Повседневная жизнь англичан в эпоху Шекспира
Шрифт:
Во многих семьях, как в деревне, так и в городе, хранились рецепты собственных снадобий для лечения различных недугов. Более того, многие лично выращивали лекарственные травы. Если болезнь была очень тяжелой, то обращались к врачу, местной знахарке, аптекарю или даже бакалейщику. «Травник» был столь же необходим, как и кулинарная книга, и для каждого образованного человека, будь то мужчина или женщина, считалось жизненно необходимым знать целебные свойства растений и быть в курсе современных открытий в области медицины или магии. Аптекари и бакалейщики продавали людям лекарства и снадобья. Кроме того, они собирали различные предписаний врачей и торговали ими, а также сами с их помощью занимались врачеванием. Вероятно, вреда они причиняли не больше, чем сами доктора.
В то же время существовали два основных течения среди врачей,
Один иностранец, доктор Алексис Пьемон, наделал много шума в медицинских кругах благодаря рецепту мази под названием «Масло из рыжешерстной собаки». Несчастное животное варили целиком в масле, пока оно не разваривалось. Потом, и только потом, в определенном строгом порядке туда добавлялись скорпионы, черви, некоторые растения, костный мозг свиньи и осла вместе с другими отвратительными ингредиентами. По утверждению доктора, получившаяся в результате ужасная смесь избавила от подагры одного португальского джентльмена. Но еще более удивительно, что она вылечила парализованную руку монаха из ордена Святого Онуфрия. По словам доктора Алексиса, его рука «иссохла, как обрубленная ветка дерева», но после того как в течение 63 дней к больной руке прикладывали мазь, она стала такой же здоровой и мясистой, как и правая. В Англии эта новость вызвала сенсацию, но нам неизвестно, пытались ли воспользоваться этим рецептом.
Помимо лекарственных трав и растений, лечебных смесей, амулетов, колдовства, гадания по звездам, в медицинских целях использовали и камни, которые, как считалось, обладали различными целебными свойствами. Гранат, если его носить на шее или подмешивать в напиток, облегчал горе. Гиацинт и топаз подавляли гнев и утоляли печаль, а также уменьшали ярость и безумие. Берилл облегчал понимание, подавлял суетливость и злые мысли, а хелидоний — камень, найденный, вероятно, в желудке ласточки, — если его завернуть в чистую ткань и привязать в правой руке, избавлял от лунатизма, а сумасшедших лечил от безумия и, более того, делал их «веселыми и дружественными». Изумруд и сапфир успокаивали разум, тогда как карбункул и коралл изгоняли нечистую силу, подавляли печаль, избавляли от ночных кошмаров и детских страхов, а также защищали от припадков, сглаза, заклятий и яда. Кроме того, коралл использовали в целях диагностики.
Сэр Хью Платт, этот очаровательный англичанин, который помимо прочих достижений изобрел первые алфавитные кубики для детей, говорил, что «коралл обладает неким особым пониманием природы, потому что он бледнеет и тускнеет, если его носит больной, и снова обретает цвет и яркость, когда тот выздоравливает». И хотя кажется несколько сомнительным, что коралл может быть средством диагностики, в то же время он, безусловно, обладал некой защитной силой, поскольку елизаветинцы дарили на крещение своим внукам и крестникам ожерелья или погремушки из коралла.
Помимо главных бедствий того времени — чумы, оспы и сифилиса, было еще много разных менее серьезных недугов, некоторые из которых не поддаются определению и имеют столь ужасные названия, что Терсит в «Троиле и Крессиде» употребляет их вместо ругательств. После объяснения на чересчур простонародном английском, что именно означает male varlet (наложница мужеского пола), он насылает «поганые болезни юга»:
Да поразят вас все катары, подагры, боли в пояснице,грыжи, ломота в суставах,обмороки, столбняки, параличи!Да вытекут ваши глаза, да загноятся у васи печень и легкие, да сведет вам и руки и ноги![91]Поэтому нет ничего удивительного в том, что англичане считали, будто «южный ветер разлагает».
Конечно же тогда встречались и более обычные и узнаваемые болезни: цинга, стригущий
и опоясывающий лишай, ангина, ветряная оспа, скарлатина, желтуха, зубная боль, мозоли, водянка, гнойный тонзиллит, малярия, глисты, вши, головокружение и прыщи. Елизаветинцы страдали также и от гнойных язв, паралича, женских болезней, разрыва селезенки, безумия, несварения желудка, слабости сухожилий, нарывов, перхоти и болезней глаз. Очень часто в записках того времени встречаются упоминания о воспалении глаз. Широко распространены были также новообразования на глазу, чахлость, ячмень и дюжина других заболеваний. Весной число больных возрастало, возможно, по причине нехватки витаминов в зимние месяцы.В то же время создается впечатление, что тогда не было пеллагры, поскольку англичане ели в основном хлеб, приготовленный из цельного зерна. И хотя елизаветинцы ели много ржаного хлеба, маловероятно, что они страдали от гангренозного или конвульсивного эрготизма — отравления спорыньей — состояние, известное и в наши дни на континенте. Лихорадка — Holy Fire[92] — как тогда называли эту болезнь, кажется, была достаточно редкой, хотя Герард и описывал ее как распространенную. Пальцы на руках и ногах, вероятней всего, отваливались из-за обморожения и туберкулезного дактилита.
Возможно, англичане в эпоху Елизаветы были вульгарными, хвастливыми и жадными, но они были и достаточно крепкими, чтобы переносить не только заболевания, но и их лечение. Чума в то время была сродни сегодняшним бомбардировкам: те, кто имел возможность, бежали из города в сельскую местность, те, кто ее не имел, жгли фумиганты на улице и писали на двери мелом «Господи, смилуйся над нами».
Они жили в страхе перед черной магией, полагались на заговоры, глотали лекарства, состоящие из отвратительных ингредиентов. У них были плохие зубы, зловонное дыхание и ревматизм. Им приходилось переносить ампутацию без анестезии. Они умирали в муках от недугов, которые, по нашим представлениям, никак не могут стать причиной смерти. Они с подозрением относились к врачам, возможно, не без оснований, и доверяли астрологам.
Но они верили в Бога и надеялись на загробный мир, хотя и не пытались представить себе, каким он был. Возможно, причиной этого была глубокая вовлеченность в дела этого мира, в котором они жили и умирали, а может, у них хватало здравого смысла не пытаться понять непостижимое. Может, они боялись смерти, но они совершенно точно не боялись жить. Они умирали более молодыми, чем мы, но некоторые доживали до глубокой старости.
Еще одна Елизавета, грозная Бэсс Хардвикская, умерла, судя по всем признакам, от пневмонии в девяносто лет. Бэсс была одержима маниакальной страстью к строительству, и однажды цыганка нагадала ей, что как только она перестанет строить, то умрет. Жуткое похолодание заставило ее рабочих прекратить работы по перестройке Больсовера. Стройматериалы не могли доставить на стройку, сугробы доходили до верха стен, и рабочие, окоченев, падали с лестниц.
Услышав это, Бэсс отправилась из Хардвика в Больсовер по ужасным дорогам Дербишира, чтобы подстегнуть, пригрозить и заставить их продолжить работу. Но все было бесполезно. Они не могли продолжать строительство, поскольку у них не было материалов.
Бэсс вернулась в Хардвик, и путь по короткой дороге занял 10 часов. Оказавшись дома, она выпила горячий поссет и заявила, что прекрасно себя чувствует, но все же легла в свою резную кровать с прекрасным балдахином. Она так и лежала, страдая от ужасной боли в боку, с блестящими от лихорадки глазами, и продолжала, тем не менее, отдавать приказы, чтобы строительство было продолжено — от этого зависела ее жизнь.
Так она и умерла. На столике у ее кровати осталось несколько книг — труд Кальвина в переплете из красновато-коричневого бархата и «Комментарии на Книгу Притчей Соломоновых», а также песочные часы.
Глава седьмая На смену войнам пришли праздники
Причиной несчастья стал дракон. Высоко над стенами замка он извергнул петарды, взорвавшиеся с поразительным шумом и вспыхнувшие золотыми яблоками, которые должны были сгореть в воздухе, но расчет не оправдался. Четыре дома в Уорике и окрестностях были охвачены огнем, что вызвало панику и на улицах.