Повинуюсь и слушаю
Шрифт:
Опять невезуха! Уже была готова выть и ругаться. Возможно, даже матом. Рот полон запаха дешевого коньяка. Нос чувствовал, что весь мир пахнет клопами. А на душе так плохо, что хоть плач.
— Анна, если ты наелась клоповьей малины, то подходи ближе, мы уже успокоили зверюгу.
— Как клоповья малина?
— Так, это малина со вкусом клопов. Колдуны её разводят, чтобы настойки делать. Говорят, что иногда получается не хуже «пяти звездочек».
— И вы молчали? — я захлебнулась от возмущения.
— Мы думали, сто
Я фыркаю на этих недотеп и полуволка. Вот и чего они такие ехидные? Чего я им сделала? Нет, что сделаю в дальнейшем — знаю точно, но сейчас-то из-за чего?
Подумаешь, голосом оглушила. Так это от испуга. Не виноватая я, он сам вырвался. Я думаю так, злюсь и потихоньку обрываю кустик с вонючими ягодами — кому-то сегодня достанется вкусная каша. Нет, я не злопамятная — отомщу и забуду. Если не забуду, что уже отомстила…
— Скажи-ка нам, волколак, ты зачем возник вот так? Мы тебя могли и грохнуть, понимаешь ты сей факт? — тем временем Зверобой протянул оборотню флягу с водой.
Зверюга асфальтового цвета благодарно кивнула и одним махом выдула фляжку. Только торопливые бульки разнеслись по поляне. Блестящие капельки остались на бороде, их ещё можно увидеть у собаки, когда та лакает из лужи.
— Я се говорю — напугался. Давно людей не видел. И хотел вас напугать, стобы вы как мосно быстрее отсюда убрались. Тут мои семли, тут моя отсисна, тут мой дом родной, — вздохнул лохматый путешественник.
Соловей начал потихоньку шевелиться. Мне кажется, или он в самом деле состроил фигуру из трех перьев и исподтишка показывал в мою сторону?
Я уже набрала полный карман ягод. Пусть карман будет испорчен, зато моя месть будет очень коварной. Сегодня вечером кому-то придется горько пожалеть о насмешках надо мной. И это сожаление в самом деле будет очень и очень горьким. Из груди вырвался смешок:
— Муахихик!
Видимо, я слишком громко выражаю свои эмоции, если существа на поляне вздрогнули и повернулись ко мне.
— Снаете, луссе я пойду, а то у вас какая-то девуска странная. Покусает есё, а мне потом придется уколы ставить от бесенства… — задумчиво проговорил оборотень, посматривая в мою сторону.
Нет, не показалось. Соловей и в самом деле показывал фигуру из трех перьев. Ещё и клювиком щелкал, пичуга неразумная. Почему-то захотелось подойти к неё и гаркнуть на ухо, чтобы окончательно прочистить то, что этот певец считает мозгом.
— Не обращай внимания. Она у нас смирная, особенно по ночам, когда спит зубами к клену, — махнул рукой Драмир.
— А у нас тут нет кленов, и вообсе, кроме дубов и сосен только бересы и тополя.
— Что же, значит остается вам только посочувствовать. Примите добрый совет — держитесь от нас подальше и тогда доживете до преклонной старости. Кстати, а почему с тобой соловей?
— Прибилась птаха, вот и коротаем с ней время. Срет немного, так что не
объедает.— Чего делает? — не могла я удержаться от смешка.
Нет, понимаю, что над «фефектами фикции» смеяться грешно, но порой эти «шепелявики» такое выдают.
— Кусает мало, — ответил смутившийся оборотень.
— А чем она кусает? Зубов-то нет, — я мстила и мстя моя была страшна.
Соловей и из второго крыла слепил знакомую фигуру. Я мило улыбнулась в ответ.
— Ест она по суть-суть. Ну сего она снова драснится? Пусть перестанет, а то я обисусь и уйду, — оборотень повернулся к Драмиру.
Мой сопровождающий исподтишка подмигнул мне, а сам сочувственно кивнул оборотню, даже погладил его по макушке, отчего хвост оборотня дернулся пару раз.
— Она больше не будет. Правда, Анна?
Приходится скромно потупиться и кивнуть. Всегда улыбалась над этой фразой «скромно потупиться». Тупить порой так приходилось… и скромности там было такое количество, что ни вздохнуть, ни охнуть.
Мой творческий бенефис проходил на пять с плюсом, и зверюга окончательно успокоилась. Соловей тоже отвернулся от моей скромной персоны. Такой шанс подойти и гавкнуть…
— Тогда ладно. А сего вы сдесь рысете? На пятые тоськи приклюсений исете?
— Нет, нам троим нужен колдун. Чтоб настоящий, не болтун. Люди его Корнем кличут, не знаешь — где этот шалун? — вставил свои десять копеек Зверобой.
Ну да, как же без него. Ещё ножку отставил и губу оттопырил, чтобы на Маяковского походить.
— Нет, сто-то слысал, но сам не видел. Вроде он в Ледяных горах обитается. Так сто вам туда надо. Ладно, саболтался я с вами, а мне есё надо посты проверить. Вы это, если услысыте волсий вой, то не пугайтесь. Это мои слуги вас будут провосать. Стобы нисего не слусилось.
— Твои слуги? — пришла моя очередь щуриться.
А что? Не всё мужчинам это делать. Я тоже могу.
— Ну да, мои слуги. Я се Волсий пастырь, а они мне подсиняются. Ладно, некогда мне тут с вами. Пока-пока. И это, если буду нусен, то только посовите и я приду. Ну, если рядом буду.
Оборотень сделал прыжок, от вида которого все кузнечики передохли бы о зависти, и скрылся в лесной чаще. Лишь протяжный удаляющийся вой показывал, где находится эта зверюга. И в его вой вплетались насвистывания соловья.
— Что же, пойдем дальше? И это, Анна, в следующий раз, когда надумаешь поорать… Предупреждай заранее? Ладно? — улыбнулся Драмир.
— Хорошо, буду предупреждать, — ответила я с милой улыбкой.
Я перебирала в кармане ягоды и ждала вечернего привала — вот там я смогу вволю наулыбаться. Вот там я буду отомщена за все нападки!
Вечер пришел также неожиданно, как и в остальные дни. Облака на горизонте окрасились в запрещающий цвет светофора, и на лес накинулись сумерки. Они размывали очертания и окунали всё в один сплошной грязно-зеленый цвет.