Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы

В. Гроссман жил с семьей в полуразрушенной комнате, лишенной всяких удобств. В. Инбер и ее муж, член Академии медицинских наук, проживали на двадцати квадратных метрах. Известный переводчик В. Державин ютился с семьей из пяти человек в комнате площадью 11 квадратных метров.

В Ленинграде В. Панова имела на семью из восьми человек две комнаты в коммунальной квартире общей площадью 22 квадратных метра, причем одна из комнат была проходной ^[755] .

755

Записка И. Альтмана А. А. Фадееву // Там же.

Э. Казакевич в 1946–1947 годах жил между Малой Трубецкой улицей и Хамовниками, где в то время были кварталы двух- и трехэтажных деревянных бараков, построенных в середине двадцатых годов в качестве временных общежитий для строителей. Одноклассница его дочерей вспоминала: «Семья Казакевичей — в двухэтажном сооружении того же рода, а комната их была чуть больше нашей. Однако у нас было существенное преимущество: водопровод и канализация… Подниматься к ним на „второй этаж“ нужно было по шаткой деревянной лестнице…

Казакевичи занимали комнату площадью около 18 квадратных метров. При входе, как и положено, крошечный закуток, спрятались керосинка, кастрюли и прочая нехитрая утварь» ^[756] . Правда, после выхода знаменитой повести «Звезда» жилищный вопрос у писателя был решен — ему дали четырехкомнатную квартиру в Лаврушинском переулке.

У некоторых литераторов условия жизни были просто ужасающими. Например, Мальцев не имел собственного угла и вместе с женой и трехлетней дочерью нашел пристанище за городом в комнате отца, в которой проживало еще четыре человека. Ржешевский с семьей из семи человек кое-как разместился в гостинице в Переделкине, но и оттуда его грозились выселить. Тушкан с женой проживал в восьмиметровой комнате — бывшей кладовой — без окон и освещения ^[757] .

756

Титова М.Отец моих подруг / Воспоминания о Э. Казакевиче. М., 1979. С. 180.

757

Список нуждающихся в жилплощади // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Д. 980. Л. 29–30.

В 1949 году в Союзе писателей был составлен список литераторов Москвы, нуждавшихся в жилье. В него было внесено 25 человек, в том числе П. Вершигора, А. Софронов, В. Инбер, но по какому принципу — неизвестно, так как никаких пояснений к списку не сохранилось.

Иногда, предоставляя жилье, Союз писателей действовал по принципу «меняю шило на мыло». Так произошло в 1950 году с А. Глобой. Несчастный литератор стоял в очереди на жилье с 1935 года и еще в 1937 году должен был получить полагавшуюся ему квартиру в доме по Лаврушинскому переулку, которую он оплатил. Но по решению Секретариата ССП эту квартиру тогда предоставили другому писателю. И вот вместо обещанной отдельной квартиры ему предложили две комнаты в коммунальной квартире в обмен на две практически таких же, принадлежавших литератору. В них до этого жил Вашенцев, который, по его же собственным словам, «бежал оттуда, как из ада», из-за скандальных соседей. Положение сложилось трагикомическое, если учесть, что именно по такой же причине хотел уехать из своих комнат Глоба. Правда, литератору было совсем не до смеха, ведь в результате обмена он не только ничего не приобретал, но и ухудшал условия жизни, так как в предлагаемом ему жилье не было ванны, необходимой его больной жене. Он с гневом писал: «…я хотел бы понять, почему Секретариат не просто отказал мне, а облек свой отказ в форму дурной шутки, граничащей с издевательством и явно проникнутой неприязнью ко мне?» ^[758]

758

Письмо А. Глобы в Секретариат ССП // Там же. Д. 1087. Л. 30–30 об.

К середине пятидесятых годов проблемы с жильем так и не разрешились. За нерасторопность ССП и Литфонд на Втором Всесоюзном съезде писателей подверглись критике в отчете ревизионной комиссии: «Существует список писателей, нуждающихся в жилплощади в Москве. Против некоторых фамилий стоит примечание: „В первую очередь“, — но эти отметки о первоочередности сделаны по случайным резолюциям отдельных членов Секретариата.

В ряде случаев на заявлениях писателей нет никаких следов решения. Некоторые писатели подавали уже несколько заявлений в течение ряда лет, но вопрос о получении жилплощади при острой нуждаемости в ней так и остался нерешенным» ^[759] .

759

Второй Всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический отчет. С. 514.

Аскетизм выходит из моды

Назови мне такую обитель, Я такого угла не видал, Где бы сеятель твой и хранитель… В длинной очереди не стоял… Все кричат: за чем очередь? А я говорю: зачем очередь? Н. Глазков ^[760]

В декабре 1946 года И. Альтман составил А. Фадееву записку по вопросам снабжения писателей. Из 1200 человек, которых обслуживал Литфонд Москвы, лимитные книжки на 500 рублей получали 85 человек, а на 300 рублей — 154. Ордера на одежду за 11 месяцев 1946 года получили 1742 писателя и члены их семей. На них было приобретено: пальто мужские — 55 штук, пальто дамские — 83, костюмы мужские — 17 (из них 4 хлопчатобумажные, спортивные), обувь мужская — 103 пары, обувь дамская — 315 (90 процентов — парусиновая с резиновой подошвой), платья дамские — 298 штук (разных сортов, включая 30 процентов хлопчатобумажных).

760

Шевченко М.«Он не столько знаменит…» / Воспоминания о Николае Глазкове. С. 307.

Несмотря на помощь, положение с обеспечением писателей промтоварами было тяжелым. С письмом к А. Фадееву обратился М. Юрин, взявший ранее в Литфонде ссуду на переезд с Севера, которую исправно возвращал. Он писал: «Подходит зима, а у меня нет обуви. За годы Отечественной войны я сдал в фонд обороны огромное количество вещей, а теперь воспитываю ребенка, потерявшего родителей» ^[761] . Юрин просил промтоварный лимит на 300 рублей и сторублевый лимит на продукты.

761

Письмо М. Юрина А. А. Фадееву // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Д. 803. Л. 70.

Даже та, сравнительно небольшая поддержка, которую оказывала литераторам писательская организация, обеспечивая их ордерами на одежду, имела для них неоценимое значение — ведь положение со снабжением населения в те годы было крайне тяжелым. Дошло до того, что «секретари ряда обкомов Сибири обратились в ЦК ВКП(б) с беспрецедентной просьбой: разрешить им не проводить 7 ноября 1946 г. демонстрацию трудящихся, мотивируя двою просьбу тем, что „население недостаточно обеспечено одеждой“» ^[762] . Несколько смягчало ситуацию поступление гуманитарной помощи из США и Великобритании. Распределением «американских подарков» занимался и Союз писателей.

762

Зубкова Е. Ю.Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945–1953. С. 58.

Интересное положение сложилось в книжных магазинах. Например, «Лавка писателей» в Ленинграде просто изобиловала книгами, особенно букинистическими и очень редкими. Дело в том, что голодные люди в блокаду снесли туда на продажу все, что с большим трудом многими десятилетиями собиралось в личных библиотеках.

30 декабря 1947 года в Москве была открыта Книжная лавка для членов Литфонда. Она не только была призвана снабжать писателей литературой, но и руководить деятельностью своих филиалов на периферии. Как показала проверка, проведенная Литфондом в январе 1949 года, Книжная лавка со всеми своими задачами не справлялась. Произошло ее затоваривание литературой, которую никто не покупал. Из 1000 членов Литфонда, прикрепленных к лавке, регулярно ее услугами пользовались только 350–400 человек. В том же году лавка добилась получения книг в издательствах «Молодая гвардия», «Московский рабочий», в Военторге и Когизе, правда, в небольших количествах. Это позволило несколько разнообразить ассортимент ^[763] .

763

Группа руководящих работников Литфонда. Отчет о работе Литфонда // РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Д. 1042. Л. 148.

Постепенно в писательской среде крепла тяга к дорогим вещам и модной одежде, которые становились символом престижа. «Для нас, признававших в быту полный аскетизм, доходивший порой до абсурда, появление у Афиногеновых личной машины было не меньшей сенсацией, чем покупка коровы Артемом Веселым… Впрочем, необходимость коровы еще можно было как-то оправдать — детей много, кормиться было трудно» ^[764] .

Приведенное воспоминание Р. Корн относится к тридцатым годам. Теперь же личные автомобили сенсацию не вызывали. Когда вожделенная мечта о собственной машине сбывалась, выяснялось, что автомобиль — не столько средство передвижения, сколько предмет неустанных забот — ведь в дефиците было все: бензин, смазочные материалы, запчасти. Раздобыть все это можно было, лишь имея необходимые связи. В. Ардов обратился за помощью к своему другу полковнику Беседину в стихотворной форме:

764

Корн Р.Друзья мои. М., 1986. С 64.

Полковник! Обращаюсь ныне К Вам по такому случаю: Я, значит, барин при машине, Но нету в ней горючего. Мне по решенью Совнаркома Пригнали черный опелек, Стоит он тихо подле дома… Ну, а какой же в этом прок? Нет, нет, полковник, поднажмите: Устройте мне хоть литров сто! При нынешней машинной прыти Мне меньше брать зачем? На что?! Вам, право, плюнуть — это дело. Ну, что для вас там — сто кило? Так директиву дайте смело Мне отвалить такой талон, Который где-то отоварят, Польют мне в бак бензин струей… И сам я с радостною харей Помчусь по городу стрелой… Еще не все: я в автоделе Молодожен иль новосел Скажу, чтоб прямо двинуть к цели: Не все я наперед учел. Нужна мне очень также бочка И два крафштофа, значит, к ней. И уж на этом будет точка. Я умолкаю ей-же-ей! Надеюсь, удовлетворите Вы просьбы скромные мои. И нашей прежней дружбы нити Помогут сильно в эти дни!.. ^[765]

765

Послание полковнику Беседину от писателя Ардова // РГАЛИ. Ф.1822. Оп. 1.Д. 164. Л. 69.