Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков
Шрифт:
БВЛ, с. 95–96
* * *
Пенье отныне заглушено плачем, Горе владеет душой и умом, Лучший из смертных уходит: по нем, По короле нашем слез мы не прячем. Чей гибок был стан, Чей лик был румян, Кто бился и пел — Лежит бездыхан. Увы, зло из зол! Я стал на колени: О, пусть его тени Приют будет дан Средь райских полян, Где бродит Святой Иоанн. Тот, кто могилой до срока захвачен, Мог куртуазности стать королем; Юный, для юных вождем и отцом Был он, судьбою к тому предназначен. Сталь шпаг и байдан, Штандарт и колчан Нетронутых стрел, И плащ златоткан, И новый камзол Теперь во владенье Лишь жалкого тленья; Умолк звон стремян; Все, чем осиян Он был, — скроет смертный курган. Дух благородства навеки утрачен, Голос учтивый, пожалуйте-в-дом, Замок богатый, любезный прием, Всякий ущерб был им щедро оплачен. Кто, к пиршеству зван, Свой титул и сан Забыв, с ним сидел, Беседою пьян Под пенье виол — Про мрачные сени Не помнил: мгновенье — И, злом обуян, Взял век-истукан Того, в ком немыслим изъян. Что б ни решил он, всегда был удачен Выбор; надежно укрытый щитом, Он применял фехтовальный прием Так, что противник им был озадачен; Гремя, барабан Будил его стан; Роландовых дел Преемник был рьян В бою, как орел, — Бесстрашен в сраженье, Весь мир в изумленье Поверг великан От Нила до стран, Где бьет в берега океан. Траур безвременный ныне назначим; Станет пусть песне преградою ком, В горле стоящий; пусть взор, что на нем Сосредоточен был, станет незрячим: Ирландец, норманн, Гиенна, Руан, И
ПТ, с. 82–84
* * *
Споемте о пожаре и раздоре, Ведь Да-и-Нет свой обагрил кинжал; С войной щедрей становится сеньор: О роскоши забыв, король бездомный Не предпочтет тарану пышный трон, В палатках станет чище жизнь вельмож, И тем хвалу потомки воспоют, Кто воевал бесстрашно и безгрешно. По мне, звон сабель — веский довод в споре, Знамена ярче, если цвет их ал, Но сторонюсь я ссор, коль на ковер Кость со свинцом кидает вероломный. О, где мой Лузиньян и мой Ранкон? Истрачен на войну последний грош, И латы стали тяжелее пут, И о друзьях я плачу безутешно. Когда б Филипп спалил корабль на море И там, где ныне пруд, насыпал вал, И взял Руанский лес, спустившись с гор, И выбрал для засады дол укромный, Чтоб знал, где он, лишь голубь-почтальон, — На предка Карла стал бы он похож, Что с басками и саксами был крут, И те ему сдавались неизбежно. Война заставит дни влачить в позоре Того, кто честь до боя потерял, Едва ль мой Да-и-Нет решит Каор Оставить — он в игре замешан темной И ждет, когда король отдаст Шинон: Чтобы начать войну, момент хорош, Ему по сердцу время трат и смут, Страну он разоряет безмятежно. Когда корабль, затерянный в просторе, Сквозь шквал, на скалы, потеряв штурвал, Несется по волнам во весь опор, Чтоб жертвой стать стихии неуемной, — Моим подобных бедствий даже он Не терпит: что ж! мне больше невтерпеж Ложь, и небрежность, и неправый суд Той, на кого молюсь я безуспешно. В Трайнаке быть, когда там пир начнут, Ты должен, Папиоль, собравшись спешно. Роджьеру спой, что мой окончен труд: Нет больше рифм на «омный», «он» и «ежно». ПТ, с. 90–91
* * *
Если б трактир, полный вин и ветчин, Вдруг показался в виду, Буковых чурок подбросив в камин, Мы б налегли на еду, Ибо для завтрака вовсе не рано; День стал бы лучшим в году, Будь ко мне так же добра дона Лана, Как и сеньор Пуату. С теми, кто славой твоей, Лимузен, Стал, я проститься хочу; Пусть от других Бель-Сеньор с Цимбелин Слышат отныне хвалу, Ибо я Даму нашел без изъяна И на других не гляжу — Так одичал от любви; из капкана Выхода не нахожу. Юная, чуждая поз и личин, Герб королевский в роду, Лишь ради вас от родимых долин Я удаляюсь в Анжу. Так как достойны вы славного сана, Вряд ли украсит главу, Будь она римской короной венчана, — Больше уж чести верну. Взор ее трепетный — мой властелин; На королевском пиру Возле нее, как велит господин, Я на подушке сижу. Нет ни в словах, ни в манерах обмана: В речи ее нахожу Тонкость бесед каталонского плана, Стиль — как у дам из Фанжу. Зубы — подобие маленьких льдин — Блещут в смеющемся рту, Стан виден гибкий сквозь ткань пелерин, Кои всегда ей к лицу, Кожа ланит и свежа и румяна — Дух мой томится в плену: Я откажусь от богатств Хорасана, Дали б ее мне одну. Дамы такой и в дали океана, Как Маиэр, не найду. ПТ, с. 100–101
* * *
Люблю я дыханье прекрасной весны И яркость цветов и дерев; Я слушать люблю средь лесной тишины Пернатых согласный напев В сплетенье зеленых ветвей; Люблю я палаток белеющий ряд, Там копья и шлемы на солнце горят, Разносится ржанье коней, Сердца крестоносцев под тяжестью лат Без устали бьются и боем горят. Люблю я гонцов неизбежной войны, О, как веселится мой взор! Стада с пастухами бегут, смятены, И трубный разносится хор Сквозь топот тяжелых коней! На замок свой дружный напор устремят, И рушатся башни, и стены трещат, И вот — на просторе полей — Могил одиноких задумчивый ряд, Цветы полевые над ними горят. Люблю, как вассалы, отваги полны, Сойдутся друг с другом в упор! Их шлемы разбиты, мечи их красны, И мчится на вольный простор Табун одичалых коней! Героем умрет, кто героем зачат! О, как веселится мой дух и мой взгляд! Пусть в звоне щитов и мечей Все славною кровью цветы обагрят, Никто пред врагом не отступит назад! Блок, с.727–728
Ричард Львиное Сердце
* * *
Дофин, как и графу Ги, Вам — чтоб от схватки сторон Вы меньший несли урон — Хочу я вправить мозги: Нас связывал договор, Однако с недавних пор Ваш образец — Изенгрин Не только в смысле седин. Пустились со мной в торги, Едва лишь узнав, что звон Монет не проник в Шинон И влезла казна в долги; Используете раздор, Чтоб сделать новый побор: По-вашему, ваш господин — Скупец и маменькин сын. Предпримете ль вы шаги, Чтоб был Иссуар отмщен? Собран ли ваш батальон? Пускай мы ныне враги, Прощаю вам ваш позор, — Ведь Ричард не любит ссор И в бой во главе дружин Пойдет, коль надо, один. Я лучше, чем вы, слуги Не знал, но лишь бастион Над замком был возведен, Вы стали делать круги: Покинули дам и двор, Любовь и турнирный спор. Так выбейте клином клин — Ведь нет средь ломбардцев мужчин. Сирвента, во весь опор Скачи в Овернь! Приговор Мой объяви, чтоб един Стал круг из двух половин. Ребенку ложь не в укор, И пренье с конюшим — вздор: Не было б худших причин, Чтоб гневался властелин. ПТ, с. 102–103
Дофин Овернский
* * *
Король, из меня певца На свой вы сделали вкус; Но столь коварен искус, Что не могу ни словца С вами пропеть в унисон: Чем мой объявлять урон, Свой сосчитайте сперва, А то вам все трын-трава. Ведь я не ношу венца И не могу, хоть не трус, Избавить от вражьих уз То, что имел от отца; Но вы-то взошли на трон; Зачем же в Жизоре — он? Ведь турки, идет молва, Бегут от вас, как от льва. Я выбрал бы путь глупца, Взяв бремя ваших обуз; Легок был стерлингов груз Кузену Ги, и рысца Нескольких кляч — не резон Слушать стремян ваших звон: Хотите вы торжества, А щедры лишь на слова. Пока во мне храбреца Вы славите, я на ус Мотаю, что предан — плюс Что нет и на вас лица; Но Богом мне сохранен Пюи и с ним Обюссон: Там чтутся мои права — Вера моя не мертва. Сеньор, то речь не льстеца, Мне по сердцу наш союз; Не будь столь лют тот укус, Я был бы у стен дворца Теперь же, но возвращен Мне Иссуар и Юссон — Я вновь над ними глава, Вновь радость во мне жива. Слились бы наши сердца, Когда б не новый конфуз: За ангулемский-то кус Плачено не до конца, Тольверу же дар вдогон Шлете, как щедрый барон, Вы там всему голова — История не нова. Король, мой дух возбужден Тою, чье слово — закон, Ибо любовь такова, Что Дама всегда права. ПТ, с. 104–106
Фолькет Марсельский
* * *
Как те, кто горем сражен, К жестокой боли хранят Бесчувствие, рот их сжат, Исторгнуть не в силах стон, — Так я безгласен стою, Хоть слезы мне сердце жгут, И скорби этих минут Еще не осознаю: Эн Барраль мой могилой взят! Что ни сделай, все невпопад Будет — слез потому не лью. Рассудок ли поврежден, Чары ли сердце томят, Но только найду навряд Равных ему, ибо он Втягивал в сферу свою Честь, спрятанную под спуд, Словно магнит — сталь из груд Хлама: и вот вопию Я о том, что похищен клад Доблести той, с коею в ряд Мы ставить не смеем ничью. Тот нищ, кто до сих времен В любви его был богат; Всех смертных овеял хлад, Когда он был погребен: О, скольких я отпою — Весь, весь с ним погибший люд! Многие ныне соткут Траурную кисею. Взял верх над великим и над Малым он, в сонм благих прият, Величье придав бытию. Как верный найти мне тон, Сеньор, коль в сердце разлад? В вас был источник отрад, Свой восполнявший урон Тотчас, подобно ручью, Чьи тем обильней текут Воды, чем больше их пьют; Кто вашу не пил струю! Но Бог вас берег
от утрат, Так что всякий ваш дар — назад Возвращаем был десятью. Того, кто ввысь вознесен, Здесь ждет, о горе, распад: Цветок, лия аромат Сладчайший, был обречен Смертельному лезвею; Пусть видят в том Божий суд Все, что по миру бредут, Как странник в чужом краю; Позор и забвенье грозят Тем, кто путь свершал наугад, Не ища Его колею. Господь, чтобы был лишен Навеки победы ад, Ты сам на кресте распят, Зато грешный род спасен; Яви же милость твою Ему, как являл и тут, И дай средь святых приют; О Дева, молитву чью Как высшей мы ждем из наград, Попроси за достойных чад У Сына, чтоб быть им в раю. Сеньор, пусть я и пою, Когда грудь слезы мне жгут, Но скорби прилив так лют, Что первенство отдаю Трубадурам, чей выше лад, Хоть в сердце хвалу вам, стократ Высшую, чем они, таю. ПТ, с. 114–115
* * *
Отныне не вижу, что Могло помешать бы нам Прийти с мольбой в Божий храм, Прося нам помочь того, Кто ныне поруган сам: Враг его Гроба Святого лишил, Стала Испания долом могил Время пустых отговорок прошло: Здесь никого еще шквал не топил. Чем еще может он нас упрекнуть? Разве что снова свершит крестный путь. Отдав нам себя всего, Он принял муки и срам, И было нашим грехам Так искупленье дано; Кто жизни желает там, Пусть не жалеет для Господа сил Здесь, ибо смертью он жизнь возвратил; Смерти из нас не избегнет никто — Горе тому, кто страх Божий забыл! В жизни едва мы успеем мелькнуть, Как предстоит нам навеки уснуть. Люди о том, что темно, Судят, подобно слепцам: Хоть тело — лишь смертный хлам, Всю жизнь они все равно Хотят угодить телам, Души же губят; спасительный пыл, Их охранявший от смерти, остыл; Был бы я горд, если б хоть одного К действию словом своим побудил: Хватит про бедность волынку тянуть, Каждый оденет пусть панцирем грудь! Пусть будет сердце его Годно к великим делам! Король Арагонский, вам Бог вверил заботу о Том, чтоб внушить храбрецам, Что вы — их броня, что крепок их тыл; Если бы делу король изменил, Он причинил бы и Господу зло; Тем же, кто верно ему послужил, Здесь иль на небе сторицей вернуть Может он все — воздаянья в том суть. Король Кастильский давно Не должен верить глупцам, Его хранящим от ям, Ибо идти нелегко Всем по Господним путям: Кто с ним заодно, кто Богу вручил Жизнь беззаветно, лишь тот ему мил, Всякое дело без Бога — ничто, Любит он тех, кто его возлюбил, Спесь перед Богом не знатна ничуть, К славе ведет не гордыня отнюдь. Жизни высокой не знав, не добыл Чести безумец, поскольку мостил Тленом дорогу: чтоб нам повезло, Строить прочнее должны мы настил; Блага добившись, никто не забудь Благодареньем Творца помянуть. Славный Магнит, вас Господь отличил — Срок, чтоб к нему вы пришли, он продлил: Ваше спасенье — его торжество; Гибельно плыть без руля и ветрил, Богу легко нас заставить свернуть: Ждет он, чтоб сами мы выбрали путь. ПТ, с. 116–117
Раймбаут де Вакейрас
* * *
Начало мая, Певуний стая, Зеленый бук, Лист иван-чая — Но, увядая, Цветенью края Ваш, Дама, друг Не рад, мечтая Спастись от мук, Услышав, злая, От вас хоть звук, Вы ж — как немая. Как рая, Желая Близ вас Быть, о благая, — Лжеца я, Ристая, Сбил в грязь Как негодяя. Пред Богом стоя, Молю его я, Любовь чтоб спас Он от разбоя, Ревнивца злое Дело расстроя. Нет вовсе нас, Коль нас не двое, Ибо без вас Ни то ни се я; Сияньем глаз Не удостоя, Какое Былое Мне вы Вручили б! Но и Средь боя Пустое — В любви Искать покоя. Как получу я Ту, в ком впустую До этих пор Счастья взыскую? Ведь вхолостую О поцелуе Грезить — позор! Напропалую, С бою ваш двор Все ж не возьму я: Губит ваш взор Все подчистую. Не всуе Нагую Вас зреть Я б стал, ликуя; Другую, Не лгу я, Иметь И не могу я. Вместо привета — Горечь запрета. Бель-Кавальер, Прошу ответа: Чистая это Разве монета, Коль лицемер, Щеголей света Ставя в пример, Множит клеветы, Взяв столько мер Скрыть суть предмета? О, где-то Те лета! Жду я, Жертва навета, Совета; Без света Жизнь вся В траур одета. Сравнить бы надо Сверканье взгляда На Беатрис С цветеньем сада! Мне мука ада — Ваша досада. В вас все сюрприз И все отрада, Любой каприз — Мне лишь привада, Когда я близ Такого клада. Награда Вне ряда — Сердца Вашего склада. Измлада Услада Певца — Поиски лада. Кто, к вам лишь идя, Близ вас лишь сидя, Мог в смертный грех Не впасть при виде Вас — тот в Аиде, Вас ненавидя, Сгинет. В успех Верю я, видя Радость утех В каждом флюиде: Вы лучше всех — Я рад планиде! Предвидя Бесстыдье, Служу, Как тот Эниде, Но, выйдя В обиде, Скажу Стоп эстампиде. ПТ, с. 147–149
Пейре Видаль
Мне петь от тоски невмочь, Ибо недужен мой граф. Король зато жив и здрав И столь до лесея охоч, Что новую я сложу: С ней в Арагон отряжу Гильема, и Бласко тоже, Их вкусы в музыке схожи. Никто певца не порочь За то, что, все потеряв, Желает он не забав, Но песней скорбь оболочь; Признаньем я дорожу Той, по которой тужу, Она же со мной все строже, Как тяжки разлуки, Боже! Ею забыт, я точь-в-точь Как тот, кого оболгав, Лишили чести и прав; Что толку в ступе толочь Воду, — позор заслужу Покорством, но так скажу: Почтенней еврей, похоже, Чем тот, кто проник к ней все же. Мне страсть не может помочь: Там чист золотой расплав, Где жарки угли, — но нрав Той, что меня гонит прочь, Чем я верней ей служу, Тем тверже, — и вот хожу К другой, чей прием дороже Мне поклоненья вельможи. Трон радости я не прочь Принять: я стал величав, Как император, начав Любить комторову дочь; Снурки Раймбауды свяжу В один: в Пуатье и Анжу Властвовал Ричард, и что же — С ним были дамы построже. Готов я, таясь обочь Дорог, быть целью облав, Чтоб пастухи, закричав: «Волк!» — стали гнать меня в ночь; Я счастлив, когда брожу По лесу и нахожу В траве, а не в замке ложе И снег примерзает к коже. Кой с кем, Цимбелин, дружу Я ради вас, но скажу: Дружить — не одно и то же, Что стынуть в любовной дрожи. Волчице принадлежу, И если еще кружу, То знаю: раньше иль позже — Натянуты будут вожжи. ПТ, с. 157–158
Кастеллоза
* * *
Зачем пою? Встает за песней вслед Любовный бред, Томит бесплодный зной Мечты больной, Лишь муки умножая. Удел и так мой зол, Судьбины произвол Меня и так извел… Нет! Извелась сама я. А вы, мой друг, плохой вы сердцевед, Любви примет, Сдружившейся со мной Тоски немой Во мне не замечая. Всеобщий же глагол Вас бессердечным счел: Хоть бы приветил, мол, Несчастной сострадая. Но я верна вам до скончанья лет И чту обет (Хоть данный мной одной!), Свой долг святой Безропотно свершая. Вас древний род возвел На знатности престол, Мою ж любовь отмел, — Для вас не столь знатна я. Вы для меня затмили целый свет, — Отказа нет Для вас ни в чем от той, Кто день-деньской Все ждет, изнемогая, Чтоб ожил тихий дол И вестник ваш прибрел Иль пыль клубами взмел Скакун ваш, подлетая. Украв перчатку, милый мне предмет, У вас, мой свет, Но потеряв покой, Своей рукой Ее вам отдала я, — Хоть грех мой не тяжел, Но он бы вас подвел, Коль ревности укол Не стерпит… та, другая… Гласят замёты стольких зим и лет: Совсем не след, Чтоб к донне сам герой Ходил с мольбой. Коль, время выжидая, Сперва бы сети сплел, С ума бы донну свел, То в плен не он бы шел — Спесивица младая! Ты б к Самой Лучшейшел И песню спел, посол, Как некто предпочел Мне ту, с кем не чета я. Друг Славы!Мир не гол Для тех, кто зло из зол — В вас холодность обрел, Но страстью расцветая!
Поделиться с друзьями: