Позитив
Шрифт:
Рома посмотрел влево. Диван, где обычно спала бабушка, был еще не разобран. Мальчик прошел у шкафов, закрывающих стену слева, до следующей двери. В кладовке находилась швейная машинка, были разложены клубки шерстяных нитей, спицы, куски ткани, защемленные в большие круги. Бабушка любила рукодельничать, сделав из кладовки свою мастерскую.
Если она рукодельничала, то крашенная деревянная дверь освещалась по периметру. Сейчас привычного желтоватого прямоугольника не было.
Откуда-то справа он услыхал всхлипывание. Рома направился в сторону темной кухни. Хотя это странно:
Мальчик пошел к арке, часть которой перекрывал стеллаж с книгами. Всхлипывание повторилось. Рома на цыпочках, стараясь не шуметь, дошел до коричневых полок и выглянул из-за потрепанных корешков.
Бабушка сидела у окна на табуретке, ссутулившись над какой-то бумажкой, и плакала. Поднимала глаза на освещающую помещение луну, крестилась, горько вздыхала и снова опускала глаза на листок.
Скрипнула половица, но бабушка не услышала звук из-за шума с оживленной дороги за окном. Она снова перекрестилась и достала из квадратного кармана кофты без рукавов платок.
Рома не знал, что делать. Пить ему перехотелось, можно было бы тихонько уйти, пока бабушка не заметила его присутствие. Но вдруг ей станет плохо? Она же старенькая, не сможет себе помочь. Им в школе рассказывали об этом, и что нужно делать в таких ситуациях.
Неожиданно табуретка отодвинулась, бабушка встала, продолжая смотреть куда-то на луну и прижав листок к груди. Рома растерялся еще больше. Добежать до своей комнаты он не успеет, и половицы могут скрипнуть. Выйти сейчас, будто, он только что встал, – бабуля не поверит: внук врать не умел. Хуже будет, если она обнаружит, что он спрятался и следит.
Пожилая женщина еще раз перекрестилась, вздохнула, положила листок на стол и направилась к выходу. Рома шагнул за стеллаж с книгами, боясь, как бы звук молотившегося сердца не выдал его присутствия. На всякий случай затаил дыхание, закрыв рот ладонями, чтобы случайно не выдохнуть.
Бабушка, едва шаркая тапочками по кругловатым доскам пола, прошла мимо стеллажа в ванную. Внук услышал, как щелкнула задвижка, а потом полилась вода.
Самое время бежать обратно в постель, но любопытство раздирало: что заставило бабушку плакать? Он прошел на кухню. На столе лежала черно-белая фотография мамы.
Она была красива. Клетчатая рубашка с закатанными рукавами, руки в садовых перчатках. Локоны чуть растрепаны и взгляд удивленный, будто она не ожидала этого кадра.
Эту рубашку Рома помнил, мама как раз ее надевала перед тем днем.
Почему мама умерла? За что папу посадили в тюрьму? Вопросов у подрастающего мальчика становилось все больше, однако бабушка не хотела на них отвечать.
Вода в ванной прекратила литься. Рома поцеловал черно-белую маму на фотографии, положил фотографию на стол и побежал в свою спальню, надеясь, что бабушка ничего не услышит.
***
Вздохнув от своего воспоминания, Рома повернул налево, к другой площадке для отдыха и увидел старичка. Он добродушно улыбался в белые усы, опершись обеими руками в тросточку и положив сверху подбородок.
Опрятный дедушка был одет в брюки в
мелкую клетку, однотонную светлую рубашку, бежевую ветровку и кепку в крупную клетку, из-под которой виднелись белые локоны. Пожилой денди, не иначе!Мужчина с интересом смотрел за всем, что происходит вокруг, улыбался прохожим и радовался солнечному деньку. Роман навел объектив фотоаппарата. Дедушка подмигнул, а потом расхохотался. Вся гамма позитива, исходящего от него, осталась на кадрах.
Интересно, о чем думал седовласый мужчина? Может, вспоминал свою молодость, свои лета, когда он был ровесником Ромы. Додумать парень не успел. Из кармана донеслась тихая трель телефона, на дисплее высветилось «Альберт» – хозяин кафе.
Рома вздохнул: вслед за повышением, как правило, следует отсутствие свободы. А с появлением мобильников искать подчиненных стало значительно проще. Интересно, как раньше главные начальники добирались до нижестоящих без сотовой связи?
Ладно, прорвемся, усмехнулся своим мыслям Роман и провел пальцем вправо.
– Ром, ты? – парень услышал знакомый акцент.
– На связи, начальник, – добродушно ответил он.
– Выручай. У тебя выходной, конечно, но Кирка-падла опять заболела. Грипп, говорит, курятничий у нее.
– Птичий? – улыбнулся Роман.
Кирка была хорошей сотрудницей. Но чтобы в этом в очередной раз удостовериться, ее нужно было загнать на работу. Правдами-неправдами она придумывала поводы остаться дома.
Говорят, причины всех ее болезней – дела сердечные, и каждый день новые. Хотя свою норму в прогулах она знала. Шестым или седьмым чувством понимала, когда над ее хорошенькой рыженькой головкой нависало бремя увольнения, тут же являлась с извинениями словесными и не только.
И Альберт, и Роман понимали, что она внаглую врет, но прощали ее шалости.
– Холера ее знает, – хозяин что-то пробубнил на своем, и без перевода было понятно, что выругался. – Тьфу ты, еще холеры не хватало.
– Ладно, скоро приеду, подменю, – согласился Роман.
– Да ты ж мой золотой! Знал ведь, на кого можно будет положиться, – Роман по голосу слышал, что начальник улыбается. – В общем, жду.
Парень посмотрел на фотоаппарат, хотел сделать последний кадр с площадки, где мамы вальяжно кружили с колясками. С телефоном в руках нечаянно нажал на кнопку. Поднес его к глазам и увидел, как заряд, выдав последний «щелк», окончательно покинул аккумуляторы.
– Значит, точно надо ехать работать, – решил парень. Сложил обнову в кофр и направился на автобусную остановку.
***
Лилия Станиславова и Андрей Укрупников устроили пикник на берегу. Параллельно реке, делящий город на две части, росли густые ивы, за которыми вразнобой шли тополя, березы, елки. Зеленая прослойка давала тень и уединение.
За деревьями шла череда старых деревянных домов, готовящихся к сносу для новых застроек, которые наступали от строящегося микрорайона к реке.
Пока техника к этому участку не подошла, центр с заречной части города оставался тихим оазисом, оберегающим редких гостей от шума и суеты.