Пожалуйста, только живи!

Второй актер высвободился наконец из-под скатерти, отплевываясь от попавших в рот частичек хлопка. Левка, стоявший где-то в стороне, немедленно двинулся к нему, наклонился и принялся кисточкой подправлять грим. Актер с заметным брезгливым ужасом покосился на двигавшиеся так близко от его лица руки. И Рита разглядела на запястье друга высовывавшееся из-под манжета рубашки темно-красное пятнышко. Лизии.

Наверное, актера можно было понять – инстинкт самосохранения плюс невежество, смертельный страх заразиться неизлечимой болезнью. В конце концов, она сама, впервые узнав о Левкином страшном диагнозе, испугалась и не успокоилась, пока не получила отрицательный результат собственного анализа. Вот только проявлять понимание Рита не собиралась. Ей стоило слишком больших трудов добиться того, чтобы Левку взяли гримером на ее картину. Подумать только, буквально полтора года назад его готовы были рвать на части, сулили какие угодно блага, если только он согласится поработать на проекте. И вот, стоило слухам о его болезни распространиться, как все принялись шарахаться от него, как от чумы. И Рита, потратившая немыслимое количество часов на то, чтобы убедить Левку продолжать поддерживающую терапию, не сдаваться, бороться, не бросать работу, не собиралась относиться с пониманием к идиотским предрассудкам.

Она не раз говорила с врачами, убеждала Левку попробовать новые методики лечения. Он соглашался. Но с каждым днем становилось все очевиднее – Левка умирает. Организм, истощенный наркотиками, не мог сопротивляться разрушающему его вирусу. Все было тщетно, и Рита понимала, что уход, по сути, единственного оставшегося у нее близкого человека – лишь вопрос времени. Им, впрочем, неплохо удавалось закрывать на это глаза.

Тот безумный спектакль, который они принялись разыгрывать еще несколько лет назад, после того, как развалилась Ритина семья, продолжался. Шутить, высмеивать все на свете, хохотать, подначивать друг друга, словно не замечая, что каждый из них едва держится. Отчаяние прорывалось лишь изредка, в становившихся все мрачнее шутках.

– Левка, ты не думал соскочить с героина? – спрашивала Рита.

И тот, нервно дергая углом рта, отвечал:

– Отличная идея! Тогда у меня будет шанс когда-нибудь стать бодрым и здоровым пенсионером.

Или, когда Левка спрашивал ее, на что Рита намерена потратить очередной гонорар, та, через силу усмехаясь, отвечала:

– Оставлю в наследство любящим потомкам.

Иногда казалось, что только на этих шутках они и держались.

Съемка подходила к концу. Уже уехал, вызвав такси, совершенно измученный рабочим процессом Беликов. Режиссер произнес сакраментальное:

– Всем спасибо, смена окончена.

Рита собиралась уже уходить, когда к ней подошла помощник режиссера, Инга, худая высокая женщина с закрученными на затылке аптечной резинкой светлыми волосами.

– Маргарита Александровна, – начала она, поглядывая на Риту поверх узких поблескивающих очков, – на следующей неделе группа выезжает в киноэкспедицию во Львов. Нам нужно подумать о новом гримере. Вы же согласитесь, что Беликов, при его состоянии здоровья, лететь не может…

Рита, глядя на разливающуюся перед ней соловьем Ингу, отлично понимала, что вопрос с новым гримером давно уже утвержден и подписан. Что весь этот разговор направлен лишь на то, чтобы улестить строптивую авторшу сценария, вечно ставящую всей группе палки в колеса, выступающую со своими идиотскими требованиями и навязывающую группе работу с больным СПИДом гримером.

– Я понимаю… – с обманчивой мягкостью произнесла она. – Я понимаю, что год назад вы тут все готовы были бы целовать Беликова в жопу, чтобы он согласился поработать на картине.

– Маргарита Александровна, – поморщилась Инга, – мы все очень ценим дарование Левы, но…

Рита резко развернулась на каблуках и пошла к выходу, отмахнувшись от докучливой тетки рукой. Спорить не было никакого смысла. Она умела манипулировать людьми, подчинять их и заставлять плясать под свою дудку. Она могла бы добиться своего. Но Левка и в самом деле не мог лететь, это было очевидно. Омерзительно было лишь видеть, с каким облегчением все они ухватились за эту возможность от него избавиться.

– Маргарита Александровна, – заспешила за ней Инга, – подождите. Мне нужно выяснить, на какое число вам заказывать билет. Вы полетите со всей группой или же…

– Мне билет не нужен, – на ходу бросила Рита. – Я не могу сейчас надолго уезжать из Москвы. Лев Беликов – мой друг, и ему может потребоваться моя помощь.

Она уверена была, что сегодня вечером вся группа напьется на радостях. Надо же, одним выстрелом убили двух зайцев, избавились от колоссальнейшего геморроя – напряжного автора сценария – и ее дружка, спидозного художника по гриму. Просто праздник какой-то!

За окнами такси металась, била в стекло махровыми снежными рукавами метель. Со съемочной площадки Рите нужно было заехать в еще одно место. Как ни хотелось ей поскорее покончить со всем, оказаться дома, в тепле, она вынуждена была еще тащиться на окраину Москвы. Левка не мог больше самостоятельно покупать себе героин, а она… Она не могла вылечить своего единственного друга, могла лишь немного облегчить его страдания таким вот долбаным способом. Гребаное, вывернутое наизнанку милосердие. Идиотские шутки судьбы, той еще суки.

Взяв у Левки контакты его дилера, она теперь в обговоренное время переводила определенную сумму денег на счет в банке, открытый на имя какого-то таджикского гостя столицы Жабаибанова Анзора Абдурахмановича. А затем ждала телефонного звонка, всякий раз опасаясь, что ее кинут, заберут деньги и не перезвонят. И что ей тогда делать с загибающимся от ломки Левкой, непонятно. Но звонок поступал, ей называли какое-нибудь место на отшибе – чаще всего подъезд, заброшенное строение или помойку, – и она ехала туда забирать оставленный для нее «чек».

Сегодня дилер позвонил ей прямо на съемочную площадку и назвал адрес – улицу на самой окраине Москвы, где-то у съезда на Киевское шоссе, номер дома и подъезд, рядом с которым находился нужный ей мусорный контейнер. Именно там, под контейнером, она должна была найти очередную дозу для Левки.

Таксист высадил ее у названной улицы, еще спросил, обернувшись:

– Вас, может, поближе к подъезду подвезти? Метель такая…

Но Рита коротко отмахнулась. Конечно, ей совсем не хотелось отпускать машину, лучше всего было бы на ней же доехать и обратно. Но не шарить же ей в помойке перед этим услужливым водилой.

Она вышла из автомобиля. Машина, обдав ее снежным вихрем, уехала. Улица была узкая и почти пустынная. Должно быть, непогода распугала всех. Редкие прохожие торопились добраться до подъездов и спрятаться от пурги. В неярком свете фонаря закручивалась снежная замять. Рита плотнее натянула на голову капюшон пальто и двинулась к нужному ей подъезду.

Дилер не обманул, мусорный контейнер, издававший даже в такой мороз омерзительный гнилостный запах, находился слева от двери. Коротко оглянувшись по сторонам, она шагнула к нему, присела на корточки, содрогаясь от забиравшихся под пальто порывов ветра, и пошарила под мусорным баком рукой, затянутой в тонкую кожаную перчатку.

Что-то попалось ей под руку, она цепко ухватила найденный предмет, вытащила его и подняла к глазам. Тут же сморщилась от отвращения и бросила прочь – оказалось, она подцепила пальцами гнилую картофелину. Черт возьми, придется снимать перчатки. Пальцы, затянутые в кожу, оказались слишком неповоротливыми, нечувствительными. Рита стянула перчатку, и ладонь тут же прихватило морозом. Она снова сунула руку под контейнер, разрывая пальцами наметенный под него снег, стараясь не обращать внимания на обжигавший руку холод.