Пойдем играть к Адамсам

В утешительной компании взрослых все время было движение, целеустремленность и упорядоченность. Нужно приготовить еду, накопать картошки, съездить в Брайс, сделать покупки. Звонили телефоны, организовывались встречи, планировалась отправка трактора в мастерскую. К тому же всегда кто-то спрашивал, чего она хочет, что собирается делать. Всегда кто-то наблюдал за ней, поправлял, подбадривал ее, и аплодировал всем ее поступкам. Свобода – это когда никого нет рядом, когда никому до тебя нет дела (а Синди не любила выступать без публики).

Прямо сейчас, например, она могла бы подняться с пляжа, обойти сосновую рощу к северу от дома, пройти по частной дороге вглубь участка Адамсов, поиграть в заброшенном домике прислуги – штабе Свободной Пятерки – и возвратиться, когда и как ей заблагорассудится, даже после наступления темноты. И все же ничто из этого ее не искушало. Лес, дорога, страшный старый домик прислуги, двор – везде было пусто. Нигде не было никого, кто специально ждал бы Синди.

Как ни странно, по маме и папе она не скучала. Старалась не думать о них и, будучи уверенной, что они вернутся точно в срок, довольно легко переносила их отсутствие. Но кого ей действительно не хватало, так это Барбары, – конечно, не той, которую она могла видеть в любое время, когда захочет, а ее веселья и азарта.

С особым удовольствием Синди вспоминала оживление, вызванное приездом няни. Все они прибыли в Брайс и ели мороженое, пока ждали автобус. И вот он, горячий и с грохотом открывающий двери. А потом на ступеньках появилась Барбара, чистенькая, опрятная и хорошенькая, в бледно-голубом летнем платье, прямо как старшая сестра, посланная в ответ на молитву. Она была симпатичнее, энергичнее и веселее мамы, но и моложе, а значит, ближе и понятнее Синди.

Оказавшись в доме Адамсов, Барбара прошла в комнату для гостей и открыла свои сумки. Там лежали платья и расчески, нижнее белье и купальные костюмы, книги и духи – все те очаровательные вещи, которые когда-нибудь будут и у Синди. Барбара носилась и раздавала распоряжения, целовала и похлопывала – она вдохнула в дом настоящую жизнь. Она даже умела водить автофургон. А теперь та Барбара исчезла, – по крайней мере, по объективным причинам, – и Синди очень по ней скучала.

В том привязанном к кровати в гостевой комнате человеке, которого водили на веревке и кормили, как домашнее животное, почти нельзя было узнать тот чудесный сюрприз, милую старшую сестру. Если б Синди не была одной из детей и не должна была сыграть свою роль в приключениях Свободной Пятерки, она с радостью развязала бы Барбару и вернула бы все как было. Когда ей станет по-настоящему одиноко и она очень сильно рассердится – пусть только назовут ее еще раз дурочкой, – она сделает это им в отместку. Но не сейчас. Синди вздохнула. Ей придется обходиться старшим братом, Бобби.

В тот вечер на ужин у них были замороженные полуфабрикаты. Бобби аккуратно и методично разогрел их в духовке, и они с Синди съели их из формочек из фольги, пока смотрели какой-то непонятный сериал по телику. После того как они прибрались, Бобби пошел в свою комнату и попытался вздремнуть, а Синди села сторожить. Теперь весь дом, телевизор и гостиная тоже принадлежали ей, и неприятное чувство скуки снова вернулось.

Н

акормив Барбару бутербродом и кока-колой, дети снова заткнули ей рот кляпом, уложили в постель и привязали конечности к стойкам кровати. После этого ее снова забыли (по крайней мере, так ей показалось), бросили так же просто и без раздумий, как игрушку. Она была растеряна и рассержена – по сути, как и почти весь день, – но в то же время испытывала странное облегчение. После утреннего шока от случившегося, многочасового сидения в неудобной позе на стуле, испытания постоянным надзором, она была почти рада снова лечь, в тишине и – пусть и ненадолго – в одиночестве. Прежняя поза, которая раньше казалась невыносимой, теперь несильно ее беспокоила.

Это неправда, – сказала себе Барбара. Связанные люди не могут лежать с комфортом. Скоро начнут болеть мышцы плеч и бедер, замедлится кровообращение, руки и ноги онемеют. Будет больно. Но прежде всего нужно будет терпеть испытание временем. Если завтра все будет по той же схеме, что и сегодня, то пройдет примерно шестнадцать часов – сумерки, вечер, ночь, рассвет и утро, – прежде чем ей будет позволено двигаться, да и то лишь до конца коридора и обратно. Страх, ведущий к панике, может зарождаться тихо и незаметно, и вот он уже кружит у нее в голове, как бархатный мотылек.

Шестнадцать часов, – в ужасе подумала Барбара. И это как минимум. Возможно, ждать придется дольше. Я этого не вынесу, – сказала она себе. Но все равно придется терпеть.

Одного этого прогноза было достаточно, чтобы ввергнуть ее в беспричинную истерику, заставить напрячь все силы в очередной отчаянной попытке освободиться. Однако юный Бобби преуспел в работе тюремщиком. На этот раз он использовал веревку гораздо большей длины, связал ей запястья, завязав между ними узел, а концы спрятал где-то за спинкой кровати. Не было ничего, что воодушевляло бы или вселяло надежду. Барбара даже спать не могла.

На кухне Бобби и Синди болтали и препирались за своим незамысловатым ужином. Нос Барбары, заострившийся после целого дня неутоленного голода, учуял запах жареного цыпленка почти в тот же момент, когда они развернули фольгу. Когда Синди пришла проверить пленницу, пальцы и рот у нее блестели от жира и от нее пахло едой. Барбаре пришла в голову отвратительная мысль, что если бы она была сейчас свободна, то откусила бы кусок от Синди, как если б та была пухленькой маленькой курочкой.

А еще орал телевизор.

За ужином дети смотрели повторы старых телепередач. Позже, после того как они прибрались и Бобби ушел в свою комнату, чтобы вздремнуть, Синди села и стала смотреть вечерние шоу, одно за другим, выбирая в первую очередь те, в которых участвовали дети или животные, а потом перешла на более захватывающие и жестокие. Зачастую – возможно, просто ради осуществления исключительного контроля над всеми ручками телевизора – она переключалась с канала на канал, будто была в состоянии следить за всеми сюжетными линиями одновременно. В какой-то момент, во время длинного перерыва на рекламу, она отвлеклась и попыталась сыграть на пианино «Веселого крестьянина». У Барбары разболелась голова. Очевидно, что мысли девочки небрежно, легкомысленно перескакивали с одного на другое, ни на чем подолгу не задерживаясь. И она была тюремщицей, а Барбара – пленницей. Совершенно безумная ситуация.

Наконец, во время очень позднего телефильма, воцарилось спокойствие, и движение в гостиной прекратилось. Самолеты пикировали и стреляли. Умирали, непрерывно крича, японцы. Уцелевшие морские пехотинцы выстроились в боевой порядок и, предположительно, снова двинулись в бой. «Ориолс» обыграли «Атлетикс» со счетом 9 : 5 и сохранили лидерство. В Европе доллар снова подвергся атаке. Затем заиграл национальный гимн, сменившийся статическим шумом. Синди, видимо, давно уже уснула, не исключено, что на ковре. Бобби по-прежнему отсутствовал – вероятно, спал у себя в комнате, – и Барбара была по-настоящему одна.

Пришло время героизма и смелых поступков. Легкое движение пальцев, и внезапно появляется спрятанное лезвие бритвы; чик-шмык, и она свободна. К сожалению, такое случалось только в телевизоре. В реальной жизни жертвы оставались почти такими же, какими были прежде – жертвами.

Барбару поражало то бессердечие, с которым дети оставляли ее в таком состоянии. И с которым – что еще хуже, конечно же, – сторожили ее. Казалось, у них не было ни возможности, ни желания поставить себя на ее место или представить, насколько ей больно. У них не было богов – а если и были, то не милосердные и любящие. И у них не было героев, если только название «Свободная Пятерка» не подразумевало, что они обладают некоторой долей воображения. Они просто плыли по течению. Как и Синди, все они просто плыли по течению, функционируя с помощью своих автоматических, безотказно работающих домашних приборов, кредитных карт и платежных счетов. Взрослые им были не нужны и не принимались во внимание.