Поймай мне птицу Феникс

Брюнетка подождала, пока я дойду до двери, потом повела меня по коридору и проводила в комнату, которая находилась в его дальнем конце. Комната была маленькая, удобная и обставлена как рабочий кабинет – с кожаными креслами и серией гравюр Хогарта [5] на стенах, изображающих жизненный путь лондонской проститутки. Я догадался, что мужчина, развалившийся в одном из кожаных кресел с высокой пивной кружкой в одной руке и сигарой в форме торпеды – в другой, и был тем самым Донаваном.

5

Хогарт Ульям (1697–1764) – английский живописец, график, теоретик искусства. Основоположник социально-критического направления в европейском искусстве.

Ему было чуть за сорок. Этакий здоровяк, мощный костяк которого уже начал покрываться жирком. На нем были черный бумажный спортивный свитер с короткими рукавами, из-под которых виднелись массивные предплечья, покрытые длинными черными волосами, и черные брюки, крепко стягивающие ремнем появляющееся брюшко. Он уже начал лысеть с макушки и, наверное, ради компенсации отрастил великолепные черные колючие бакенбарды. Его лицо с массивным крючковатым носом и холодными серыми глазами весьма напоминало вставшего не с той ноги Джона Буля [6] , происходящего от незаконного союза между английским пиратом и одной из наиболее развращенных женщин рода Борджиа [7] .

6

Джон Буль – сатирический персонаж серии политических памфлетов Дж. Арбетнота «История Джона Буля», 1712 г.; традиционное ироническое прозвище английских буржуа.

7

Борджиа – знатный род испанского происхождения, игравший значительную роль в XV – начале XVI в. в Италии.

– Мистер Бойд, – представила меня с вежливой формальностью Лора, – а это мой брат Билл.

– Садитесь. – Он махнул пивной кружкой в направлении незанятого кожаного кресла. – Дэнни, не так ли? – В его голосе прозвучали лениво-дружеские нотки – поверх басовой хрипотцы, говорящей о нетерпении и привычке к абсолютному повиновению.

– Да, Дэнни. – Я уселся и закурил сигарету. – Вы – Билл, а сестра ваша – Лора. Все это, вместе взятое, действительно рождает атмосферу милой неформальности.

– Мне требуется твоя помощь, Дэнни. – Билл неторопливо запыхтел своей сигарой. – Если честно, я обеспокоен, действительно очень обеспокоен! Видишь ли, мои аукционные торги, похоже, оборачиваются надувательством, как вы, американцы, говорите! Полагаю, они могут состояться даже при одном-единственном покупателе и при одной заявке на торгах.

– Круто. – Я осклабился.

– Если бы тебе пришлось преодолеть все препоны, чтобы раздобыть эти винные кувшины, – холодно сказала Лора, – ты бы узнал, насколько это круто, Дэнни!

Донаван сделал основательный глоток из своей кружки, затем непринужденно вытер губы тыльной стороной руки.

– Теперь нам все нипочем, старушка. – Он отпустил ее небрежным движением своей сигары. – Пойди-ка к мисс О’Берн. Ведь невежливо оставлять гостей в одиночестве.

– Ладно! – согласилась она, явно заколебавшись. – Но не теряй слишком много времени на пустую болтовню, Билл.

Дверь закрылась за ней, и Донаван улыбнулся, показав большие хищные белые зубы.

– Она ничем не отличается от остальных женщин. Они все одержимы чертовским любопытством. Я всегда говорил, что для женщины есть только одно место – в койке на спине! Если они слишком долго находятся в вертикальном положении, у них начинают возникать посторонние мысли, ты не находишь?

– Ты хотел поговорить со мной насчет баб или насчет аукциона с единственным покупателем? – осведомился я.

– Деловой парень?.. – Билл снова показал зубы в улыбке, острой как бритва. – Мне это нравится, Дэнни! Как ты сказал, вернемся к аукциону и оставим приятных дамочек тосковать в их одиноких постельках, а? – Он хохотнул, и от этого в глубине его живота что-то заурчало. – Напомни мне когда-нибудь показать тебе коллекцию китайско-португальских порнографических открыток. Их мне удалось достать с черного хода в Макао [8] . Там было такое трапециевидное устройство из зеркал, и если установишь голую девчонку под точным углом, то…

8

Макао – территория в Восточной Азии.

– Могу поспорить, на эту коллекцию подана уйма аукционных заявок.

– Ты прав, – сказал Донаван, угрюмо кивнув. – Сейчас не время для похабных воспоминаний! Кувшины для вина уникальны, конечно, но тебе об этом уже известно. Вся штука, с моей точки зрения, в том, чтобы собрать всех самых известных в мире коллекционеров вместе – тех, которые проявляют определенный интерес, естественно! – и позволить им торговаться до одурения. Таким образом я смогу получить… разумную цену. Не так ли?

– Следовательно? – спросил я.

– Следовательно, я связался со всеми денежными людьми, кто мог заинтересоваться товаром, – сказал он. – Круг таких людей, в общем, невелик, и я сократил его до четырех настоящих претендентов: Слейтер из Нью-Йорка, Родригес из Мадрида, Рэнц из Парижа и Даплейн, который болтается на своей поганой огромной яхте где-то в Средиземном море. Насколько я знаю, любой из этой четверки с радостью помчался бы к тибетскому ламе ради возможности купить эти сосуды для вина! Но уже через две недели после того, как они приняли мое приглашение на аукцион, возникли неприятности. Сначала я получил краткую телеграмму от Родригеса, извещающую, что он не приедет, без объяснения причин. Затем то же самое произошло и с Даплейном. Мне удалось связаться с его яхтой по радиотелефону… – Он скривился. – Этот негодяй сказал, что не собирается рисковать жизнью из-за какого-то старья, включая и драгоценности Британской короны, если уж на то пошло. Да еще и бросил трубку. Следовательно, у меня осталось два потенциальных участника аукциона – Рэнц и Слейтер.

– Круто, – сочувственно сказал я.

Донаван сделал еще один затяжной глоток из кружки, затем снова вытер губы тыльной стороной руки.

– Если первых двух так быстро отпугнули, то я подумал, есть вероятность, что и с остальными двумя может произойти нечто похожее, если я не приму мер. Мне нет никакого резона сидеть на своей толстой заднице в надежде, что этого не произойдет! Поэтому я и послал Лору в Нью-Йорк переговорить со Слейтером, а сам отправился в Париж увидеться с Рэнцом. – Его урчащий, утробный смех раздался снова. – Милый старый Людвиг! Некоронованный король всех прохиндеев Европы! Его не так-то просто припугнуть. Он показал мне анонимную записку, предупреждающую, что подлинные владельцы кувшинов намерены вернуть их себе и ему, мол, лучше не ввязываться в это дело, если он хочет остаться целым.

– Слейтер получил точно такую же записку, – вставил я.

– Знаю, – сообщил Донаван. – Лора выяснила это, когда беседовала с ним в Нью-Йорке.

– Вы считаете, что в этой записке есть какая-то реальная угроза? – заинтересованно спросил его я.

– Подлинные владельцы! – презрительно хмыкнул он. – Эти чертовы винные кувшины гнили в запасниках пекинского музея, пока мои ребята не стянули их. Могу поспорить, Мао и его шайка и слыхом не слыхивали об их существовании, пока кто-то не сообщил, что они пропали.

– Но кто же тогда послал эти записки? – задал я логичный вопрос.

Донаван издал могучий рык. Он вылез из кресла и направился к двери.

– Минуточку, – извинился он и промычал: – Лора!

Брюнетка вернулась в кабинет через несколько минут. Закрыв дверь, она прислонилась к ней, скрестив руки под своими полными грудями.

– Что на этот раз, братец?

– Я только что рассказывал Дэнни о том, что узнал в Париже от Рэнца, – сказал он. – А ты расскажи, что узнала в Нью-Йорке от Слейтера.