Повестка в жизнь
Шрифт:
Наверное, самое важное, чего необходимо достичь, – это понять и признать самого себя, несмотря на разные провокации. В армии чисто мужской коллектив и очень не просто, впервые попав туда, найти в нем свое место. Сразу попытаться понять этот новый мир и принять – очень сложно, особенно это сказывалось на солдатах, живших до армии в больших городах. Я, конечно же, не хочу отзываться о всех без разбора. Мне не было трудно или тяжело прижиться в таком коллективе, я всё детство провел в гораздо более худших условиях – в поселке, где всё так же на виду, как и в армии.
Как-то, уже порядком послужив, я зашел в чипок, это солдатское кафе, где за сравнительно небольшие деньги, которые нам присылали из дома в конвертах, или на выданную
Не знаю, что он хотел этим сказать, может, надломить морально, а может, просто пошутил. Я не почувствовал тогда никакого опасения. Меня смутили его слова и его поступок, но веревку я сохранил, потом повесил крестик на нее, а уже в войсках – «смертник» (личный номер, медальон). Этого делать было нельзя: веревка на шее должна быть очень тонкой, чтобы противник, подкравшийся сзади, не смог тебя ей же придушить. Но меня никогда это не пугало, я так и носил «смертник» с этой веревкой в армии и еще много лет после, я должен был сдать его, оставить в части, но решил взять себе, сдал в штаб медальон с таким же номером, сделанным мною из ложки. Сейчас веревка, к сожалению, сгнила, и то, что осталось, я снял и положил в банку.
Вот так: часть оставшейся веревки, попавшей ко мне тогда, я до сих пор храню, даже не знаю зачем.
Однажды всех потряс один случай. Солдат, охранявший знамя части, застрелился. Знамя всегда охраняли с боевым оружием. Тому солдату девушка написала, что бросает его, вот он и нажал на курок. Все письма от девушек у нас старались отслеживать, вскрывали, изучали и при необходимости не отдавали адресату, а это письмо, вероятно, пропустили. Думаю, на первом году службы необходимо более тщательно следить за моральным состоянием солдат и увеличить посещение штатных психологов.
Но и без помощи мы очень хорошо поддерживали друг друга, почти каждому приходили письма с сообщением, что девушки их бросают. Я знаю только одну историю, в которой девушка хранила верность все два года.
Всё во мне торжествовало, когда надрывал конверт в желании скорее прочитать строки, написанные рукой любимой девушки. Она писала о своей жизни без меня и о проблемах, казавшихся мне ерундой, но содержимое письма не так волновало, сколько слова в конце: я тебя жду. Но прошел первый месяц службы, начался второй, и я пополнил строй брошенных солдат. Конечно же, я страдал, хотя в армии этим заниматься совсем некогда, но довольно быстро забыл о ней. А кому-то, видимо, это сложно сделать. Такой случай был один за всё время службы.
Ну и конечно, многие из нас узнали дедовщину во всех ее проявлениях, хотя «дедов» [8] в этой части практически не было. В моей роте точно не было. К концу службы пришел к выводу: в армии издеваются по большому счету очень слабые люди, получившие немного преимущества над другими.
Мне удалось сохранить достоинство, пройдя многие испытания. Тут, в армии, в мужском коллективе, всегда будут слабые, сильные, желающие быть выше всех, и те, кто готов подчиняться, как и в обычной жизни. С одной лишь разницей: здесь процесс определения себя в социуме проходит очень быстро и всегда прямо, через насилие, ведь некуда спрятаться, ты всегда в окружении людей.
8
После полутора лет службы черпака переводят в деды – дед всё знает, всё прошел и испытал, теперь он может просто отдыхать. Дед расшифровывается – Домой Едут Дембеля.
Я ощущал себя на какой-то черте, очень сложно быть посередине. Ты или с теми, кто сильный и жаждет власти над остальными, заставляя их подчиняться, или с теми, кто принимает условия сильных.
Мне
хотелось занять третью, несуществующую, сторону. Но со временем я убедился, что ее действительно нет. Стать сильным – это почти всегда быть жестоким, возможно, унижать, бить, потому что легко могут сломать, если ты не обладаешь хорошей физической силой или душевным стержнем. А быть слабым – это просто выбор каждого. Можно сказать «нет», дать отпор, тебя изобьют, может, еще раз, но рано или поздно признают в тебе силу. Но думаю, каждому свое, мне не хотелось быть слабым и чистить унитазы или мыть полы, но и унижать других я не хотел. Поэтому я так и не определился – с кем я и долго сопротивлялся всему этому.Был, к примеру, случай… Офицер нас построил на выходе из столовой и повел куда-то. Мы шли так, как должны были идти, строем, нога в ногу. И вскоре он передал командование над нами одному из солдат. Этот солдат был довольно наглым, из «сильных». Офицер куда-то ушел, и власть перешла к нему, и этот новоявленный командир стал изгаляться. Его друзья вышли из строя, а он стал командовать остальными и мною в том числе. Он кричал какие-то глупые приказы, и мы его слушали и выполняли их, но он перегнул палку (удивительно, но сейчас я не могу вспомнить, что это было), и я не смог подчиниться. Что-то внутри меня заставило остановиться и не двигаться дальше. Этот солдат приказал мне вернуться в строй и выполнять приказ. Он криком, угрозами хотел меня заставить слушаться его.
Внутри во мне уже кипела кровь, я не желал этого делать, это был предел, а точнее, меня поставили перед выбором – сломаюсь я или нет. Этот «командир» был наглым, авторитетным, но это далеко не значит, что сильным. Он накинулся на меня – хотел избить при всех. Но не учел, что рано или поздно перед ним мог оказаться человек, способный дать отпор. Через мгновение он уже лежал на земле, а я сидел на нем, занеся руку для решающего удара. Что меня остановило, я не помню, может жалость, я слез с него, поднялся и отошел. Один из его дружков кинулся на помощь – поднял его, и они вдвоем устремились ко мне. Счет шел на секунды. Понимая, что двоих одолеть сложнее, я приготовился – снял ремень с флягой, зажал его в правой руке. Первым я ударил того, с кем дрался, со всего размаха, флягой. Он упал. Я сбил с ног второго, сел на него, в долю секунды решив не допустить новой ошибки, нужно было его «добить», а не «прощать» как первого. «Или простить?» – мысль. Именно мысль о «простить» была тем мгновением, которое позволило несостоявшемуся командиру напасть на меня сзади и придушить. Им все-таки удалось избить меня, но благодаря моему поступку, его липовый авторитет был сломлен. Мой нос был разбит, болело всё и где-то еще. Но я дал отпор!
Рассказывая так подробно об этом, я хочу сказать будущим бойцам, что, если перед вами стоит человек и громко кричит, это еще не значит, что он много может.
По итогу учебки по прошествии шести месяцев я сдал все необходимые нормативы, и мне присвоили звание младшего сержанта, теперь весь мой призыв ждал распределения. Был какой-то ажиотаж, а скорее, все мы жаждали выбраться из учебки, но боялся попасть в «плохую» часть. Я уже довольно хорошо разбирался, что такое армия, на своей шкуре всё прочувствовал. Очень не хотелось попасть в стройбат, по слухам, солдаты там всё время что-то строят, копают, и набирают туда в основном неугодных, проблемных.
Мне вспоминается, что все грезили частями, расположенными в южной стороне России, такими как Чеченская Республика, республика Дагестан. Попасть именно в эти республики считалось у нас везением, или только я хотел там служить, как тот мой друг, вернувшийся из армии.
Вечерами размышляя о дальнейшей судьбе, мы оценивали шансы. Я услышал, как кто-то сказал, что в опасные места не берут на службу солдат, которые росли в семьях без отцов и являлись старшими из братьев. Как раз мой случай, меня точно не возьмут, подумал я, но решил точнее разузнать об этом. Допытываясь у командира взвода, я выяснил, что это правда. Принудительно не отправляют, но, если написать заявление о желании там служить, то есть вероятность, что не откажут.