Пояс неверности. Роман втроем

— Носи, деточка, как раз тебе по размеру, — от всей души говорила Нина Васильевна, а теперь невозможные рейтузы лежали светлой грудкой на выставочном полу из щитового паркета.

— Прошу прощения, — проговорил Максим Максимович.

Я, сгорая от стыда, запихала огромные трусы обратно, молния отказалась закрываться, я рванула ее с какой-то страшной, по-видимому, силой, сломала ноготь. Очень глубоко сломала, под корень, даже ниже корня — если можно так выразиться.

— Перестаньте немедленно себя истязать, — возмутился Максим Максимович, — а то я сразу не понял, что это нижнее белье вы приберегаете для ролевых игр с переодеваниями. В Надежду Константиновну Крупскую…

Я рассмеялась, смеялась долго, никак не могла уже остановиться, он взял меня за горячую руку и вывел на улицу. Сентябрьский ветер гнал к ногам сухие листья и другой мусор, надсадно гудела сигнализация серебристого «форда» неподалеку.

— Поехали, — сказал он, запахнул мое красное пальто, и мы поехали.

Мы поехали, а через полгода он уже таскал Алешу на плечах, привозил невиданные ранее конструкторы «Лего» и всякое прочее. Еще через полгода, в следующем сентябре, мы поженились. К тому времени я уже работала руководителем всей рекламной службы, впервые занимала отдельный кабинет, распоряжалась кадрами, производила реструктуризацию отделов.

Свадьбы в классическом понимании не было, ни платья, ни изукрашенных лентами машин, ни почетных свидетелей, я была этим премного довольна, а всем происходящим — бесконечно удивлена. Уже и Максим Максимович надел на мой палец обручальное кольцо с двенадцатью бриллиантами, уже и подпись я поставила в амбарной тетради под руководством тетки с огромной указкой, а все как-то не верилось, что я — замужем за этим редким, блестящим человеком. Максим Максимович был неотразим в день свадьбы — классический смокинг, сияющие туфли, широкая улыбка — и все это мне?

Мать Максима Максимовича и его тетка наверняка сочли, что я слишком рада замужеству, — в ресторане невеста первым делом хлопнула два бокала шампанского, сняла узкий пиджак и пустилась отплясывать на танцпол. Свекровь иногда подходила и прикрывала мою грудь в майке на лямках своим шейным платком. Из приглашенных были еще компаньон Максима Максимовича с женой и моя подруга Эва, бывшая эстонка. Эва была прекрасна, как всегда, короткое платье сверкало серебристым узким факелом, на поясе — букетик цветов. Компаньон вытаращил на нее свои узкие глаза — он настоящий казах и зовется Бексултан — и произнес что-то банальное на тему «девушка цветок и сама вся в цветах», его казахская жена Айсулу напряглась. Оказалось — отнюдь не напрасно.

Бексултан воспылал к светловолосой, тонкой Эве необыкновенной страстью, вытащил ее за руку танцевать, в танце вел себя достаточно агрессивно, не сказать — безумно. Закладывал сложносочиненные па, подбрасывал Эву, смыкая на ее узкой талии свои смуглые крупные руки. Айсулу при виде такого безобразия немедленно начала рыдать, сначала за столиком, потом переместилась в дамскую уборную, и рыдала, изливая реки слез в чистенькую белую раковину-тюльпан.

Так что большую часть свадебного ужина я провела именно там, пытаясь хоть как-то успокоить крутобедрую Айсулу, когда она немного утихла, попыталась вывести ее обратно за стол, это было большой ошибкой — за столом Бексултан как раз целовал бледную Эвину руку и произносил взволнованный тост. Уладил ситуацию и примирил супругов Максим Максимович.

Все, за что бы он ни брался, получалось, и получалось превосходно. Любое дело начинало приносить прибыль. Любые отношения выстраивались желаемым образом. Официанты в незнакомых дорогих заведениях почтительно склонялись перед ним в полупоклонах, государственные чиновники ставили свои размашистые подписи в нужных местах, продавцы на рынке давали объективную оценку свежести товара, бродячие собаки молча крутили боевыми хвостами и готовились охранять.

Максим Максимович воспринимал все с великолепным спокойствием принца крови, который всегда знал о своем отличии от многих, но привык и значения уже не придает. Он был сам себе государство, и флаг его — носовой платок.

Я влюбилась, наверное, уже в момент первого падения сумки.

И любила его очень долго. Даже когда стояла перед ним, сжимая в руках заявление в прокуратуру, все равно любила. Даже когда за день до этого зашла в детскую комнату, где Максим Максимович укладывал десятилетнего Алешу спать, и обнаружила Максима Максимовича стоящим на коленях перед детской кроваткой. Отличная кровать, достаточно широкая, с удобным выдвижным ящиком, ортопедический матрас, натуральное дерево — бук. Постельное белье на мальчишескую тематику — что-то с кораблями, яхтами, рулевыми колесами и якорями. Мой сын лежал на этой отличной кровати полностью обнаженным, мой муж стоял на коленях. Я не смогла сдержать вскрика. Он резко поднял голову. Вскочил. Выбежал из комнаты. Выбежал из квартиры.

Дверь хлопнула, со стола упала книжка «Всадник без головы», я машинально подняла ее, положила обратно, рядом с учебником по математике за четвертый класс, матерчатым пеналом со смешным рисунком — скелет рыбки. Нужно было что-то сказать, что-то сделать, я не могла физически разжать челюсти, казалось, их свело навсегда мощнейшей судорогой, и я падала, падала в душную, липкую темноту стыда.

После этого я видела Максима Максимовича только один раз — вот именно в момент размахивания заявлением в прокуратуру. Алеша очень горевал по поводу исчезновения Макса, он его называл просто по имени, Макс — для краткости. «Теперь никто со мной ТАК не играет…» — грустно говорил он, а мое сердце заходилось от ужаса, горя и — стыда, того самого, черного и липкого. Непросто было все, очень больно и еще больнее, а я какое-то время позволила себе думать — что ничего, нормально.

Тогда и появилась Таня, первая жена Максима Максимовича, выдернула меня из почти уже сомкнувшейся над головой бездны отчаяния, протянула руку, она знала, что надо делать. «Здравствуйте, меня зовут вообще-то Татьяна, но мне больше нравится вариант Таня», — «Здравствуйте… Мы где-то встречались?» — «Нет, но теперь будем регулярно».

Таня, никогда не смогу отблагодарить ее за это. Она приходила по утрам, говорила: «Алешенька, проспал снова!» — А мы ведь и забыли, что надо вставать, куда-то ходить, в общеобразовательные учреждения например. Таня покупала нам молоко, хлеб и сигареты. Таня записала Алешу в кружок юных химиков. Через три года мы с Таней провожали его в швейцарскую школу, было удивительно холодно для сентября, лил дождь. «У него все будет в порядке», — пообещала мне Таня. Более десяти лет с того момента. Двенадцать.

Так вот, приезжает Алеша, мой мальчик. Надо приготовить комнату. Прикидываю мысленно, что за неделю нужно в обязательном порядке снять Ему новую квартиру, вывезти велотренажеры, коробки с обувью и костюмы от Пола Смита.

ж., 19 л.

Милый мой молескинчик, сегодня дико сумасшедший день, как еще с ума не свихнулась, даже и не знаю, хотя, может, — уже свихнулась. Так, я сначала допишу историю Тониной измены, потому что уже решила, и потом — надеюсь немного собраться с мыслями, а то просто взрыв головного мозга наблюдается, реально!

Тоня, значит, встречалась со своим любовником, ему она ничего не рассказала про незапланированную беременность — ну вот не знаю, почему, не рассказала, и все. И они продолжали встречаться и весело трахаться, еще было тепло, бабье лето, и делать это можно было возле каждого куста. Тоня с любовником этим активно пользовались.

И как-то по приходе домой Тонин законный супруг вполне законно поинтересовался: а где же ты была, дорогая вполне беременная супруга, что же ты это так порядочно задержалась после рабочего дня? Беременная супруга ответила, честно заглядывая ему в горящие черные глаза, что задержалась на деловом ланче с представителем заказчика. Или Единого заказчика. Деловой ланч. Затянулся. Ресторан «Пушкинъ». Дорогое место.