Пожарский 3

Да, я решил отказаться от куцего имения, оставив за собой с запада от Урала только подмосковную деревню — для связи и спокойных портальных переходов. Омские деревушки тоже, пользуясь благорасположением дьяка, пустил на обмен. Вроде как, не положено было — всё же, Западная Сибирь, но я широким жестом отказался от начисления денежных компенсаций в пользу того же дьяка, и все остальные документы заполнялись вовсе со свистом, безо всяких вопросов.

Из остатков Салтыковской виры я сохранил за собой деревню оборотней и якутскую. Для хозяйства нам нужно, и с бабушкой спокойно общаться. А от рыбацких Больших Сетей на Енисее и начали мы отмерять моё новое имение. Дьяк, подсчитывая в уме барыши, которые были положены за перевод крестьян, щедрой рукой нарисовал мне на карте не втрое больше против нынешнего, а чуть не впятеро.

Также безоговорочно принял он и родовое имение Змея, хоть и понятно было, что со времён Великой Магической там никакие не пастбища, а несколько сот квадратных километров стеклянной пустыни. Но дьяк недрогнувшей рукой в графе «количество крестьян» написал: «378».

Моя земля пошла от Больших Сетей на юг, по левому берегу Енисея, забирая вглубь матёрой земли на сотню километров. Змеева — напротив, по правому берегу, такой же полосой.

Вскоре мы вышли из земельного приказа, имея на руках новые владетельные грамоты и сверх того Земельного приказа повеления, чтоб в случае обращения по делу «Сибирского извода» отдельных нарезов не делать, а присоединять наделы к имеющимся.

— Ну, вот теперь я снова чувствую себя немножко князем! — удовлетворённо сказал Горыныч, и я не мог с ним не согласиться. — Сидеть на жопе ровно не будем… — Горыныч деловито потёр руки, словно намереваясь с места в карьер броситься осваивать новые земли.

— Посидишь тут, — усмехнулся я, — полтора ж года всего на извод отмеряно.

Вот так. Что вывести не успел — всё государевой казне принадлежать будет. Так что сгонять, выбрать место под городок, в котором мы намеревались разместиться пока все вместе, с кхитайской армией и основными складами продовольствия, мы собирались уже завтра.

ЦЕНА СВОБОДЫ

Яга лежала, не подавая никаких внешних признаков жизни. Как там говорил этот странный тип, которого австрияки сожгли за несоответствие государственной концепции магического развития? «Вещь в себе», кажется. Фамилия ещё у этого деятеля забавная была. То ли «Оторочка», то ли «Выпушка»… Толку припоминать чужие имена, если она насчёт своего-то сомневается.

Проникающая рассеянная дымка маны продолжала поступать. Гораздо меньше, чем требовалось, но хоть что-то. В манонакопителе не успевало осесть практически ничего. Каждую собранную крупицу Яга направляла на то, чтобы отвоевать у смерти крохотный шажочек. Каждую микродозу. Дважды пройдя в прошлом этот путь, она восстанавливала внутренние структуры, не совершая прежних ошибок. Двигаясь медленно, но не останавливаясь ни на миг.

Этот внутриструктурный процесс был столь незначителен по энергозатратам, что никто из окружающих, кем бы они ни были, не заметил изменений. А они были! Вот уже два дня Яга слышала невнятный гул и вибрации, сегодня наконец сложившиеся в слова и различимые звуки.

Ощущения от услышанного напоминали… древний подвал?..

Это было странно. Такое… что-то невыразимо устаревшее. Грубо вырубленные заплесневелые камни, покрытые конденсатом низкие своды, глухо звякающие цепи кандалов. Дичь какая… Неужели действительно кандалы?..

И в этом подвале находилось достаточно много народу. На обстановку они реагировали по-разному. Кто-то злился, кто-то тоскливо вздыхал, кто-то… как будто ждал чего-то?

До Яги дошло, что чувства она считывает даже лучше, чем звуки.

Вот, к примеру, группа очень молодых людей. Держатся вместе, очень настороженны и даже враждебны. К кому? А-а-а… Лязгнули замки на тяжёлых решётках, в камне отдаются шаги десятка людей, вокруг них плывёт облако надменной брезгливости. Именно их и ненавидит сидящая в подвале молодёжь.

Шаги замерли в стороне. Раздался высокомерный женский голос. Весьма немолодой, надо отметить:

— Итак, граф, вы продолжаете упорствовать?

Ответом ей был лишь резкий металлический звук, словно собеседник отвернулся, не желая отвечать.

— Весьма глупо и недальновидно, — слегка растянуто, как это иногда делают пожилые люди, резюмировала пришедшая. — А ведь могли бы…

— Вы тоже могли бы не тратить на нас своё бесценное время! — неожиданно бойко и почти даже весело вклинился в разговор молодой голос. — Мы чётко дали вам понять: мы не предадим своей родины. Хотя для вас это, должно быть, звучит необычно.

— Я бы попросила вас не вмешиваться в разговор, И-ва-н, — имя было произнесено именно так: чётко и раздельно. — Ваши родственники, такие же дикие медведи как вы сам, весьма недвусмысленно отказались от установления контактов с нами, тогда как родня господина Шереметьева с большой охотой готова сотрудничать! И если бы молодой граф не упорствовал, он давно последовал бы за господином Андроновым и сейчас был бы уже на дороге к дому…

— Послушайте, вы… — с плохо сдерживаемой яростью вступил в разговор ещё один молодой голос. — Убирайтесь отсюда со своими мерзкими речами, иначе я буду вынужден назвать вас старой крысой!

На несколько секунд в подземелье установилась зловещая тишина.

— Вы ещё пожалеете! — процедила женщина. Складки тяжёлого шёлка с шипением взметнулись при развороте. Дама покинула подземелье, впечатывая в пол каблуки.

Хм. Занятно.

Но голос. Какой знакомый голос…

21. НА НОВОМ МЕСТЕ

В СИБИРСКИХ ВЛАДЕНИЯХ

Енисей стоял, укрытый льдом и присыпанный снегом, по-зимнему спокойный. Мы с Горынычем обеспечили переход в Большие Сети помощников управляющих с группой хозяйственных рабочих, и, пока они решали разнообразные вопросы, а Кузьма совершал инспекцию по складам на предмет сброса лишней мёртвой энергии во вредителей, отправились на юг; Горыныч — в любимой драконьей форме, а я так, по простому, на нём верхом. Ну, не драккар же за собой для этого тащить, в самом деле? А если левитировать, так оно в человеческом виде довольно медленно получается. Можно было ещё пунктиром порталы строить вдоль реки — тоже довольно быстро, но исключало нашу возможность обсуждать увиденное. Да и общую ситуацию сверху оценивать удобнее, так что я воспользовался оказией и уселся на Горыныча верхом.

— Ох, привольно тут! — с удовольствием оглядывался Змей. Ему нравился и лес, и островерхие сопки, напоминающие его родные горы, и пятна степных участков, и настоящие, пусть и невысокие синеватые горы, подрастающие на горизонте по мере нашего продвижения на юг. — Эх, если бы Малуша так к Уральским горам не прикипела, можно было бы её попросить, чтоб посмотрела внимательно. Глядишь, что интересное бы в тех горах нашла.

— Ничего, Горуша попросим, посмотрит.

Меня, в свою очередь, радовало, что в пределах наших земель имелось множество мест, пригодных для сельского хозяйства. Пониже — распахать можно, повыше, где склонов больше — лошадей пасти, а ещё выше, где вовсе косогоры начинаются — овец или, скажем, коз, тем вообще всё равно где лазить, ещё и корячатся на самые отвесные неудобья.

— Красота-а-а, — довольно пыхнул огнём Горыныч. — О! Глянь-ка, остров. Как тебе?

Мы облетели заросший лесом, почти идеальный овал, невысоким бугром поднимающийся из застывшей реки. Вполне подходяще для возведения средних размеров крепостицы.

— Неплохо. Если лучше ничего не найдём — пойдёт.

Как уже говорилось, мы решили силы покуда не распылять, а поставить общий укреплённый городок. Река, по нынешним временам — это, конечно, смешная защита, а какая-никакая есть. Да и посередине крепостица окажется, как раз между нашими владениями. Но лучше было бы, конечно, не остров, а полуостров, чтобы не корячиться с возведением мостов и переправ.