Пожиратель Душ

Ник улегся на тюфяк. Дэлги укрыл его стеганым одеялом и устроился рядом; звякнул клинок, который он положил возле постели.

Кажется, сомкнул глаза минуту назад – и уже трясут за плечо, осторожно, но настойчиво.

– Подъем!

В первый момент – полная дезориентация; потом Ник вспомнил, где находится и что произошло.

Позавтракали вчерашними лепешками, холодной копченой курицей и травяным чаем.

– Я какой-нибудь вкусной жратвы сверху принесу, – пообещал Дэлги. – Электрический фонарь забираю с собой, остальное в твоем распоряжении. До вечера.

Ник добросовестно следовал инструкциям. Раздевшись, смазал ушибы мивчалгой. Левый бок болел уже не так сильно, как во время его блужданий по Убивальне.

Потом взял жестянку с плодами тамраги. Дэлги насыпал туда всего-то горсть, и Ник рассчитывал управиться с работой за полчаса, но не тут-то было. Сушеные плоды с виду походили на чернослив, а по консистенции мякоть была вязкая и клейкая, как смола – пока отскоблишь, намучаешься. И это еще не все: после того как семечко очищено от «смолы», нужно снять скорлупу, намертво прилипшую к ядру. Отколупывать и отдирать ее приходилось кусочек за кусочком, обламывая ногти. Ник то и дело вытирал руки мокрой тряпкой, и все равно пальцы покрылись липким несмываемым налетом.

Этого занятия хватило почти на весь день. Коротенький перерыв, чтобы съесть оставшуюся куриную ножку – и снова сражение с деликатесной приправой. Ник страдал и злился, зато сна не было ни в одном глазу, матерчатый мешочек с соцветиями глирксы – их запах напоминал гвоздику – лежал на тюфяке невостребованный.

Когда он разделался с иллихейским «черносливом», стало хуже. В голове начали крутиться тревожные мысли: что, если Ярт Шайчи убил Дэлги? Или Дэлги победил и на радостях напился? Или Шайчи его ранил, и он не в состоянии пересечь пропасть с вырастающими из темноты каменными столбами? Если он по какой-то причине не сможет добраться до подземной пещеры, что ждет Ника?

Тяжелый хлопок отброшенного кожаного занавеса.

– Значит, спим?!

– Нет, – Ник рывком сел, поморщился от короткой боли в боку. – Я просто лежал. Я приготовил семена.

Он ведь прислушивался к шорохам – и все равно не услышал шагов Дэлги.

– Вы победили?

– А ты как думал? Ярта собрали и унесли в корзине. По-моему, зрителям это понравилось. Утром я выходил в город кое-что купить, и на обратном пути подцепил хвыщера, тут иначе никак. Не проблема, я уже от него избавился. А Шайчи оправдал свою репутацию и оказался сильным противником – достал меня, шесть порезов. Поверхностные, ерунда.

Дэлги принес топорно сработанный деревянный стул и туго набитую матерчатую сумку (засаленная ткань в крупную клетку, в уголке вышит похожий на китайский иероглиф символ, отводящий от путешественников беду). Стул он голыми руками разломал на куски – небрежно, словно не замечая оторопелого взгляда Ника, – сложил в очаг и подвесил над огнем котелок с водой. Потом вытащил из сумки несколько свертков, а также новенькие кожаные сапоги, высокие, со шнуровкой.

– Примерь, это тебе. Твоя обувь для болота не годится. Потом еще кое-что принесу. Все сразу нельзя, нужно соблюдать конспирацию. Здесь обычное дело, если чемпион или кандидат в чемпионы устраивает себе потайную берлогу в катакомбах, чтобы спящего не убили. Я теперь чемпион, и то, что прячусь – считается, так и надо. Но если кто-нибудь узнает, что я прячу тебя, будут неприятности. Во-первых, о нас плохо подумают, – он широко ухмыльнулся (очевидно, в отместку за вчерашнее), – а во-вторых, с ножом к горлу пристанут, чтобы я выдал тебя мутильщикам. Раз ты прошел через Врата Смерти, ты должен выйти на арену – такова здешняя традиция, незыблемая и дурацкая, как большинство незыблемых традиций. Извлечь твоего хвыщера – операция несложная, намного сложнее будет после этого отсюда свалить.

Говоря, он сбросил одежду, содрал окровавленные полоски пластыря и начал втирать в порезы мивчалгу. Самый длинный порез рассекал левую лопатку. Ник хотел предложить помощь, но его руки покрывала черная пленка, из-за этого кончики пальцев стали шероховатыми и нечувствительными.

– Это Ярт сбил меня с ног и от души рубанул, но я откатился, и он успел только полоснуть.

У Дэлги хватило гибкости, чтобы дотянуться до лопатки самостоятельно.

– Жалко, мотоцикл пропал, – сообщил он, снова одеваясь. – Я, когда приехал, оставил его около Убивальни. Естественно, сперли. Это был «Исебер», самая мощная и быстрая модель. Не завидую тому, кто его увел, – завязывая в хвост свои длинные волосы, похожие на жесткую бурую траву, Дэлги мстительно усмехнулся. – Я-то взял его в гараже у Дерфара цан Аванебиха. На нем установлена такая специальная противоугонная штуковина, которая начинает верещать при полицейской проверке. Она величиной с горошину и спрятана – нипочем не найдешь.

– Электроника? – спросил Ник.

– Бытовая магия. Это у вас электроника. Если счастливчик, который разжился мотоциклом, отправится на нем из Ганжебды в цивилизованной мир, он огребет неприятностей… В чем дело?

– Видите, что у меня с руками? Оно, вообще, отмывается?

Дэлги взял помятую жестяную миску, плеснул туда холодной воды из ведра, добавил подогретой из котелка, потом вытряхнул несколько бирюзовых крупинок из флакона мутноватого стекла.

– Сполосни руки.

Клейкая пленка мгновенно отстала, осела на дно растрепанными лохмотьями, напоминающими ошметки тонкой резины. Ник, уже свыкшийся с мыслью, что это приобретение если не на всю жизнь, то, по крайней мере, на два-три ближайших месяца, с облегчением пошевелил пальцами.

– Теперь смажь руки мивчалгой, – велел Дэлги. – Завтра будешь заниматься тем же самым.

Он скрупулезно отмерял и засыпал в котелок приправы для супа из дюжины баночек и мешочков. Ник, выполнив его распоряжение, устроился напротив.

– Тебе не хватает агрессивности, – не прерывая своего кулинарного колдовства, заметил Дэлги. – Это иногда хорошо, иногда плохо. Когда подойдет время рвать отсюда когти, это будет скверно. Разыскивая тебя в катакомбах, я рассчитывал на более серьезное сопротивление. Ты даже не пытался защищаться, еще и заснул в мешке. Взрослый ведь парень…

– Я перед этим долго не ел и не спал.

– Это тебя не извиняет. Ты не знал, что я не враг, поэтому должен был бороться. Попробовал бы кто-нибудь меня вот так умыкнуть!

Ник хмуро и отчужденно смотрел на него, не зная, что сказать на эти неожиданные обвинения.

– Ты слишком легко сдаешься, – заключил Дэлги. – Пусть твоя жизнь похожа на картину из белого песка на черной доске и может быть сметена порывом ветра – это не причина, чтобы заранее признавать свое поражение.

Теперь Ник уставился на него в полной растерянности, даже в шоке. Японские картины из песка – этот образ давно запал ему в душу, еще до Иллихеи, до всего. Позже ему пришло в голову, что его жизнь – такая же, как эти недолговечные песчаные изображения; количество деталей и причинно-следственных связей не имеет значения, если все это может быть уничтожено одним махом, как уже случилось три года назад.

Он говорил об этом Миури и Королю Сорегдийских гор. Определенно говорил в Нойоссе кому-то из тех ребят, с кем у него под конец сложились отношения, близкие к приятельским. Кажется, Элизе тоже… Но Дэлги он об этом не рассказывал, совершенно точно не рассказывал! Откуда Дэлги об этом знает?

– От тебя же и знаю, – загадочно усмехнулся гладиатор, когда он задал вопрос вслух. – С твоих собственных слов. Красиво, но неправильно, материя человеческой жизни на песок не похожа.

– Я вам о картинах из песка не говорил, я бы это запомнил… Или я что-то такое сказал во сне?

– Вроде того.

Дождь моросил вторые сутки, превращая Эвду в размытую жемчужную акварель, усиливая сходство неказистого континентального городка с Хасетаном в пасмурную погоду.

Вообще-то, если посмотреть непредвзято, никакого сходства не было, но Ксавата все равно одолевали приступы обострившейся ностальгии.

В гостиницу на северной окраине Эвды вся компания перебралась еще вчера. Задрипанное заведение, на клумбах под окнами вымахали сорняки выше первого этажа – экая красота, а сами окна не мыты с прошлогоднего праздника летнего солнцеворота, и вокруг кишмя кишат пятнистые прыгунцы, крупные и наглые.