Поздно. Темно. Далеко

Карл вдруг устал. Он снялся с якоря и погреб на середину реки, посматривая на леща. «На кого же он похож? — гадал Карл и не догадался. — На леща и похож, только на большого».

Досадная, посторонняя залетная туча заслонила запад. На ней стояли два маленьких белых облака, сначала неподвижно, затем поднялись выше и разбежались в разные стороны. Казалось, они поднимали занавес — туча пошла вверх, растворяясь в зените, и вдруг в полнеба открылась Высокая Безвкусица. Все свои — решили ангелы, оставим условности, забудем о приличиях, зачем нам эстетика…

Зеленое наливалось малиновым, по малиновому проносилось оранжевое, белое, белое светилось по голубому. Вода переливалась бирюзовым и розовым перламутром, на востоке небо было фиолетовое, прилип к нему прозрачный месяц, кружочек из марли.

Прямо у лодки плавали круглые колокольные облака, молчали великим молчанием. Тишина в колоколах гуще, тяжелей, прохладней.

По привычке Карл готов был обрадоваться — как все-таки хорошо, а в Москве… Но радоваться не хотелось, не хотелось вообще ничего, — ни удивляться, ни вглядываться в поплавок, ни даже курить.

«Наверное, я счастлив», — уныло подумал Карл.