Повести о совести

Активно вела себя и подрастающая смена. Анатолий Колотовкин освоил аппарат искусственного кровообращения и стал пионером хирургии на крупных сосудах в регионе. Рядом с ним дерзали Сергей Емелин и Семён Галочкин. Подключали ребята аппарат к нижней конечности, он обеспечивал кровоснабжение к больной ноге, а они, спокойно убрав узкий участок артерии, вшивали протез сосуда, который позволял восстановить ток крови и тем самым сохранить человеку ногу. Прогресс в хирургии? Несомненно, прогресс и все это под руководством Шинкаренко, хотя подобные операции уже давно делались в столице и больших городах. Самому шефу, начальству и медицинской общественности хотелось большего, тем более что профессор обещал. Время шло, обещания оставались обещаниями, клиника давно перестала быть одной из ведущих в стране. Шинкаренко больше того, что было, выжать из себя не мог, да и не старался.

Пришла пора, и Александр Луганцев-младший получил диплом врача. Галина Викторовна, доцент одной из терапевтических кафедр института, записалась на прием к ректору. Виктор Павлович Григорьев, познавший весь ад войны, прошедший путь от полкового врача до ведущего хирурга эвакогоспиталя, на гражданской службе тоже прошел большую школу жизни, занимал многие руководящие посты, любил людей, понимал их, разбирался, кто есть кто. Ректор принял Галину Викторовну незамедлительно, он очень уважал ее мужа, и все время не назойливо помогал вдове, наблюдал за учебой сына. Виктор Павлович не сомневался, что речь пойдет о дальнейшей судьбе Александра, и потому после взаимных приветствий первым задал вопрос:

– Как ваш сын, Галина Викторовна? Что думает делать дальше?

– У сына есть одна мечта – продолжить дело отца. Я пришла просить вас открыть аспирантуру на кафедре профессора Шинкаренко.

– Выйти замуж не напасть, лишь бы с мужем не пропасть, – пословицей ответил ректор.

– Не совсем поняла, к чему это?

– Да к тому, что место в аспирантуре будет без проблем. А вот удастся ли Саше подготовить и защитить кандидатскую диссертацию, я не знаю. Ну, посудите сами, уважаемая Галина Викторовна, если зять Шинкаренко, имея тему, за четыре года не написал ни одной научной статьи, если сыну определена тема, по которой он за всю жизнь материала не наберет, то что он может предложить Александру. В Москву надо ехать, только в Москву. Я надеюсь, старые друзья Александра Андреевича не оставят его сына без внимания.

Вечером Луганцева звонила домой Просвещенцевым. Трубку взял Алексей Михайлович, член ЦК КПСС.

– Рад! Очень рад вас слышать, Галина Викторовна.

Галина справилась о здоровье друга и его жены. Рассказала о своих делах и хлопотах.

– Ну, это не вопрос, это не трудно. Завтра с утра переговорю с Борисом Васильевичем Петровским. Думаю, министр решит все без проблем. Кстати, и сами можете ему позвонить.

– Мне как-то неудобно, столько лет не звонила, а как приспичило, вот она, я.

– Очень даже удобно. Мы с ним совсем недавно вспоминали Александра Андреевича. Петровский справлялся о вашем здоровье, спрашивал о Саше. Так что звоните, моя хорошая.

– Позвоню, но только после вас, если позволите.

– Как скажете, так и будет. Передаю трубку супруге, она рядом.

Подруги еще долго разговаривали о своем, о женском, напоследок договорились в ближайшее время встретиться.

Академик Петровский принимал Луганцевых во Всесоюзном научно-исследовательском институте клинической и экспериментальной хирургии Минздрава СССР. Прием был теплым, вспоминали совместные встречи, Александра Андреевича. Борис Васильевич по-отцовски потрепал Сашу за вихор:

– А ты, парень, очень похож на отца. Если будешь таким же целеустремленным, из тебя толк выйдет.

После наставлений и пожеланий академик пригласил профессора Черноусова:

– Принимай, Александр Фёдорович, сына моего друга, отдаю тебе его на воспитание, сделай из него хорошего хирурга. Сумеешь?

– Постараюсь, если и он стараться будет.

– Буду! – твердо ответил Александр.

Он учился сначала в клинической ординатуре, затем в аспирантуре, вхождение в профессию было стремительным, материала для диссертации было с избытком, работа нравилась. Молодой Луганцев только об этом и мечтал, чтобы работа была утром, днем, вечером и ночью, он попал в свою стихию, он был под стать отцу, у него все получалось. Учитель, профессор Черноусов, радовался, но почти никогда не хвалил, ибо малое количество замечаний у хирургов и есть похвала.

Пока Луганцев младший учился, дома в родной клинике был застой, попытки движения вперед нельзя было назвать прогрессом, слухи и сплетни обуревали некоторых сотрудников, не давали покоя, отнимали золотое время и замещали научные мысли.

Доброжелатели рассказали профессору Шинкаренко, как о нем отзывается ректор Григорьев, то ли кто-то подслушал разговор Виктора Павловича с Луганцевой, то ли руководитель вуза высказался где-то в другом месте о невысоком потенциале Виталия Карповича как ученого. Злоба долго кипела в душе хирурга, потом притихла и разгорелась с новой силой, когда ректор предложил уступить два этажа вновь отстроенного здания клиники для кафедры профессора Зарубина. Виталий понимал, что это не личное решение ректора, что за этим стоит высокий покровитель Зарубина. Шинкаренко бесило другое, почему Григорьев не вступился за него, почему не отстоял, не оградил его детище от захвата.

«А может, он сам, этот неудавшийся хирургишка завидует ему, известному профессору, завидует и мстит. Но ничего, я тебе тоже отомщу за твои выходки, за твой язык, который мелет на каждом углу, что я научный труп», – терзался и днем, и ночью Виталий.

Все, новый враг определен, осталось его победить. Для таких под-коверных битв нужен Фимкин и их новый друг Невежин, а этот был мастером интриги еще хлеще Генриха. План друзья разрабатывали недолго, вскоре несколько жалоб от разных вымышленных авторов о невероятных притеснениях ректором талантливых работников ушли в Минздрав, с коротким интервалом туда приходили новые. Когда количество писем превысило три десятка, чиновники министерства решили создать комиссию и проверить работу медицинского института на берегу Волги. Комиссию возглавил начальник главка по учебным заведениям, проверяли все, кроме научной работы, накопали массу мелких замечаний и ничего существенного ни в финансовой сфере, ни в приеме студентов, ни в методиках обучения не нашли. Хотя в беседах с сотрудниками выявили много недовольных. Так бывает всегда, умные и талантливые молчат или говорят, что их все устраивает, а неудачники, люди, севшие не в свои сани, плачутся, иногда так громко, что окружающим начинает видеться конец света. Тайные заговорщики тоже беседовали с членами комиссии, но их информация была нейтральной, зачем, же себя подставлять, когда плакальщиков и так больше чем надо.

Председатель комиссии доложил все в обком КПСС, там переварили информацию быстро и решили от греха подальше предложить товарищу Григорьеву другую работу. Вот так-то! А ведь хороший был ректор, опытный честный, открытый, открытость его и погубила.

А злопыхатели потирали руки, кое-кто из них готовился занять место ректора. Ан, нет, не прорезало. Через два месяца приехал ректор из другого мединститута, солидный, не слишком разговорчивый и с первого взгляда недоступный.

– Ничего… – сказал подельникам Фимкин. – Мы и к этому подход найдем, узнаем о нем побольше, изучим повадки и обуздаем, а не поддастся, сбросим, все люди не без греха.

Заговорщики, довольные собой, подняли рюмки и выпили за дружбу.

Пять лет прошло незаметно, но это с первого взгляда, Александр Луганцев скучал по родному городу, по Волге, по маме, но эта тоска и воспоминания придавали ему силы и работоспособность, он торопился и все исполнил в срок. Молодой кандидат медицинских наук и уже состоявшийся хирург прибыл к родному очагу летом. Не успел оглядеться, встретиться с друзьями, как узнал новость: объявлен конкурс на замещение вакантной должности ассистента кафедры, руководимой профессором Шинкаренко.

«Меня ведет сам Бог. А может, и отец с небес помогает. Надо принять участие в конкурсе», – рассуждал сам с собой Саша.

На следующий день направился в гости к Виталию Карповичу, тот встретил его с распростертыми объятиями, наговорил множество комплиментов, внимательно прочитал все документы, угостил чаем и, конечно же, непременным печеньем с маслом. Но как только Александр начал говорить о конкурсе, профессор слегка изменился в лице.

– Видишь ли, дорогой Сан Саныч, конкурс этот объявлен на полставки и то для урологов, нам же вменили в обязанность преподавать урологию. Ты в этой науке что-то понимаешь?