Пожиратели плоти

Конан кивнул словоохотливому стражнику и на мгновение задумался, потирая лоб ладонью. Потом король поднял голову и обвел взглядом молчаливо ожидающую толпу горожан и солдат.

– Мы славно сражались вчера, – просто сказал Конан. – И, кто бы ни помог нам – боги или демоны, ясно одно – сегодня мы победили!

Именно таких слов и ожидали измученные и потерявшие было надежду люди. Дружный радостный вопль разнесся над толпой. Тарантийцы обнимались, бросали вверх шапки, лупили друг друга по спине, освобождаясь от терзавших их страха и ожидания конца. Ликование ширилось, захватывая все новые ряды собравшихся у стен жителей столицы.

Неподалеку от короля Вайд увидел Ларго. Молодые люди обнялись, искренне радуясь встрече.

– Никогда бы не подумал, что демоны могут быть так полезны! – восторженно вскричал Ларго. – Клянусь грудью Ашторет, я готов пожать им лапу или ногу – что у них там имеется!

Вайд покачал головой, но не стал напоминать радостно хохочущему другу, что следующей ночью те же демоны снова выйдут на охоту – но уже на тарантийцев.

– Странно, что мы раньше не подумали о возможности такого исхода, – пробормотал мастер Энгус. – Если демоны разгромили королевский отряд в Руазеле, им ничто не мешало проделать то же самое с немедийцами. Наверно, из-за всего, что на нас свалилось за последнее время, мы совсем потеряли способность соображать.

Раздав приказания о погребении трупов и поиске оставшихся в живых врагов – если таковые найдутся – Конан со свитой верхами умчался во дворец. Ларго, Вайду и Шеки лошадей не полагалось, и они пошли пешком через ликующий город. Давно уже улицы Тарантии не видели такого скопления народа. Соскучившиеся по хорошим вестям и радостным эмоциям люди всей душой отдавались упоению победой. Вокруг раздавались счастливые возгласы и смех, прямо на улице налаживались танцы под нехитрые музыкальные инструменты. Кто-то уже горланил разухабистую песенку:

А мы с демоном вдвоемНемедийцев бить идем.Моя сабля, его зубы —Вместе мы не пропадем!

Во дворце тоже было по-праздничному суетливо и шумно. Навстречу Вайду выбежала Дайана и молча прижалась к его груди, пряча слезы. Тао выражал свою радость огромными прыжками, походя при этом на большого игривого щенка. Сердце Вайда наполнилось теплотой и нежностью – о нем беспокоились, его ждали, он кому-то нужен. Это было новое для него и совсем особенное чувство.

В отведенной ему комнате Вайд с наслаждением вымылся, переоделся и растянулся на мягкой постели. Теплые и осторожные пальцы Дайаны, гладящие его голову и виски, изгоняли мучившую Вайда боль, и молодой человек чувствовал себя полностью счастливым. Но насладиться этим мирным счастьем ему не дали – ворвавшийся Ларго стащил друга с постели и в восторженных бессвязных выражениях объяснил, что начинается пир, где их ждут.

– Это будет солдатский пир, без женщин, – смущенно добавил Ларго, и Дайана, усмехнувшись, опустилась в кресло и преувеличенно ласково начала почесывать мордочку Тао.

Конан не поскупился, опустошив для участников обороны дворцовые кладовые и королевский винный погреб. Вино похуже вывезли в город – к общему восторгу неизбалованных тарантийцев, бросившихся опорожнять бочки с дармовым королевским угощением. В одном из больших залов дворца установили стол, за которым теперь сидели офицеры и особо отличившиеся во время осады рядовые. Остальные солдаты пировали в казарменных столовых.

Сидящий во главе стола Конан увидел вошедших Ларго и Вайда и приветливо кивнул им. Поодаль Вайд с удивлением приметил скромно примостившегося на скамье между военными мастера Энгуса. Видимо, мастер не забыл слов короля о награде, и пришел во дворец за обещанным. Но Ларго потащил Вайда в другой конец стола, где между рядовыми и младшими офицерами царило непринужденное солдатское веселье.

– А где Шеки? – поинтересовался Вайд у своего друга, запоздало вспомнив о своем спасителе.

– Спит в казарме, – ответил Ларго и пожал плечами. – Я ему говорил, чтобы он шел к ребятам праздновать – и знаешь, что сказал мне этот доблестный воин? Он, оказывается, не пьет вина! – на подвижном лице юноши изобразилась вся бездна недоумения, в которое повергло его подобное сообщение.

– Может быть, это лишь означает, что он пьет что-нибудь крепче, – предположил Вайд и неожиданно почувствовал, что ему не хватает присутствия своего то ли слуги, то ли товарища.

Еда на столе была не по-королевски скромной, хотя придворные повара старались вовсю, чтобы придать изысканный вкус блюдам, изготовленным преимущественно из злаков и мяса неизвестного происхождения. Но изголодавшиеся солдаты вовсю использовали представившуюся возможность хоть как-то набить животы. Лишь когда все блюда и тарелки на столе опустели, пирующие, стараясь в присутствии короля подавить сытую отрыжку, приступили собственно к веселью. Разливались по чашам вино и эль, провозглашались тосты, вначале высокопарные и велеречивые, потом – все проще и скромнее. Расположившиеся на галерее придворные музыканты наигрывали разнообразные мелодии, звучавшие все печальнее по мере того, как со столов исчезала еда, и у музыкантов таяла надежда поживиться чем-нибудь после пира, как в старые времена.

Вскоре осоловевший от съеденного и выпитого конец стола, где находились Вайд и Ларго, завел песню, сведшую на нет все усилия музыкантов развлечь пирующих.

Давай наполним кружки, брат,Наполним элем кружки.Давай напьемся в эту ночьНа дружеской пирушке.

Похоже, эта незамысловатая песня была своеобразным гимном аквилонских солдат – по крайней мере, ее знали практически все, и сейчас с увлечением подхватывали простой мотив.

Забудем мы с тобою, брат,О чем не забывают:Об алых каплях, что с клинкаХолодного стекают,О стылом ветре, о дождеИ о песках зыбучих,О том, как воет ураганСрываясь с горной кручи.О мокрой палубе галер,Нехоженых дорогах,О том, как ждет старушка-матьУ отчего порога.

Вайд с удивлением понял, что грубовато-сентиментальные слова песни, призванной выжимать слезу из подвыпивших вояк, тронули его до глубины души. Вайд смотрел на панибратски обнявших друг друга за плечи офицеров и рядовых, поющих с вдохновенными лицами, и чувствовал непонятную горечь оттого, что никогда не будет способен ощутить того единения, что охватило сейчас этих людей. Их призвание – идти строем по широкому пути, повинуясь сильной руке, дорога же Вайда узка и извилиста, и суждена лишь ему одному. Его побед никто не оценит, и в неудачах помощи ждать неоткуда… Вайд почувствовал, как в носу у него защипало от благородного чувства жалости к самому себе.

Налей еще мне эля, брат,Подпой мне эту песню,Красотку крепче обними —Недолго быть вам вместе.Ведь ты – солдат, и я – солдат,И Смерть нас не забудет.В поход нас завтра кликнут, брат,А дальше – будь что будет!

Окончание песни превратилось в восторженный рев. Вайд взглянул на короля. Конан сидел, постукивая в такт песне по столу золотым кубком, однако лицо у него было усталым.

«Он же не спал две ночи,» – подумалось молодому человеку.