Пожиратели гашиша

– Василь Петрович...
– Валера замялся, - мы с корешом хотим узнать, чего нашли, чтоб ... без балды всякой, там, было. Ну, вы понимаете, в общем.

Испытующий взгляд Афанасьева стал жестким.

Валера молчал, ожидая ответа. Несмотря на тюремное знакомство, Петрович приучил дебилов обращаться к нему на "вы", понимая, что в полевых условиях лучше не давать спуску. Ну и правильно.

"Oderint, dum metuant"[ Пусть ненавидят, лишь бы боялись (лат.). ], как говорили в Древнем Риме. Удивляясь про себя борзости охраны, я налил чай и, убирая кружку с заваркой, незаметно поправил под одеждой ТТ.

– Не стремайся[ Стрематься (жарг.) - пугаться (прим. автора). ], никто тебя не разведет, - неожиданно резко произнес Петрович.

Я обернулся, взяв свою пиалу, и увидел на лице Валеры какое-то странное выражение зачарованной алчности, с которым он взирал на золото, разложенное нд столе. На секунду мне показалось, что его взгляд прикован к кинжалу Хасана ас-Сабаха, но потом он моргнул и отвел глаза.

– Рабочих покормили?
– спросил Афанасьев.

– Сейчас накормим.
– Валера снова стал прежним исполнительным охранником.

– Тогда можешь идти, - сухо сказал Петрович и вернулся к прежнему занятию.

Валера напоследок осмотрел стол, зыркнул на меня, надел очки и покинул палатку.

Петрович молча продолжал чистить пластину.

– Не нравится мне это, - сказал я.

Петрович помахивал кисточкой: ших-ших-шихших. Нагрудник был уже чистый. Наконец он сдул на стол пыль, отложил кисть и соизволил повернуться ко мне.

– Распустились, - выразил он свое мнение.
– Надо держать с ними ухо востро. Дай-ка чашку.

Я протянул пиалу. Петрович отхлебнул чай. Было видно, что он озадачен и, по-моему, даже слегка испуган.

– Пушка при себе?
– спросил он.

Я кивнул.

– Приглядывай за ними. Особенно за этим.
– Петрович указал на вход. Странный он какой-то сегодня. Мне очень не нравится.

Он отвернул край салфетки, прикрывавшей, как я думал, поднос со шпателями. Под салфеткой лежал пистолет. Петрович поставил его на предохранитель, встал и засунул под рубашку.

– Пойду пробздюсь, - пояснил он, - а ты побудь тут.

Я согласно кивнул. Золото могло стать слишком сильным искушением, особенно для дебилов, никогда настоящего богатства не видевших. "Не искушай ближнего своего", как сказано в одной очень умной книге.

У входа Василий Петрович обернулся.

– И еще, - сказал он.
– По-настоящему ценными здесь являются только эти предметы...

– Вещи ас-Сабаха, я понял.

– Если что, - Афанасьев махнул рукой, - спасай их в первую очередь.

– Я понял, - повторил я.

Петрович вышел. Далеко он, конечно, не уйдет - слишком жарко. Так что я вполне мог на него рассчитывать в случае чего.

А в случае чего? Разве что Валера с ножом в зубах влезет через разрезанный брезент палатки?

Ерунда. Но что-то в его поведении меня насторожило. Был он какой-то странный, как одурманенный.

"Шмали" обкурился, что ли, или вид золота так подействовал? Хотя наши охранники потому и звались дебилами, что действительно были дебилы. Валера всегда импонировал мне меньше Жени, который, впрочем, тоже не подарок. Шизоидный пацан этот Валера: три судимости, и все три за грабеж.

Я хотя и не антрополог и вряд ли бы согласился с теорией Ломброзо, но в чем-то итальянец Чезаре был прав, утверждая, что тяжелый подбородок, скошенный лоб и вывернутые уши свидетельствуют о наличии у человека склонности к насилию. Я бы также затруднился определить национальную принадлежность Валеры по внешним признакам. В нем явно смешалась кровь не одного народа: по большей части, видимо, славяне, но присутствовали и татарские черты, и семитские, что-то было от германцев, да и от среднеазиатских народностей было немало.

Получился такой вот гибрид...

Подозрительный щелчок нарушил знойную тишину, вмиг заставив меня встрепенуться. Неоткуда было взяться этому звуку со стороны, а потому был он знаком беды - видимо, неотвратимой.

Первая сигнальная система - великая штука.

Сколько раз выручала она меня в детстве, при раскопках, на зоне. "Слушай сердце", - учил иногда Петрович, а кент Слава-афганец говорил: "Выключай мозги, включай соображение". Что я и сделал, упав на пол, и, помня наказ Петровича, по пути лапнул со стола кинжал с ножнами и ручной браслет. Внутри вдруг стало пусто, тягостно и тоскливо.

Стенки палатки колыхнулись и замерли, засияв пулевыми пробоинами. Где-то приглушенно прозвучал треск. Стреляли вроде бы справа. Снова ударил АКМ. Пять выстрелов. Снова. Лупили, не жалея патронов, но уже не по мне. В палатке восемь дырок и оставалось, по четыре в каждой стене.

Сухо хлопнул пистолетный выстрел. Кто, Афанасьев?

Две длинные очереди. Так стреляют только "бакланы", никогда не имевшие дела с оружием. Пистолет больше не шмалял. Лежать и ждать, пока тебя изрешетят, для верности добив остатки магазина сквозь тонкий брезент, было слишком мучительно.

Поэтому, вытащив ТТ, я осторожно выглянул в щель клапана палатки. Вполне естественно, что я никого не увидел. Степь как степь, только вдалеке поднималась пыль, словно столб дыма.

"Лучший способ защиты - нападение". Я выскочил, согнувшись, ожидая увидеть дебилов, направивших на меня автоматы, но их не было. Я обошел тент, под которым стояли ящик с едой и примус. Отсюда открывался обзор на палатки охраны и рабочих. Бичи драпали. Я почувствовал растерянность и, вместо того чтобы воспринимать окружающее подсознательно, когда я спиной чувствовал опасность, начал размышлять.

Как минимум двадцать-двадцать пять выстрелов из "Калашникова": Валера? У Жени карабин. Они .

Действовали вместе, или этот гибрид по собственной инициативе занялся индивидуальной трудовой деятельностью? И где Петрович?!

Это перевело мои размышления в качественно иное русло. Я вновь согнулся, словно опомнившись, и побежал к пригорку, куда дувший в последние два дня ветер нанес кучу песка, превратив его в самый настоящий бархан. Там я и спрятался, упав на живот и тяжело дыша. Только сейчас я обнаружил, что в левой руке у меня зажат кинжал и браслет шейх аль-джебеля - старца гор.