину он в грузовик не пустил…
— Зайдите, пожалуйста, ко мне, — пригласила она Ксению Павловну.
Зина занимала небольшую комнату в двухкомнатной квартире. Ее соседкой была заведующая литературной частью Тонечка Гориловская. Тонечка участвовала в работе всех литературных объединений города, ходила на все вечера молодых прозаиков и поэтов, на все читательские конференции, которые созывались в библиотеках. Поэтому у Зины было впечатление, что она живет в отдельной квартире.
Вся комната была увешана фотографиями, на которых был запечатлен Петр Васильевич во время репетиций.
Войдя, Ксения Павловна не стала с любопытством оглядываться по сторонам, как это часто делают, приходя в незнакомый дом.
— Сюда можно сесть? — спросила она.
— Садитесь куда хотите!
Ксения Павловна присела на диван.
— Это
Петр Васильевич, — сказала Зина, не указывая на стену: никакого другого мужчины в комнате не было.— Говорят, он был очень милым, талантливым человеком… — сказала Ксения Павловна.
— Второго такого нет! — ответила Зина.
— Я верю вам…
— В туристских справочниках пишут, что наш город славится металлургическим заводом, курортом, на котором лечат ревматизм, и театром юного зрителя. А до его приезда город славился только заводом и курортом…
Вдруг Зина вспомнила о чем-то, плюхнулась на диван рядом с Ксенией Павловной и уставилась на нее:
— Так вы снимались в кино?
— Это было сто лет назад. Я тогда еще училась в институте.
— В каком?
— В театральном.
— Не может быть! Значит, вы тоже артистка?!
— Сейчас уже нет.
— Ушли из театра?
— По сути дела, я в него и не приходила.
— Ничего не пойму… И вы так спокойны?
Зина схватила Ксению Павловну за руку. По-детски изумленные глаза ее требовали ответа.
— Это получилось как-то само собой, — задумчиво, но без грусти сказала Ксения Павловна. — Играть роли, которые мне когда-то хотелось играть, я не могла.
— Почему?
— Николай Николаевич всегда был главным режиссером театра. И мне, его жене, исполнять главные роли… В общем, он этого не мог допустить. И я его понимала. Люди с принципами и правилами заслуживают уважения. Вы согласны?
— А другие театры? — допытывалась Зина.
— В городах, где мы жили, обычно был только один театр. Сперва я работала на радио… Читала стихи. Но потом перестала… Появился сын. Он сейчас учится в Ленинграде. Потом Лера… О Николае Николаевиче надо было заботиться. Они стали главными действующими лицами пьесы, в которой я участвую до сих пор. И с большой радостью…
Зина по-детски быстро переходила от одного настроения к другому. Неожиданно она вскочила с дивана и всплеснула руками:
— Вы же, наверно, голодная? И они тоже! Сейчас я устрою ужин.
Зина, словно готовясь к праздничному приему, забегала по квартире, захлопотала.
— Я вам помогу, — предложила Ксения Павловна.
— Ни в коем случае!
— Вы любите заботиться о других людях, да? Устраивать чужие судьбы?..
— Как все одинокие женщины!.. — весело ответила Зина.
Ксения Павловна помолчала немного, наблюдая за Зиной, которая, накрывая на стол, то и дело отвлекалась от предстоящего ужина, о чем-то задумывалась и даже положила сыр в хлебницу.
— Вы, значит, играете девочек? — спросила Ксения Павловна.
— А самой двадцать семь лет. Сообщаю об этом, потому что все равно об этом все знают.
— Как… все?
— Те, которые ходят в наш театр. Это же интересно: выяснить, сколько лет артистке, играющей двенадцатилетних. Сперва начинают восклицать: «Нет, это не артистка! Не обманывайте нас… Это девочка! Не может быть, чтобы это была женщина. Сколько ей лет?..» И тогда билетерши, гардеробщицы и вообще все, кому так говорят, с гордостью сообщают: «Ей двадцать семь лет!» В будущем году скажут: «Двадцать восемь!» И чем больше мне будет лет, тем больше в их голосе будет гордости.