Повод для паники

– Просто я слишком добрый дедушка! – выкрикнул я. Мне приходилось надрывать голос, поскольку Хатори лишил меня всех видов связи, кроме командного окна на пикре. – Но на взбучку ты все равно напросишься!

Давала о себе знать сугубо профессиональная привычка. Работая на публику, мы всегда подначивали друг друга на арене подобными перебранками. Болельщики от них просто заходились в экстазе. Даже сейчас я не сумел удержаться от этой старой капитанской игры: за кем останется последнее слово.

– Размечтался, – злобно хохотнул Ахиллес. – Это не ты, а я чересчур добрый – дал тебе напоследок растрясти косточки! Растряс? Хватит! Теперь готовь гроб, дедуля!..

Оглушительно хлесткий, как раскат близкой грозы, треск разнесся по залу Закона. Звук напоминал выстрел снайперской винтовки, и я инстинктивно огляделся, недоумевая, откуда на арене мог взяться третий игрок. Однако никаких нарушений правил «контролки» не произошло – наши собратья просто не допустили бы этого.

Треск повторился. Теперь он продолжался гораздо дольше, и к нему добавился звон расколотого кварца. Несколько осколков упало с высоты неподалеку от меня. Забыв, что он находится в режиме громкой связи, Ахиллес грязно выругался, чего сроду не позволял себе на играх. Глядя вверх, мы на миг даже забыли друг о друге, так что заметь сейчас Блондин мою торчащую из-за укрытия голову, он имел бы возможность легко выбиться в победители. Но его, так же как и меня, встревожили звуки, доносившиеся из-под свода зала.

Однако, что бы там ни трещало над головой, долго рассиживаться на одном месте было для меня опасно. Как только осколки кварца отзвенели по полу, я вскочил на ноги и, стреляя на опережение, осыпал укрытие противника градом стальных шаров. Расходовать боеприпасы в таком темпе было нерационально, но я рассчитывал, что плотный огонь удержит Ахиллеса на месте, благодаря чему я подберусь к нему на расстояние точного выстрела.

Посмотрим, мерзавец, как тебе понравится такая растряска моих старческих костей!.. А это что еще за дьявольщина?..

Я даже присел от неожиданности, хотя чем-чем, а грохотом меня сегодня испугать было уже трудно. Я знал, что Блондин не стрелял из ракетницы, поскольку отчетливо видел его падающую из укрытия тень. Тень металась из стороны в сторону – Ахиллес судорожно пытался провести контратаку и припугнуть меня хотя бы неприцельным выстрелом. Но выстрела-то как раз пока и не было. Тогда откуда грохот?

Оттуда, откуда и треск – сверху…

Как я уже упоминал, в жизни меня не единожды били по голове, в том числе и сегодня. Вот и опять, когда перед глазами все дрогнуло и поплыло, ощущение было вполне знакомым и привычным. Разве что моя многострадальная голова никакого удара перед этим не испытала.

Верхушка Пирамиды, сама являвшаяся полноценной пирамидой размером со свой древнеегипетский прообраз, наконец-то не выдержала и рухнула, накрыв собой обоих бессовестных вандалов. Раздолбанный «метеором» и ракетницей, стенной каркас ослаб и уже не мог удерживать многотонные кварцевые панели. Мы же с Ахиллесом просто-напросто пощекотали пятки этому железному атланту, веками подпиравшему своды зала Закона. У титана, как оказалось, не хватило терпения выдержать такую усердную щекотку.

Сооружение провалилось внутрь сверкающим рубиновым водопадом, превратившись в груду битого кварца, часть которого тут же ссыпалась с десятого яруса и потекла по пологим стенам звонкими искристыми потоками. За несколько секунд знаменитая маршальская Пирамида изменила форму и обратилась в усеченную. На верхней плоскости новой Пирамиды образовалась грандиозная свалка – осколки кварца вперемешку с обломками металлоконструкций. Это и портило правильные геометрические очертания преобразившегося строения.

Мне несказанно повезло, что на момент обрушения я маячил не в центре зала, а с краю – там, куда с малой высоты упали лишь остатки кварцево-металлического обвала. Основная же его масса рухнула в середине яруса, местами проломив пол и выпустив потоки кварца на ярус накопителей.

Сама верхушка «пирамиды на Пирамиде» грохнулась с высоты добрых ста метров, разметав во все стороны разнокалиберную рубиновую картечь и обломки каркаса. Окажись я аккурат под лавиной, вряд ли «форсбоди» обезопасил бы мои старческие кости от этой небесной кары.

О противнике можно было в этот момент не переживать – с таким же успехом можно было бы попытаться попасть в мишень, стоя под Ниагарским водопадом. Я застыл на месте, совершенно растерявшись. Рушившийся вокруг мир вызвал во мне взрыв животной паники, однако взрыв этот прогремел внутри прочного бункера моей турнирной выдержки и наружу не вырвался. Паника гнала меня прочь отсюда, в то время как интуиция советовала прямо противоположное – замереть и не дергаться. Какому из этих двух чувств доверять, лично я не сомневался ни секунды.

Я и впрямь будто очутился под Ниагарским водопадом, причем весной, когда Ниагара только-только вскрылась ото льда. Мелкие осколки окатили меня сверху и брызгами застучали по доспехам, а нерасколовшиеся, подобные льдинам, панели несколько раз ощутимо ударили по шлему. Крупный фрагмент каркаса, что напоминал угодившее в водопад поваленное дерево, загремел в пяти шагах от меня. Даже стоя у края лавины, я трепетал от ее мощи, которая в центре зала была и вовсе губительной.

Именно оттуда – из звенящего на все лады ада – выстрелил тяжелый стальной обломок. Он шибанул меня по ногам, да так, что я крутанул в воздухе неуклюжее сальто и всем своим бронированным телом грохнулся в кварцевое крошево, а потом со скрежетом покатился по скользкому кварцу назад, к краю десятого яруса. Мне предстоял и вовсе немыслимый трюк: скоростной спуск по стене Пирамиды туда, откуда мы не так давно пришли, – на нулевой ярус. Однако вскоре шлем уперся во что-то твердое, и мое скольжение прекратилось. Бесспорно, отличный вышел бы тест на прочность «форсбоди», только я все-таки предпочел бы, чтобы в роли тестера выступал кто-нибудь другой. Да и не до тестов сейчас было.

Я был шокирован ударом и потерял ориентацию в пространстве, поэтому мне потребовалось целых полминуты, чтобы сообразить, что со мной произошло. Пока я крутил сальто, кувыркался по полу и приходил в себя после этой акробатики, обвал прекратился. Я лежал, с головой засыпанный осколками, подобно кукле, забытой на улице в снегопад. Ушибленная обломком нога полностью онемела. Прямо-таки везение, что баллиста осталась зажатой в руке, иначе я бы долго искал ее в кварцевом крошеве, слой которого достигал полуметра.

Что-то попискивало на контрольном пульте. Окончательно очнувшись и стряхнув с себя мусор, я тут же проверил, в чем дело. Можно было не проверять, поскольку едва я вскочил с пола («Ахиллес! Мертвый или живой, но этот ублюдок до сих пор где-то рядом!»), так сразу чуть не загремел обратно. Левая нога, на которую пришлась вся тяжесть удара, отказывалась мне подчиняться. Вернее, сама-то нога подчинялась, а вот интерактивные доспехи на ней пришли в негодность и превратились в тяжелый бесполезный балласт – натуральную гирю, какие волочили за собой каторжники древности.

Дьявол побери эти доспехи! Прыгать на одной ноге при включенном гиперстрайке – сущая пытка, без него – полный паралич. А если Ахиллес в состоянии продолжать бой – моментальная смерть. Ладно, делать все равно нечего, посмотрим, насколько тяжела будет пытка. Авось она и не такая мучительная, как кажется.

Пытка оказалась недолгой. Добряк Ахиллес смилостивился и отменил ее, не позволив калеке смешить публику неуклюжими прыжками. Кажется, сам мерзавец пережил хаос без ущерба. Мне теперь приходилось лишь мечтать о резвости, с которой Блондин выпрыгнул из-за груды мусора и разрядил в меня ракетницу. Противник явно наблюдал за мной с момента, как я еще барахтался на полу, поскольку прекрасно знал, куда надо стрелять, чтобы полностью меня обездвижить.