Поющие золотые птицы[рассказы, сказки и притчи о хасидах]
Шрифт:
Лейзер спасен и вернулся к родному очагу. А озабоченный богач вновь сидит у раби Эфраима. «Дети возвращены, но история не окончена. Ты знаешь, раби, что я имею в виду. Каков твой совет?» — спрашивает богач. Цадик задумался. Затем тяжело вздохнул и развел руками. «Деньгами поправишь дело. Другого не дано», — ответил он. Подумавши еще, просиял лицом и добавил: «Не горюй, хасид. Невинность граничит с глупостью. Познание через грех почетнее праведного невежества.»
Лейзер пошел по стопам отца. Стал завсегдатаем в доме у раби Эфраима, слушал слово цадика. Теперь он хасид, лучший ученик нашего раби. Женился с Божьей помощью, и детишки
— Вот и вся история, дорогие хасиды, — закончил реб Гирш.
— Нет не вся! — разорвал тишину отчаянный возглас Голды. Лицо ее горело от гнева, — Я поняла лишь, что вы у себя в Кобринске растите нового праведника. А позволь узнать, реб Гирш, что сталось с бедной вдовой и ее доверчивой и несчастной дочерью Мирьям? — сурово спросила жена раби Якова.
Сколько ни урезонивали сердитую Голду ее муж и реб Гирш, та упрямо стояла на своем, требовала ответа. Наконец, нехотя и иносказательно рассказчик дал понять неуемной Голде, что и на долю бедных женщин выпала частица счастья. Они уехали далеко–далеко, в другой город, неизвестно в какой. И есть слухи, что мальчик вырос умный. Учится в хедере, радует мать и бабушку. «Однако, — возвысил голос реб Гирш, — у нас в Кобринске об этом не говорят, тем паче с Лейзером. Да и от меня вы ничего не слыхали, — многозначительно закончил рассказчик.
— В Европе это называется «скелет в шкафу» — вновь не удержался вставить слово разносторонний Шломо.
— Шломо! Я прошу прекратить кощунственные речи! Не хочу слышать в своем доме ни о каких скелетах! — воскликнул и без того раздраженный раби Яков и гневно хватил рукой об стол.
Голда молча и сердито гремела посудой у печи. «Молвы боятся, а не совести», — думала. Реб Гирш растерянно молчал. Гости тихо расходились. На сей раз нехарактерно и на фальшивой ноте закончились проводы субботы в доме раби Якова, цадика из города Божин.
Недовольных нет, все довольны
Эта история приключилась неподалеку от города Кобринска. В ту пору главой тамошних хасидов был цадик раби Эфраим. Когда раби Эфраим гостил в городе Божине у раби Якова, он из скромности не захотел говорить об этих событиях во всеуслышание, а поведал о них раби Якову с глазу на глаз, ибо полагал, что похвальнее всего те добрые дела, что остаются в тени. А уж раби Яков в свою очередь передал рассказ друга своим хасидам. Вот что они услышали.
У одного богатого помещика служил еврей в должности арендатора. В работе он был прилежен, а, главное, слыл в своем местечке, что расположено совсем рядом с Кобринском, знатоком Торы, и много времени отдавал учению. Жена его держалась того мнения, что неплохо бы ему иной раз сделать исключение и заглянуть в книгу прихода и расхода, а не в Святую книгу, но не будем осуждать женщину за неразумность, а лучше оценим по достоинству ее умение держать при себе такие странные мысли, и не высказывать их вслух и не огорчать мужа.
Случилось однажды, что задолжал арендатор своему хозяину изрядную сумму денег. Год, к
несчастью, выдался неурожайный, и нечем было вернуть долг. Помещик же, который и без того не любил евреев и терпел их только за умение прибыльно управлять его хозяйством, не собирался откладывать уплату долга. Он не на шутку пригрозил своему еврею, что если тот просрочит время уплаты, то неминуемо сядет в тюрьму, да еще жена и дети пострадают.
Неподалеку,
в городе Кобринске, жил один хасид, известный своей праведностью цадик раби Эфраим. Он помогал всем попавшим в беду, и простые люди верили, что он творит чудеса.Вот жена арендатора и говорит мужу: «Иди к хасиду, расскажи ему про нашу беду, он нам поможет.» Но муж и слушать не хочет легковерную женщину, да и ни в какие чудеса он не верит. «Хасиды твои специально проповедуют простоту, чтобы мнимые чудотворцы могли людей обманывать, дорогая женушка!» — сказал арендатор. «Глупо выказывать недоверие, попробуй–ка лучше проявить доверие, дорогой муженек!» — не осталась в долгу его супруга. Наконец, ей удалось уговорить скептичного своего мужа, и, нехотя, арендатор отправился в путь, ведь все равно ничего другого он придумать не мог.
Раби Эфраим встретил посетителя радушно, выслушал его и с радостью вызвался помочь. «Отправляйся завтра поутру на рынок, и как предложит тебе крестьянин купить у него какую–либо вещь, покупай не задумываясь и о цене не торгуйся, а покупку свою вези ко мне, и тогда я растолкую тебе, что делать дальше», — сказал цадик арендатору и, провожая его, весело прибавил: «Бог тебе в помощь и не забывай, что хасид своего брата еврея в беде не оставит.»
Хоть уверенная речь цадика и приободрила арендатора, сомнений в душе должника не убавилось. Жена же его воспряла духом и, закрепляя первую победу над упрямым неверием мужа, твердо сказала ему: «Делай все, как говорит тебе раби, и увидишь, беда обойдет нас стороной.»
И поступил еврей по совету раби и по настоянию жены, то есть отправился на следующий день с утра на рынок, и, как и предсказал раби, встретился ему крестьянин и предложил свой товар — овечью шкуру, и цена ей — один золотой. Оторопел арендатор: зачем ему овечья шкура, да еще по такой неслыханной цене? Вспомнив, однако, наставления раби, не стал торговаться, а достал из кармана последний золотой и вернулся с покупкой домой. Досаду свою выместил на жене: «Последние деньги отдал за этот товар, а что прикажешь с ним теперь делать, дорогая женушка?» А жена ему в ответ: «Дорогой муженек! Вот сказал тебе цадик, что придешь утром на рынок, и непременно встретится тебе крестьянин–продавец. Так и вышло. Разве сам не видишь, что все исполняется по слову раби? И дальше так будет. Завтра же отправляйся к нему.»
«Отличная покупка», — сказал хасид арендатору, когда тот расправил на столе овечью шкуру, — «Помещик скоро празднует свой день рожденья, соберутся у него богачи и вельможи со всей губернии, и каждый со своим подарком. Вот и ты придешь поздравлять своего хозяина и подаришь ему эту самую шкуру, и все будет хорошо. А сейчас ступай по своим делам, и к вечеру зайдешь ко мне и заберешь свою овчину. Я же тем временем помолюсь за тебя, произнесу кое–какие благословения, да и вообще надо немного потрудиться над этой чудной вещицей», — закончил хасид наставлять совершенно сбитого с толку должника и дружески похлопал его по плечу на прощание.
Вернувшись вечером домой, арендатор в гневе швырнул на стол злополучный сверток и, как
всегда, обрушился на жену: «Твой праведник велит мне идти на день рождения к нашему душегубу–хозяину и нести ему в подарок эту грошовую крестьянскую овчину. Соберутся у помещика богачи и вельможи, преподнесут ему охотничьи ружья, лучшие ковры, породистых щенков и прочие барские подарки. И среди этой знати появится еврей с овечьей шкурой под мышкой. Да барин просто скажет, что я издеваюсь над ним и на месте убьет меня за испорченный праздник!» — сердится арендатор.