Пожиратель женщин (Сборник)

Внимательно разглядеть все, что осталось от закончившейся жизни, часть его работы, часть, к которой он питал некоторое отвращение. Всегда обнаруживалось много такого, что выставляло, покойного в невыгодном свете. В течение всей карьеры полицейского Далглиш с любопытством и огорчением изучал много таких оставленных мелочей.

Грязное нижнее белье, поспешно втиснутое в ящики, личные письма, написанные с осторожностью, сведенной к нулю, полусъеденные блюда, неоплаченные счета, старые фотографии, картины и книги, которые покойные не выбирали, чтобы выражать свое представление о странном и грубом мире, семейные секреты, несвежая косметика в неочищенной от жира банке, неразбериха плохо устроенных и несчастливых жизней. Дело не в том, что многие не боялись конца без отпущения грехов, просто большинство людей надеялись со временем очистить свои дебри. Он с - детства помнил голос старой тети, уговаривающей его сменить жилет. «А вдруг с тобой что-нибудь случится, Адам?. Что подумают люди?» Вопрос теперь казался менее абсурдным, чем в десятилетнем возрасте. Время научило его, что это прямо выражало одну из наиболее важных забот человеческого рода, заботу о том, чтобы не потерять свое лицо.

Но Энид Болам, видимо, заканчивала каждый день так, будто ожидала внезапной смерти. Он никогда не осматривал квартиры более, аккуратной и опрятной. Каждый флакон и баночка ее косметики, каждая щетка и гребень находились на туалетном столике в образцовом порядке. Тяжелая двуспальная кровать оказалась тщательно застлана. Пятница, очевидно, для нее была днем смены постельного белья. Использованные простыни и наволочки лежали стопкой в открытом ящике для белья, предназначенного к стирке. На столике рядом с кроватью не было ничего, кроме будильника, графина с водой и Библии, около которой лежала книжечка — специально для чтения каждый день — отрывков из Святого Писания и их толкования. В ящике столика также не оказалось ничего, кроме флакончика с аспирином и сложенных салфеток. Пустой номер в гостинице имел бы большую индивидуальность.

Вся мебель оказалась старой и тяжелой. Богато украшенная дверь платяного шкафа из красного дерева распахнулась бесшумно, показывая кипу аккуратно уложенного белья. Белье выглядело дорого, но не привлекательно. Мисс Болам покупала белье и одежду в таком большом количестве, как вдовы в помещичьих усадьбах. Здесь были хорошо скроенные юбки неопределенного цвета, прочные пальто, сшитые в течение последней дюжины английских зим, шерстяные платья, от которых бы никто не отказался. Закрыв, платяной шкаф, было невозможно воскресить в памяти какие-то предметы одежды. Повсюду стояли заботливо укрытые от света вазы из фибры с посаженными в них луковицами цветов, цветения которых на рождественские дни мисс Болам, без сомнения, уже не увидит.

Далглиш и Мартин работали вместе слишком долго, чтобы им нужно было много переговариваться, и сейчас они передвигались по квартире почти без слов. Везде стояла одинаково тяжелая старомодная мебель, одинаково аккуратно выглядевшая. Трудно себе представить, что в этих комнатах совсем недавно жили, что кто-то готовил еду в безликой кухне. Все выглядело как-то очень спокойно. За высокими и не пропускающими звуки викторианскими стенами гул движения транспорта на Кенсингтон-Хай-стрит был слабым, пульсирующим где-то далеко. Только настойчивое тиканье дедовских часов в холле нарушало тишину. Воздух был холодным и почти без запаха, за исключением запаха цветов. Цветы стояли всюду. На столике в холле — ваза с хризантемами, другая ваза находилась в гостиной. На камине в спальне привлекал внимание маленький кувшин е анемонами. Кухонный стол с полками для посуды украшал более высокий кувшин из желтой меди с осенними листьями, собранными, видимо, во время нескольких загородных прогулок.

Далглиш не любил осенние цветы: хризантемы, которые упрямо отказывались умирать, выставляя напоказ лохматые голОвки, даже когда ослабели стебли, георгины, эти цветы без запаха, годные только на то, чтобы расти аккуратными рядами в муниципальных парках. Его жена умерла в октябре, и он долго сохранял грусть тяжелой утраты, сопровождающую смерть сердца. Осень не длиннее курортного времени года. Для него цветы в квартире мисс Болам придавали всему окружению унылость, как венки на похоронах.

Гостиная оказалась самой большой комнатой в квартире, здесь стоял письменный стол мисс Болам. Мартин оценивающе провел по его поверхности пальцами.

— Добротный материал, сэр, не так ли? Мы получили в наследство стол, похожий на этот. Нам его оставила мать моей жены. Представляете, в настоящее время не хотят делать мебель, похожую на эту. Конечно, вы ничего подобного доставать не станете.- Считаю, что такая мебель слишком велика для современных квартир. Но зато как она сделана!

— Не теряйте надежды, вы что-нибудь непременно достанете, — сказал Далглиш.

— Я тоже так считаю, сэр. Добротные, солидные вещи. Но странно, как она крепко держалась за такую старину.

— В общем-то молодая, благоразумная женщина, я так считаю, и уже знала, как устроить все поуютней.

Он придвинул второй стул к столу, за которым сидел Далглиш, устроившись поудобней, как дома.

Письменный стол не был заперт. Столешница без труда откатилась назад. В стороне стояла портативная пишущая машинка и металлическая коробка с папками бумаг, каждая папка снабжена аккуратной этикеткой. Ящики и отделения стола заполняла писчая бумага, конверты и корреспонденция. Как и предполагали детективы, все было разложено в строгом порядке. Они просматривали папки вместе. Мисс Болам оплачивала свои счета должным образом и сохраняла текущие счета по всем хозяйственным расходам. Там имелось много использованных документов. Подробности вложения ею денег были зарегистрированы под соответствующими рубриками. После смерти ее матери попечитель оплатил ценные бумаги и поместил капитал в акции. Операции были так искусно сбалансированы, что не возникало сомнений — мисс Болам хорошо разбирается в делах и значительно увеличила ценные вклады в течение последних пяти лет.

Далглиш записал фамилии ее биржевого маклера и поверенного. С обоими надо увидеться прежде, чем расследование будет закончено.

Умершая женщина хранила несколько личных писем, возможно, они представляли некоторую ценность. Среди них было одно, лежавшее в документах под рубрикой «П>, оно было любопытным. Написанное аккуратным почерком на дешевой линованной бумаге, письмо гласило:

«Дорогая, мисс Болам!

Посылаю Вам несколько строк благодарности за все, что Вы сделали для Дженни. Не передать словами, как мы хотели и молились, но верили и будем верить в скорое доброе время и в Его намерение ниспослать это время нам. Я чувствую, что мы сделали правильно, разрешив им пожениться. Не буду останавливаться на том, чем это кончилось. Подробности вы знаете. Он ушел по-хорошему. Ее отцу и мне неизвестно, что между ними произошло. Она мало говорит нам, но мы терпеливо ждем, и, может .быть, в один прекрасный день она снова захочет быть нашей девочкой. Она стала очень скрытной и не хочет говорить о причинах, и мы не знаем, огорчается ли она. Я стараюсь не чувствовать против него озлобления. Мой муж и я думаем, что это хорошая мысль, если Вы устроите девочку в службе здоровья. В самом деле, хорошо то, что Вы предлагаете. И хорошо, что интересуетесь нашими делами, несмотря на происшедшее. Вы знаете, что мы думаем о разводе, и она должна смотреть сейчас на свою работу как на счастье. Мы молимся каждую ночь, чтобы она получила ее.

Благодарим еще раз за Ваше сочувствие и помощь. Если Вы устроите Дженни на должность, она, я думаю, не подведет Вас. Этот урок будет горьким не только для нее, но и для всех нас. Но Его воля исполнится.

С уважением, Эмили Придди, миссис».

«Удивительно — думал Далглиш, — что до сих пор живут люди, которые могут писать письма, похожие на это, с его архаичной смесью раболепия и собственною достоинства, с его наглостью, еще более странной, чем душевное волнение». История, рассказанная в письме, была достаточно обыденной, но Далглиш чувствовал в ней расхождение с реальностью. Письмо могло быть написано и пять лет назад, он представил себе клочок бумаги с указанием даты и почуял запах следа, ведущего к отгадке. Да, да, несомненно, этот прелестный и неудачливый ребенок находится в клинике Стина.

Маловероятно, что здесь есть что-то важное,— сказал он Мартину. — Но я хочу, чтобы вы съездили в Кланам и перебросились парой слов с этими людьми. Мы должны узнать, кто ее муж. Но я почему-то не думаю, что он окажется таинственным мародером доктора Этериджа. Убийца мисс Болам — мужчина он или женщина, —когда мы прибыли на место преступления, находился в здании. И мы говорили с ним.

Раздался телефонный звонок, он со зловещей резкостью прозвучал в тишине квартиры, словно знали, что звонят покойной.

— Я возьму трубку, — сказал Далглиш. — Это должен быть доктор Китинг со своим отчетом. Я попросил его позвонить мне сюда, если он закончит в это время.

Старший инспектор вернулся к Мартину через пару минут. Отчет оказался коротким.

— Никаких сюрпризов, — сказал он. — Она была здоровой женщиной. Убита ударом холодного оружия: в сердце, перед этим ее оглушили. Что мы видели сами, то и показали результаты вскрытия, в правильности которых не приходится сомневаться. А как тут у вас?