Повод для беспокойства

Джейкоб сымитировал звук сирены. Кэти не разбиралась ни в двигателях внутреннего сгорания, ни в космических полетах (Джейкоб хотел стать гонщиком, желательно на Плутоне), но полагала, что лет так через двенадцать ей будет легче смириться с запахом пота и тяжелым роком, чем с шопингом и анорексией.

Уложив сына в постель, она сделала себе джин-тоник и пролистала, не особо вникая, последний роман Маргарет Этвуд. Беда с мужчинами заключается в том, что они занимают слишком много места. Дело даже не в привычке разбрасывать ноги в метро или скатываться по перилам. Они постоянно требуют внимания. Рядом с другой женщиной ты можешь думать о своем. А у мужчин на голове все время мигает красная лампочка. «Привет! Это я! Я здесь!»

«Что, если Рэй никогда не вернется?» – безучастно подумала она.

Очевидно, дело в возрасте. В двадцать ты сражаешься с многоруким чудовищем. Важен каждый миг. В тридцать жизнь похожа на загородную прогулку. Большую часть времени думаешь о чем-то другом. А к семидесяти – просто смотришь бильярд по телевизору.

Прошла пятница. От Рэя – ни слуху ни духу. Джейкоб попросился к бабушке, и Кэти решила: почему бы и нет? Мама понянчится с внуком, а она переведет дыхание. Или папа сводит Джейкоба на аэродром. Мама спросит, где Рэй, но через минуту забудет.

Кэти позвонила родителям. Мама неестественно обрадовалась.

– Заодно обсудим меню и план рассадки гостей. Осталось всего полтора месяца.

У Кэти екнуло сердце. Ну, хоть Джейкоб развлечется.

48

Джин позвонила Брайану. Сказала, что Джорджу в дороге стало плохо и он вернулся.

– Что-то серьезное? – спросил Брайан.

– Надеюсь, нет, – ответила она.

Он так обрадовался, что не стал расспрашивать, и Джин была ему за это очень благодарна. Джордж уже пять часов спокойно спал на диване. Что-то серьезное? Ей-то откуда знать? Он появился дома в половине десятого утра с разбитой головой, помятый, будто ночевал в канаве.

Наверное, стряслось что-то ужасное, а он не пожелал ничего рассказывать. Снял номер в гостинице. Почему не позвонил и заставил ее волноваться? Молчит. Явно пил. Учуяв перегар, Джин разозлилась. А после слов о смерти задумалась: что-то не так. Нес чушь какую-то – рак, экзема. И настойчиво показывал пятно. Может, у него и правда не в порядке с головой? Джин хотела позвонить врачу, но Джордж уперся и заявил, чтобы и думать об этом забыла. Мол, он уже был у врача, и это не помогло.

Джин позвонила в магазин и в школу, отпросилась на пару дней. Пошла наверх и набрала Дэвида. Выслушав всю историю, тот сказал:

– Не вижу ничего странного. Ты никогда не думала о смерти? Бывает, просыпаешься среди ночи и не можешь уснуть. А уж на пенсии… Слишком много свободного времени…

Ближе к чаю Джордж зашевелился. Джин сделала ему какао с тостами, и он вроде ожил. Пыталась его расспросить, но ничего не добилась. Видно было, что ему тяжело обсуждать пережитое, и она сдалась. Сказала, чтобы не вставал, принесла его любимые книги и диски. Джордж казался усталым. Примерно через час она приготовила ужин и накрыла в комнате на журнальном столике, чтобы поесть вместе перед телевизором. Он съел все и попросил еще кодеина. Они посмотрели документальный фильм Дэвида Аттенборо о шимпанзе.

Джин постепенно успокоилась. Как будто время отмотали на тридцать лет назад. У Джейми – фолликулярная ангина. Кэти сломала ногу. Томатный суп и порезанные тосты. «Королевский суд», «Доктор Дулиттл» и «Швейцарская семья Робинзонов» по телевизору.

На следующий день Джордж изъявил желание перебраться в спальню. Утащил с собой телевизор и залег в постель. Сказать по правде, Джин стало чуточку грустно. Она заглядывала к нему каждые полчаса – узнать, не нужно ли чего, но его вполне устраивало собственное общество. Ее всегда восхищало это свойство Джорджа. Заболев, он никогда не жаловался, не требовал, чтобы за ним ухаживали. Уходил в свою конуру и отлеживался, свернувшись калачиком, как больная собака, потерявшая интерес к жизни.

Под вечер он сказал, что отлично справится сам, и на следующее утро Джин поехала в магазин. Во время ланча встретилась с Урсулой. Начала было рассказывать подруге о том, что случилось, однако поняла – невозможно ничего объяснить, обходя такие темы, как рак, экзема, страх смерти, пьянство Джорджа и его разбитая голова. Не хотелось выставлять мужа сумасшедшим, и она просто сказала, что Джорджу пришлось отменить поездку в Корнуолл из-за желудочного гриппа. Урсула, в свою очередь, поведала, как весело было гостить в Дублине у дочери – четверо детей и муж-строитель, затеявший ремонт в ванной.

49

Собственное сумасшествие стало для Джорджа неожиданностью. Но самым странным оказалось то, что это очень больно. Раньше ему такое и в голову не приходило. Его дядя, всякие немытые крикуны в автобусах, Алекс Бэмфорд тогда, на Рождество. Джордж частенько употреблял это слово. Сумасшедший дом, сумасшедший день. Что-то несуразное, беспорядочное и смешное. Только теперь ему не до смеха. При мысли о дяде, которого за десять лет пребывания в больнице Сент-Эдвардс ни разу не навестил никто из родных, или о взъерошенном чечеточнике, танцевавшем за мелочь на Черч-стрит, у него начинало щипать в глазах.

Будь у Джорджа выбор, он бы лучше ногу сломал. С ногой все понятно, не надо ничего объяснять, и никто не требует, чтобы ты излечился умственным усилием.

Страх накатывал волнами. Когда Джорджа захлестывала очередная волна, он чувствовал себя как несколько лет назад, когда у него на глазах выбежал на дорогу и чудом не попал под машину маленький мальчик. В промежутках Джордж собирался с силами и старался не думать о следующей волне, чтобы не ускорять ее приход. Неотвратимый, перемалывающий сознание ужас наваливался на него в темноте, словно космические корабли в научно-фантастических фильмах, обгоревшие фюзеляжи которых наползают на экран.

Мысль, что у него действительно рак, начала казаться почти утешительной. Попасть в больницу, лежать под капельницей, слушать разговоры врачей и медсестер и не думать, где найти силы, чтобы прожить следующие пять минут. Джордж оставил попытки поговорить с Джин. Она честно старалась, однако понять не могла. Не ее вина. Заговори с ним кто-нибудь о подобных проблемах еще год назад, он бы отреагировал точно так же.

Джин никогда не впадала в уныние. Она беспокоилась. Злилась. Расстраивалась. И чувствовала все гораздо острее, чем Джордж. Как-то он разбирался в подвале и кинул в огонь старый скворечник, а Джин набросилась на него с кулаками. Но через пару дней у нее, как правило, все проходило.

И все же она составляла ему компанию, готовила еду и стирала одежду. И он ей был благодарен за это. И за кодеин – почти целую упаковку. Справившись с ужасом просыпания, Джордж выпивал две таблетки во время ланча и погружался в мягкий, обволакивающий туман до самого ужина, когда можно открыть бутылку вина.

В первую ночь Джордж спал на диване. Оказалось, очень неудобно, к тому же Джин считала, что это блажь. Он перебазировался в спальню. Лежать в постели, где произошло это, было не так ужасно, как он предполагал. Если подумать, жуткие вещи случаются везде: убийства, изнасилования, смертельные аварии. Например, в пятьдесят втором году в пабе «Фармерс-хаус» сгорела пожилая женщина, но когда идешь туда пропустить кружечку, то ничего такого не чувствуешь.