Повышение торгового принца

– Эй ты, жалкий огрызок мужчины!
– заявил без вся-ких церемоний Джедоу человеку, который почти три года уп-равлял его жизнью.

Де Лонгвиль обернулся:

– К кому ты так обращаешься, ты, вейлский мерзавец?

– К вам, Бобби де Лонгвиль, сэр сержант!
– огрызнул-ся Джедоу, причем было видно, что эти взаимные оскорбле-ния - всего лишь дружеская насмешка, и Эрик знал, что оба они от души забавляются.
– И кто ты такой, чтобы обзывать меня "мерзавцем"? Мы, мужчины из Вейла, - лучшие бойцы в мире и обычно вытираем сапоги о тех, кто похож на тебя.
– Джедоу громко фыркнул и наклонился к де Лонгвилю, словно принюхиваясь к источнику отвратительной вони.

– Да, очень похожих на тебя.

Ущипнув Джедоу за щеку, как любящая мамаша - ребен-ка, де Лонгвиль заявил:

– Ты так мил, что хочется тебя поцеловать.
– Он шутливо шлепнул Джедоу по щеке и добавил: - Но не сегодня.
– И повернулся к остальным.
– Куда направляетесь?

– Выпить!
– ухмыляясь, ответил Накор.

Де Лонгвиль выразительно закатил глаза.

– Ладно, только никого не убейте. Ты вернешься?
– спросил он Джедоу.

Джедоу улыбнулся:

– Не знаю почему, но вернусь.

– Ты хорошо знаешь почему, - произнес де Лонгвиль.

Улыбка Джедоу сразу увяла.

Каждый из них видел то, что видели все, каждый знал, какая ужасная армия готовится пересечь море, и понимал, что, каких бы успехов они ни добились за минувшие месяцы, борь-ба только начинается. До решающего столкновения может пройти десять лет, может пройти даже больше - но в конце концов любому мужчине, живущему в Королевстве, придется либо сражаться, либо умереть.

– Проваливайте, - нарушил молчание де Лонгвиль и махнул рукой в сторону улицы.
– Не слишком буяньте, - сказал он и добавил вслед уходящим: - Эрик, ты и Джедоу должны завтра вернуться сюда и получить свои бумаги. На день позже и вы дезертиры! А как вы знаете, дезертиров мы вешаем!

– Ну и мужик, - сказал Джедоу, когда они отошли чуть дальше по улице. Вечно с угрозами. По-моему, у него противоестественная любовь к веревке, нет?

Ру захохотал, и остальные присоединились к нему; и им стало еще веселее, когда, будто по волшебству, на углу перед ними возник трактир.

Ру проснулся. Голова у него раскалывалась, во рту пере-сохло. В глаза словно насыпали песок, а дыхание было таким зловонным, будто кто-то заполз ему в рот и там помер. Он подвинулся, и застонал Эрик; он подвинулся в другую сторону - застонал Джедоу и отпихнул Ру обратно.

Ему ничего не оставалось, как сесть, и, сев, Ру подумал, что лучше бы ему никогда не просыпаться. Он с трудом удер-жался от тошноты и наконец ухитрился сфокусировать взгляд.

– Прекрасно, - пробормотал он и сразу же пожалел об этом. От собственного голоса у него еще сильнее заболела голова.

Они находились в камере. И если Ру не ошибся, в камере, которую он хорошо знал. Она была длинная; вместо одной стены у нее были толстые железные прутья, а на двери висел тяжелый замок. Напротив прутьев, чуть выше уровня головы по всей стене тянулось узкое оконце. Камера была полуподвальной, Н это окон-це находилось как раз на уровне земли. Через него хорошо был виден внутренний двор, и на нем- виселица. Это была камера смертников, располагавшаяся непосредственно под дворцом прин-ца Крондорского.

Ру толкнул Эрика, и тот опять застонал. Ру толкнул его снова, и Эрик наконец проснулся.

– Что?
– невнятно спросил он; глаза у него разбегались в разные стороны. Где мы?

– Снова в камере смертников.

Эрик сразу протрезвел. Оглядевшись, он увидел свернув-шегося в уголке Накора, а рядом с ним - Шо Пи.

Проснувшись, все осмотрели себя и друг друга: каждый был в запекшейся крови, в синяках и порезах.

– Что случилось?
– прокаркал Ру. Его голос звучал так, будто он в это время жевал песок.

– Это квегийские матросы, помнишь?
– сказал Джедоу.

Шо Пи и Накор, которые казались наименее потрепанны-ми из всей компании, посмотрели друг на друга, и Накор произнес:

– Один попытался стащить какую-то девчонку у тебя с

колен, Ру.

Ру кивнул, подумав, что лучше бы этого не было.

– Теперь вспоминаю, - пробормотал он.

– Я ударил кого-то стулом, - сказал Джедоу.

– Может, мы убили этих квегийцев?
– сказал Накор.

Эрик, держась за стену, попытался встать на ноги; колени у него с похмелья тряслись.

– Видно, боги сыграли с нами мрачную шутку, - сказал он, - если, пройдя через весь этот ад, мы кончили тем, что снова ждем виселицы.

Ру чувствовал себя виноватым, как всегда, когда накануне он выпивал лишнего. С его телосложением было глупо пытаться пить вровень с Эриком или Джедоу, даже если Эрик и сам пьянел быстро.

– Если я кого-то убил, считайте, что я это вспомнил, - заявил Ру.

– Но как, во имя всех дьяволов, мы снова очутились в этой камере, парень?
– спросил Джедоу из своего угла; он был явно встревожен.
– Не для того я проплыл вокруг света и вернулся, чтобы Бобби де Лонгвиль в конце концов все же вздернул меня.

В этот момент дверь широко распахнулась, и от лязга, с которым она ударилась в стену, все содрогнулись.

– Встать, вы, свиньи!
– рявкнул, входя в камеру, де Лонгвиль.

Не раздумывая, все, кроме Накора, вскочили на ноги и сразу же застонали. Джедоу отвернулся, и его вырвало; всех шатало, и Эрик ухватился за прутья камеры, чтобы не упасть.

– Что за славная компания!
– сказал, усмехнувшись, де Лонгвиль.

– Что мы опять делаем тут, сержант?
– спросил Накор. Де Лонгвиль подошел к двери и широко раскрыл ее, показы-вая, что она не заперта.

– Мы подумали, что здесь вам будет удобнее всего, - ответил де Лонгвиль. Известно ли вам, что для вашего ареста потребовались лучшие городские стражники и еще часть охраны дворца?
– Он сиял, словно гордый отец.
– Это была знатная потасовка! И у вас хватило здравого смысла никого не убивать, хотя ущерб вы нанесли немалый.
– Де Лонгвиль взмахом руки приказал им выходить из камеры.
– Принц Патрик и его родственники решили, что оставшуюся часть ночи лучше держать вас поближе к себе, - объяснил он, ведя их по коридору.

Ру огляделся, вспоминая, как тем же путем его вели на виселицу, и содрогнулся от ужаса. Им с Эриком пришлось бежать из родного Равенсбурга после того, как Эрик убил своего сводного брата Стефана, после смерти его отца ставшего бароном Даркмурским. Если бы они остались и предстали перед судом, то могли бы рассчитывать на снисхождение, но бегство усугубило их вину, и они были приговорены к смерти. Они достигли ступенек, которые вели наверх, во двор, где стояла виселица, но на этот раз ее миновали.