Повести

посланный на верную гибель, хотя в тот момент с какой-то подспудной завистью лейтенант думал, что - в

жизнь...

Еще не совсем отдышавшись, он приподнялся и сел на снегу. Редкие огненные светляки пуль низали

снежные сумерки уже далеко позади, навстречу им летели другие из сосняка за поймой - это вступил в

бой батальон. Здесь же, возле кустарника, было спокойно, перед ними лежал голый, не очень

заснеженный склон с гривками бурьяна по межам. Ивановский достал часы - было половина десятого.

– Кто стрелял? - сдержанно, с запоздало вспыхнувшим гневом спросил лейтенант, вспомнив тот

злополучный выстрел.

Невдалеке среди пластом лежащих тел в белом кто-то заворошился и сел на снегу, по острию,

выпиравшему под капюшоном, командир узнал Дюбина - старшина был в буденовке.

– Выстрелил Судник.

– Я выстрелил, - виновато и глухо подтвердил простуженный голос, и Судник расслабленно поднялся

на ноги.

– Почему стрелял?

Боец двинул у ноги винтовкой.

– Да вот, с предохранителя соскочила.

Ивановский вгляделся в замотанное бинтом оружие, и его передернуло от злости - у бойца была СВТ,

эффектная с виду десятизарядка, сложная по конструкции и не очень надежная в бою. Просто беда, как

он перед выходом недосмотрел, разве можно было с таким оружием отправляться в тыл к немцам?

– Черт бы вас побрал! - не сдержав гнева, с тихой злостью заговорил лейтенант. - Что у вас за

оружие?

– Винтовка.

– Какая винтовка?

– Самозарядная Токарева номер эн эм шестьсот двадцать четыре.

– «Эн эм»! Вы похуже не могли найти?

Видно, только теперь поняв свою оплошность, боец виновато потупил голову. Лейтенант почти с

ненавистью глядел на его придавленную тяжестью вещмешка фигуру, мокрый, обвисший на коленях

халат. Однако весь его неказистый вид выражал теперь лишь вину и покорность. Эта его покорность и

58

непрестанно подстегивающее лейтенанта время скоро заглушили вспышку командирского гнева;

Ивановский понял, что бесполезно взыскивать с бойца за дело, о котором тот не имел представления.

Тем не менее он не мог игнорировать тот факт, что этот Судник едва не погубил всю группу.

– Вы понимаете, что вы наделали?

– Черта он понимает!
– вдруг сидя заговорил Лукашов.
– Разгильдяй он. Зачем было брать такого?

Судник по-прежнему стоял молча, уронив голову.

– За такое дело вот кокну тебя к чертовой матери!
– угрожающе прошептал лейтенант.
– Понял?

Голова бойца склонилась еще ниже, но он, видно, решительно не знал, что сказать в свое

оправдание, и, похоже, готов был ко всему.

– Ладно. Потом мы с ним потолкуем, - наверно, почувствовав нерешительность в голосе командира,

примирительно сказал Дюбин.

– Я еще разберусь с тобой, - пообещал Ивановский и скомандовал: - На лыжи!

Все враз зашевелились, разбирая лыжи и пристегивая к сапогам крепление, - задерживаться тут не

годилось. Лейтенант ухватил за концы палки и оглянулся, дожидаясь готовности группы.

– Я бы его проучил! Мне он не попался, сопляк, - натягивая рукавицы, ворчал поблизости Лукашов.

– Ладно, всё!
– громким шепотом оборвал его Ивановский.
– Готовы? Судник - за мной! Марш!

Лейтенант резко взял с места, направляясь в прогал кустарника, однако в рыхлом снегу лыжи

скользили плохо, проваливаясь в глубокие колеи, из которых торчали лишь загнутые концы. Ветки

кустарника цеплялись за маскхалат, срывали с головы капюшон. Наверное, четверть часа лейтенант

продирался через кустарник, пока наконец не вырвался в поле. Тут его сразу охватил порывистый ветер,

но стало просторнее. Ивановский нащупал лыжами более твердый участок снега и оттолкнулся палками.

Взгляд его был устремлен вперед, лейтенант не оглядывался, он слышал шорох лыж сзади и мерное

привычное дыхание бойцов. Его гнев против Судника стал понемногу спадать, наибольшая беда

миновала, и Ивановский начал свыкаться с тем, что их осталось восемь. Правда, полностью

примириться с этим было нельзя, завтра ему очень нужны будут люди, и Судник заслуживал

строжайшего наказания. Но как его наказать?.. На гауптвахту здесь не посадишь, придется отложить все

до возвращения. К тому же, в общем, им повезло. Если разобраться, так еще неизвестно, как бы оно

обернулось, если бы Судник не выстрелил, не ранили Кудрявца и он ее отправил с ним Шелудяка,

который отвлек на себя огонь немцев. Вполне возможно, что до утра им бы не удалось прорваться из-за

того обмежка, а по светлому времени их бы легко расстреляли из минометов. Много ли нужно для десяти

человек? А так вот проскочили, и теперь только бы не нарваться в ночи на какие-нибудь тыловые части.

Вскоре на снегу наметился небольшой спуск, лыжи пошли вперед легче, рукам стало свободнее, и

лейтенант оглянулся. Судник прилежно шел следом; за ним, слегка оторвавшись, тянул в сумерках

Лукашов. Остальные тоже как будто подравнялись, и в ветреном ночном сумраке слышался сплошной

шорох снега под лыжами. Лейтенант еще увеличил темп. Дорога была дальняя, даже слишком дальняя

для одной ночи, и очень надо было спешить. Тут он еще помнил маршрут, изученный накануне по карте,

и знал, что скоро опять пойдет пойма все той же речушки. Далее и следовало все время ее держаться.

После кустарника бойцы вошли в ритм, и группа споро двигалась в серых ночных сумерках.

Беззвездное небо сплошным пологом накрыло зимний простор, в котором тускло темнели размытые