Пожарский 3
Шрифт:
— Жар-птицы? — крайне удивился валашский князь. — Вы хотите купить у меня жар-птицу? Не-е-ет, без меня её даже посмотреть невозможно! Она же… — тут девица вложила ему в руку стакан, который он автоматически…
— Не-не-не! — заорали мы с Кузей в два голоса…
Осушил.
— Да ядрёна-Матрёна!!! — заорал я в сердцах.
— Спокойно, граждане пассажиры! — строгим и слегка гнусавым голосом сделала нам замечание водоноска и вдруг всполошилась: — Ой, а что это мы не плывём? — лодка почти совсем остановилась. — И где Харон?
— Он решил освежиться, —
Девица закрутилась, оглядываясь вокруг лодки:
— Харон! Харо-о-он! О, боги… Цербер! Цербер, искать! Нюхай, ищи! — по дальнему берегу заметалась чёрная тень.
Ну, Цербера ещё нам не хватало!
В десятке метров от борта вдруг вынырнул Харон, свирепо на нас уставился:
— Ну, я вам!.. — и поплыл в нашу сторону мощными саженками.
Грёб он шикарно, стремительно сокращая расстояние.
— Кузя, может ты веслом перекинешься? — тревожно предложил я.
— А если я от вод Стикса — того? Заржавею? О! Давай лучше доской! — меч одним махом выломил большую скамью, стряхнув сидящих на палубу, и принялся неистово грести. Расстояние между кораблём и Хароном начало увеличиваться.
— Что вы делаете, прекратите! — девушка подбежала, и я «нечаянно» ударил по донышкам её наполненных стаканов, вода плеснулась ей в лицо.
— Ап-п-п… — разносчица вытерла губы тыльной стороной ладони и захлопала ресницами. — Где мы?
— Всё нормально, садись на свободное место, — ткнул рукой я. — Мы почти приехали.
Лодка ткнулась в берег, и мы с Кузьмой, подхватив Токомерия под руки, устремились на твёрдую землю, перескакивая скамьи. Позади хлюпал и матерился выбирающийся на сушу Харон.
— Давай, давай! — поторопил я Токомерия. — Переставляй ноги, новопреставленный!
Вслед за нами на берег в панике повалили остальные души, Харон принялся их гуртовать, и ему стало не до нас. Мы скрылись за группой скал и затаились, выглядывая. Я бы не сказал, что тут уж прямо совсем печально — песок, камни, растительность какая-то. Свет откуда-то сочится, как в облачный день, когда небо сплошь светло-серое, не поймёшь — где солнце, и есть ли оно вообще. Не сказать, чтоб весело, но и не убийственно грустно. Хотя…
— Слышишь, плачет кто-то? — опередил меня Кузя.
И не просто плачет. Я бы даже сказал, рыдает. Мы обошли скальную россыпь и упёрлись в занятную группу. На чёрной-чёрной мраморной скамье под сенью чёрной-чёрной гранитной скалы, рядом с чёрным-чёрным круглым мраморным столиком, сервированным посудой чёрного-чёрного стекла, сидел белый-белый парень с чёрными-чёрными волосами и чёрными-чёрными крыльями. Одно из крыльев было сломано*, и на него зарёванная девушка накладывала лубки и повязки. Девушка (медсестра?) была нормального цвета, бинты — тоже.
*Говорят, Геракл, пока
жену своего друга,
царя Адмета,
у смерти отбивал,
одно крыло Танатосу
таки поломал.
— Ну, душечка моя, не плачь, — утешал её парень. — Так тоже бывает. Его ведь предупреждали…
— Да-а! Алкеста ушла обратно в мир живых, а я-а-а-а?!
— А ты останешься с нами, в нашей дружной компании.
— «В дружной компании»! — она фыркнула и шмыгнула носом. — Танатос, не смеши мои сандалии! Ты сам-то в это веришь?
— Конечно! — Танатос безуспешно попытался посмотреть на свою медсестру через закатанное в лубок крыло и тут увидел нас: — Так-та-а-ак! Это у нас что — новенькие? Вас напоили водичкой?
— Кого надо — напоили, можешь крыльями не хлопать, — я решительно подошёл к чёрному столу. — Слушай, Танатос, дело есть.
— Н-ну? — с подозрением протянул тот.
— Мы вообще-то не вполне мёртвые, и сейчас отправимся домой…
— А я вообще не человек, — вставил Кузя.
— Да уж вижу… — пробормотал Танатос.
— … но нам нужен вот этот мужчина, — я положил руку на плечо Токомерия.
— Пф-ф-ф! — Танатос засмеялся и закрутил головой. — Нет. Ну, нет, ребятушки! Это совершенно невозможно, — он всплеснул руками. — Нет и нет, против правил.
— Всё равно он вас нагреет, — сказала медсестра.
— Эври, девочка, попей водички, — Танатос потянулся к столику и придвинул себе графин и пару чёрных бокалов.
— Да я не хочу пить, — с сомнением ответила зарёванная медсестра.
— Хочешь-хочешь, папа лучше знает. На! Не просто вода — нектар богов! — Танатос сунул девушке в руки бокал. И вкрадчиво посулил: — Сегодня апельсиновый! Ты только попробуй…
— Да? — медсестра подозрительно понюхала жидкость. — Мне кажется, водорослями пахнет.
— Это кажется. А на вкус — м-м-м!
Девушка глотнула воды и нахмурилась.
— Ну как? — спросил я.
— Что «как»? — непонимающе переспросила она.
— Апельсиновый?
— Кто апельсиновый? Ты о чём?
— Не-не, ни о чём! — Танатос торопливо вынул бокал из руки медсестры. Или не медсестры? Что-то я уж сомневаюсь. — Иди-иди. Погуляй вон там. Видишь, сколько девочек? Иди к ним.
— Играемся с водой забвения, значит? — неободрительно высказался я, глядя вслед растерянно бредущей Эвридике.
— А что? Нет, ты скажи мне — а что делать?! Ну, как?! Я свои обязанности как-то должен… — он эмоционально потряс руками, — реализовывать? А тут бежать собрались через одного, сыновей богов приводят…
— А что, с примесью божественной крови — льготы? — обрадовался я. — А кто тут, к примеру, в полубоги крайний? Никого? Так я первым буду!
— И ты тоже?! — ужаснулся Танатос и всмотрелся в меня повнимательнее. — Н-н-нда… И тоже драться любишь?
— Отчего бы и не подраться в хорошей компании?
Танатос тяжко вздохнул, покосился на свежие лубки и скорбно покачал головой:
— Ц! Ну нет. Нет, нельзя!
— Слышь, Танатос, не хочешь водички? — спросил Кузя.
— Х-ха! На меня не действует!