Повседневная жизнь Льва Толстого в Ясной поляне

До кризиса писатель любил курить насыпные папиросы, набитые женой, любил перед обедом выпить домашний травник или рюмку белого воронцовского вина. Несмотря на почти полное отсутствие зубов, он продолжал есть быстро, плохо пережевывая пищу. Понимая, что это вредно, приговаривал: «Чтобы быть здоровым, надо хорошо ходить и хорошо жевать». Когда болел, лечился вином, обычно крепким — мадерой или портвейном. «Алкоголь и никотинец», употребляемые в больших количествах, он считал большим грехом. Тем не менее самым «большим лишением» называл все-таки вино.

Великим грехом Толстой считал также и мясоедство. По его мнению, процессу писательства более всего мешали резание кур, их истошные крики, битье о землю, вытирание кровавых ножей о траву Как можно после этого их есть! Сыновья писателя утверждали, что, несмотря ни на что, это все-таки очень вкусно, а жена ссылалась на прислугу, желавшую есть мясо. Толстой верил, что через 40 лет образованные люди перестанут есть мясо и превратятся в вегетарианцев. Он разделял концепцию американского диетолога Хэйга, которая

заключалась в том, что мясо и бобовые нельзя употреблять по причине их вредного воздействия на мочевую кислоту. Поэтому ограничивал прием пищи до двух раз в день, а воды — до 30 унций, то есть до пяти стаканов. Утро начинал со свежих яблок Самым сложным для него оказалось бросить курить, так же как и отказаться от осетрины. Но, по словам Софьи Андреевны, Толстой иногда все же соблазнялся мясными блюдами.

Окончив утреннюю работу, Толстой выходил к завтраку, ел быстро и с равнодушием яйцо всмятку: распускал в небольшом стаканчике и крошил в него кусочек белого хлеба. Потом съедал еще небольшую порцию гречневой каши. Обед обычно подавали часов в шесть. Лев Николаевич, как правило, опаздывал и являлся тогда, когда первое блюдо было уже съедено. Он редко говорил о любимых блюдах, как, впрочем, и о самой еде. Его обед состоял из супа, мучных или молочных блюд и сладкого на десерт. Летом на стол подавались еще и ягоды. Софья Андреевна обычно готовила мужу чай на спиртовке, и Толстой шутливо подмечал, что ей надо было выйти замуж за Робинзона, который доил ламу.

Но чаще Толстой сам готовил себе неприхотливый ужин. Наливал воду из самовара в кастрюльку, высыпал туда несколько ложек муки, добавлял лимон, ставил кастрюлю на спиртовку. Потом с большим аппетитом принимался за похлебку. Чай пил с лимоном, вместо сахара ел изюм. На ужин обычно варил себе кашу из овсянки, которую Софья Андреевна сама покупала для него в коробках.

Завтракал в зале обычно в одиночестве. Ел или прованское масло с лимонным соком и белым хлебом, или брынзу, привозимую врачом Маковицким из Словакии, запивая чаем с коньяком. Все больше тяготел к «одинокому пиру». Иногда брал чашку чаю с баранками и уходил в кабинет.

Вегетарианство в Ясной Поляне чрезвычайно усложнило жизнь хозяйки, разделив семью на два лагеря. Однажды Софья Андреевна торжественно объявила за столом, что своихдетей она никогда «не допустит до вегетарианства». Своимиона называла тех, кому не было еще

двенадцати лет. Она была убеждена, что пища, употребляемая ее мужем — хлеб, картофель, капуста, грибы, — очень вредна для его хронически больной печени. Во время очередных желчных приступов она искусно подливала мясные бульоны во все его блюда, и Лев Николаевич этого не замечал или не хотел замечать, как это случалось, говорят, с некоторыми монахами.

В час дня обычно завтракали домашние. В два часа, после окончания общего завтрака, когда посуда еще оставалась на столе, в зале появлялся писатель. В это время кто-нибудь из присутствующих распоряжался подать Льву Николаевичу завтрак Через несколько минут слуга приносил разогретую овсянку и маленький горшочек с простоквашей. И так — каждый день — одно и то же.

Лев Николаевич имел свое собственное меню. Время его трапезы не определялось заранее, и Софья Андреевна жаловалась, что приходится ставить уже приготовленные овсяную кашу или бобы в печь дважды и держать их там очень долго. В итоге они становились едва съедобными. Случалось, что первый завтрак писатель пропускал вовсе.

Лев Николаевич любил в овсянку покрошить яйцо. Получалась серовато-желтоватая масса, непривлекательная на вид. Он съедал ее десертной ложкой, слегка разжевывая. Трудно было бы догадаться, что у него совсем нет зубов. Ему не было еще и сорока лет, когда он лишился их. Обычно он клал себе вторую порцию и съедал ее с не меньшим аппетитом, что и первую, приговаривая: «Овсянка тем и хороша, что ее никогда нельзя закончить. Не могу остановиться». Доктора считали, что Толстой питается неправильно, ест слишком много. Действительно, нередко он съедал два — четыре яйца за день и ел много хлеба. Врачи советовали ему вести образ жизни, более соответствовавший пожилому и обремененному болезнями человеку. Но он не хотел этого. Как вспоминала 2 января 1902 года О. К. Дитерикс, Толстой «выпивал за день до трех бутылок кефира, пять яиц, несколько чашек кофе с лимоном, съедал раза три овсянку или рисовое пюре, дутый пирог или что-нибудь в этом роде». А во время болезни иногда не ел ничего более двух суток.

Увлечение Толстым вегетарианством вызывало негодование у Софьи Андреевны, к которой присоединялась и свояченица. Вдвоем они упрекали Льва Николаевича в том, что своим отказом от мясоедства он сбил с толку дочерей, которые из-за вегетарианства стали «зелеными и худыми». Тот говорил, что он здесь абсолютно ни при чем, что это их осознанный выбор, продиктованный внутренними убеждениями. Жена же не стеснялась в выражениях, называла его «дураком», а дочерей — sottes(глупыми. — Н.Н.). Словом, скандал разгорался на пустом месте. Льву Николаевичу приходилось постоянно отшучиваться.

На самом деле, он придавал огромное значение вегетарианству в контексте происходящих общественных пристрастий, связанных с появлением новых символов. Сокрушался по поводу того, что в Москве наряду с такими религиозными и научными храмами, как храм Христа Спасителя и Московский университет, появился еще и «храм обжорства» — магазин Елисеева на Тверской улице, завладевший желудками горожан.

Сам же Лев Николаевич не всегда выдерживал проверку на прочность. Поэтому иногда в его дневнике появлялись вот такие записи: «Расстроил здоровье объедением. Стыдно!»; «Пью кофе — лишнее». Доктор Флеров, лечивший Толстого в Ясной Поляне, рассказывал, как его прославленный пациент заболел из-за масленичных дней: писатель съел столько блинов, «сколько хватило бы на двух здоровых людей».

«Обедал он как бы один и особо. Подавал ему лакей в белых перчатках и фраке на серебряном подносе кисель и кашу, еще что-то нетвердое и, конечно, безубойное, — вспоминал Василий Розанов. — Сидел он за одним столом, смешиваясь и не смешиваясь с остальными».

Вниманию читателей впервые предлагается яснополянское меню 1910 года, некий своеобразный гастрономический канон толстовской семьи, составленный Софьей Андреевной и хранящий ее пометки для поваров. В это время в усадьбе постоянно проживали Лев Николаевич, Софья Андреевна и Александра Львовна Толстые.

10 августа. Обед:

Суп-пюре овсяный. Гренки. Цыплята с рисом. Бланманже. Столовое вино Бори. Поставить рис и крутые яйца; нарезать их половинками и положить кругом.

Завтрак-.

Манная молочная каша. Яйца всмятку. Вчерашние котлеты из каши, прибавить тушеных грибов, холодный язык.

11 августа. Обед:

Суп перловый, пирожки, куриные котлеты, пюре картофельное и вермишель, томат особый, протертые яблоки с черносливом.