Поющие золотые птицы[рассказы, сказки и притчи о хасидах]
Шрифт:
Горячая речь мужа ничуть не поколебала женщину, и та опять за свое: «Хасид творит чудеса. Если ты сделал первый шаг, делай и второй. Я верю, мы на пути к спасению.» Что ж, твердый характер смягчает судьбу. Арендатор остыл и послушал жену: как говорится, гнев любящих не долог.
Сердце сжималось от страха у бедного арендатора, когда приближался он к роскошному дому помещика. На тяжком этом пути то и дело мелькала в понурой его голове мысль: «Не повернуть ли назад, пока не поздно?» Но всякий раз из–за этой мысли выглядывала другая: «А что если и вправду раби творит чудеса?» Чтоб спастись, и маловер поверит в чудо.
В доме помещика слышна была музыка, громкие голоса гостей. Праздник начался. Слуга вышел на робкий стук в дверь, выслушал сбивчивую речь еврея, и, поняв наконец, что перед ним стоит еще один
«Уважаемые господа, давайте–ка посмотрим, какой такой подарок принес мне на день рождения мой почтенный арендатор. Хитер, небось, как все его соплеменники и думает, что я долг ему прощу», — обратился к гостям виновник торжества, который не хотел упустить случай показать силу и власть над своим евреем. Благородные вельможи собрались вокруг стола, помещик развернул овечью шкуру, и все увидели подарок еврея. Лицо помещика побагровело от
гнева и, сотрясая стены дома страшным криком, он дико возопил: «Слуги, немедленно ведите сюда этого грязного жида! Каков наглец! Он насмехается надо мной. Вместо долга несет мне какую–то убогую шкуру. Дорогие гости! Сейчас вы увидите, как я застрелю на месте негодяя!» Гости воодушевились в предвкушении зрелища. Зачастую люди, собираясь вместе, готовы на жестокость, которой нет у каждого в отдельности.
Двое дюжих молодцов охотно бросились исполнять приказание. До передней, где стоял и дрожал бедный даритель, донесся из зала грозный рык хозяина. Несчастный услыхал бойкие приближающиеся шаги слуг и понял, что судьба его решена. «Вот какие чудеса творит наш хасид праведник», — только и успел с горечью подумать арендатор, а уж крепкие руки подхватили с двух сторон онемевшее от ужаса тело и поволокли бедного должника на суд и расправу.
То ли по счастливой случайности, то ли по чьему–то неодолимому замыслу, находился среди гостей маленький мальчик, сын помещика. В гимназию он еще не поступил, но грамоту уже знал. Воспользовавшись общим замешательством, любопытный парнишка стал разглядывать подарок и вдруг воскликнул: «Поглядите, батюшка, тут какие–то буквы!»
Помещик, спохватившись, что малолетний сын его все видел и слышал и, желая оградить
дитя от созерцания предстоящей жестокой сцены, велел домашнему учителю немедленно увести отрока. Сам же хозяин принялся внимательно разглядывать завитки на овечьей шкуре и с изумлением узрел, что из различных оттенков шерсти складываются слова — его имя и фамилия и год, когда он родился. Благородные вельможи сгрудились вокруг стола и охали и поздравляли хозяина с редким даром.
“ Я прикажу сшить себе из этой шкуры меховую шапку и буду надевать ее каждый год в день своего рождения. Она принесет мне удачу!» — воскликнул помещик. «Ура, ура! Богатство и счастье этому дому!» — раздался дружный хор присутствующих.
«Ах, где же мой дорогой арендатор? Я хочу видеть его здесь в зале среди своих гостей!» — вскричал помещик, забыв о своем недавнем жестоком намерении.
«Да вот же он перед тобой, хозяин.» — сказал один из поддерживавших несчастного еврея слуг.
«Очего ты так бледен, любезный? Будь добр, голубчик, расскажи всем нам как досталась тебе это необычайная овечья шкура», — обратился помещик к своему еврею. И тот, чуть дыша и заикаясь на каждом слове, еще не вполне веря своему спасению, выложил без утайки грозному, но справедливому повелителю всю историю.
«Твой раби — настоящий чудотворец. Может быть, он и меня когда–нибудь удостоит советом или благословением», — заметил помещик и с важностью изрек: «Бог–то у всех у нас один!»
Желая загладить свою вину, помещик примирительно обратился к арендатору: «Уж ты, голубчик, зла на меня не держи и гнев мой напрасный мне прости, а я прощаю тебе твой долг!» И он распорядился с почетом доставить еврея домой.
Пережитое потрясение не прошло даром для арендатора: с несчастным сделался удар и, скованный параличом и лишенный дара речи, он слег. Со временем, поправляясь, больной начал понемногу ходить, тяжело опираясь на палку, и язык чуть–чуть стал его слушаться, хоть и остался бедняга косноязычным. Его обязанности в поле взял на себя старший сын, а книгами прихода и расхода занялась жена. Зато теперь арендатор мог целыми днями читать Святые книги. Он теперь хасид, и раби Эфраим считает его способным учеником.
Как–то раз, в доме бывшего арендатора
сидели за столом и беседовали он сам, его жена и их частый гость раби Эфраим. Вспоминали былое. Жена помогала косноязычному мужу изъясняться.«Раби, меня ты спас от тюрьмы, а жену и детей — от нищеты и страданий. Как жаль, что я не поверил тебе сразу, как поверила тебе моя жена», — обратился хозяин к цадику. «Меня погубили мои вечные сомнения. Будь во мне больше веры, я бы проник в твой замысел и понял, что не страшная кара, а избавление ждет меня. Я бы не натерпелся смертельного страху, не случился бы со мной удар, и был бы я сейчас здоров, как бык. Получив от тебя совет, раби, я хоть и долго думал над ним, но не распознал в нем чуда», — с сожалением сказал бывший арендатор. «Чудо понимают не умом, а сердцем», — вставила свое слово жена.
Раби Эфраим одобрительно посмотрел на женщину и сказал: «Порой мы должны твердо верить, и даже в чудо верить необходимо, но иной раз мы обязаны сомневаться.» При этих словах он перевел взгляд на мужа. «Но истина ведома только Богу.» — многозначительно закончил цадик свою речь, воздев глаза кверху.
Мирную застольную беседу прервал шум на улице. Выглянули в окно. У ворот остановилась барская карета, из которой вышел помещик собственной персоной и неверным шагом направился к двери. Ему с трепетом открыла жена арендатора. На голове у барина надета шапка, сшитая из подаренной арендатором овчины. В руке — штоф водки. Барин навеселе. С порога он громогласно заявил: «Я рад, что здоровье моего бывшего арендатора поправляется. Сегодня мой день рождения, и поэтому вы видите на мне эту шапку, которая бережет меня от всяких напастей. Я предлагаю всем присутствующим здесь осушить по чарке водки за полное и скорейшее исцеление моего верного работника, за здоровье его заботливой супруги и за великого чудотворца Эфраима! Ура!» — одним духом выпалил помещик.
Женщина быстро–быстро постлала на стол белую скатерть, водрузила на нее плетеную тарелку с солеными бубликами и со словами «Отведайте нашей водки, почтенный господин» достала из шкафа стеклянный зеленого цвета графин, а за ним зеленые же стопки. Раби наполнил три из них доверху, а больному налил чуть–чуть. Хозяева выпили за здоровье именинника, а он сам — за то, что провозгласил прежде.
«Отныне и навеки я назначаю моему верному арендатору пожизненный пенсион!» — торжественно и с расстановкой произнес помещик. «За щедростью прячется либо тщеславие, либо расчет», — подумал про себя раби и сказал вслух: «Богатство щедрого неисчерпаемо». Все возликовали. Затем задумались: как много добра и счастливых перемен принесли каждому события последнего года. Жена арендатора счастлива тем, что муж остался жив, что долг прощен, и пенсион назначен. Помещик горд своим бескорыстным благородством, которым рассчитывает расположить к себе еврейского чудотворца. Раби Эфраим несказанно и по праву доволен свершенным им чудом. Но самая большая награда выпала, разумеется, на долю арендатора: наконец–то он может целиком отдаться любимому занятию.
Помещик не стал засиживаться в гостях. Откланялся и уехал, сердечно попрощавшись со своими новыми друзьями.
Хана и Ханох
Раби Яков, цадик из города Божин, рассказал сию историю своим хасидам со слов жены Голды, которая знала эти события не понаслышке, а была их свидетельницей пока жила в доме отца и матери, мир их праху. Голде очень хотелось держать речь самой, и раби Яков готов был потрафить супруге и уж было заколебался, но соображения строгости, осторожности, праведности, верности традициям — всего, чего угодно — взяли верх, и цадик не дерзнул дать слово женщине в мужской аудитории. Люди предпочитают старые истины и неохотно привыкают к новым. Итак, на исходе субботы, раби Яков поведал собравшимся за огромным столом в горнице его дома хасидам следующую повесть.
Хана — девица прелестная лицом, мягкая нравом, мечтательная и вовсе не практичная. И нет ей нужды обременять нежную головку прозой заботы о будущем. Почему? Да потому, что Хане повезло родиться в богатом, даже очень богатом доме. Отец нашел ей достойного жениха и жаждет породниться с его семьей, соединить капиталы, сделаться еще богаче и, конечно, дать счастье любимой дочке. А Хана вовсе и не ищет выгодной партии, мысли ее все только о любви. Хана любит Ханоха, высокого и плечистого красавца с черными кудрями и карими глазами. Хана вполне уверена, что отец не выдаст ее замуж против воли, ведь она как–никак — единственное дитя.