Познер о «Познере»
Шрифт:
В. ПОЗНЕР: Давайте поговорим о внешней политике США. В 2007 году вы написали статью для журнала «Foreign Affairs», в которой обвинили Джорджа Буша в том, что Америка потеряла доверие и уважение даже ближайших друзей. По вашему мнению, что-то сдвинулось с тех пор, изменилось?
X. КЛИНТОН: Да. В течение года я видела облегчение от того, что старая администрация ушла и пришла новая. Было много радости и ожиданий, связанных с президентом Обамой и тем, что он олицетворяет, его лидерскими качествами. И мы упорно работали над восстановлением отношений. Во время встречи с президентом Медведевым мы признали, что неплохо продвинулись в этом. Нам по-прежнему есть над чем работать, потому что проблемы никогда не заканчиваются. Думаю, имеется разница между способностью вести открытый, честный, постоянный диалог, который сейчас налажен с Россией и другими партнерами по всему миру, и тем, чтобы во всем соглашаться. Мы не достигнем согласия во всем. Иногда люди смотрят на меня или на другого министра
В. ПОЗНЕР: Среди разногласий существуют так называемые сферы влияния. Россия о них говорит, вы их отрицаете. Вы говорите, что это устаревший подход девятнадцатого века и так далее. В 2005 году конгресс США принял резолюцию, согласно которой США должны иметь абсолютно открытый доступ ко всем ключевым регионам мира, к стратегическим коммуникациям и к глобальным ресурсам. И я хотел бы вас спросить: какая разница между таким подходом и словами «сфера влияния»?
X. КЛИНТОН: Я не знаю точно, что имели в виду конгрессмены, принимая эту резолюцию пять лет назад. Но мы говорим о том, что, конечно же, такие великие державы, как Россия и США, будут иметь влияние по всему миру. Ваш президент и премьер-министр ездят по всему миру, ставят вопросы, ведут переговоры по широкому кругу проблем. Так же делаем мы. Но нельзя автоматически предполагать, что какая-то страна лишь из-за своей географической близости входит в сферу влияния. Есть много стран к югу от нас в Западном полушарии. Мы, естественно, будем пытаться влиять на них. Но это независимые страны, они могут принимать собственные решения о характере своей внешней политики, например.
В. ПОЗНЕР: А считаете ли вы, что доктрина Монро еще жива? Ведь она говорит: это наш дворик, и не лезьте сюда.
X. КЛИНТОН: Нет-нет. Мы признаем новую реальность и то, что в условиях глобализации экономики между Китаем, Россией и Европейским союзом будет происходить товарообмен, будут налаживаться деловые связи, инвестиции, заключаться двусторонние внешнеполитические соглашения. В Западном полушарии, в Африке, в Азии, повсюду в мире. США будут стремиться занять свое место. Мы не собираемся сдавать позиции никому, но и не ждем, что наши партнеры в Латинской Америке скажут, например: «Я не могу иметь дело с Россией, потому что я в американской сфере влияния». Мы считаем, что это устарело и нужно двигаться вперед, чтобы каждая страна имела возможность выбирать свой курс.
В. ПОЗНЕР: Вы поддерживаете знаменитые слова Теодора Рузвельта о том, что надо говорить тихо, но носить с собой большую палку?
X. КЛИНТОН: Это довольно точное описание того, какой часто была американская внешняя политика последние сто лет. Мы обладаем большим влиянием и возможностями, мы знаем, что у нас очень сильная армия и широкие экономические связи. Но при президенте Обаме, думаю, вы заметили упор на мягкий разговор о том, как нам лучше взаимодействовать. Это хорошо было видно в ситуации с Ираном, когда президент Обама сказал: «Мы протянем вам руку, если вы разожмете кулак». Он распорядился начать диалог с Ираном, чтобы Иран взаимодействовал с остальным миром. Но в то же время у нас всегда оставалась возможность второго варианта взаимодействия — давления и санкций, время которых, на наш взгляд, пришло.
В. ПОЗНЕР: Вы сами заговорили об Иране. В случае худшего сценария — худшего, подчеркиваю — вы верите в возможность применения силы против Ирана?
X. КЛИНТОН: Это будет не только худший вариант, но и самая крайняя мера. Никто не хочет доводить до этого. Именно потому мы так упорно стараемся убедить Иран изменить свое поведение. И если вы взглянете на Иран. Как мы говорили несколько минут назад: «смотреть глазами других». Если вы взглянете на Иран глазами его соседей по региону, то поймете, что они видят в нем агрессивную силу, пытающуюся дестабилизировать другие страны — я говорю здесь об арабском мире. Мы постоянно слышим об этом. Например, Марокко недавно выслало иранцев — они занимались прозелитизмом и подстрекательством против властей Марокко. Это масштабная проблема, и она волнует не только Соединенные Штаты. Как сказал президент Медведев, никому не нравятся санкции. Но они могут быть неизбежны, если пытаешься изменить чье-то поведение. Наша цель — изменить поведение Ирана, чтобы он перестал поддерживать и распространять терроризм, заниматься религиозной пропагандой, дестабилизируя тем самым другие страны региона и вообще исламского мира.
В. ПОЗНЕР: Но главное — это ядерная программа?
X. КЛИНТОН: Да, ведь если они запустят программу создания ядерного оружия, это приведет к гонке вооружений на Ближнем Востоке в масштабах, которых мы еще не видели.
В. ПОЗНЕР: В истории взаимоотношений США и Израиля мы наблюдаем полную поддержку. Настолько, что, с точки зрения многих, Израиль может вообще на всех плевать, и порой так и делает. Недавно накануне приезда вице-президента
Джо Байдена правительство Израиля объявило о своих планах построить еще 1600 домов в Южном Иерусалиме, что вызвало бурную реакцию. Вы были настроены критически, сказали об этом премьеру Нетаньяху, а через неделю ваш тон сильно изменился, вы стали говорить об этом мягче. Скажите, пожалуйста, что случилось, в чем причины?X. КЛИНТОН: Мы увидели, что израильтяне признают необходимость возобновления переговоров между ними и палестинцами. И ищут способы улучшить атмосферу, сделать шаги, которые найдут позитивный отклик не только у палестинцев, но и у всех нас, кто пытается инициировать переговоры, нацеленные на решение проблем между этими государствами. Состоялась встреча так называемого квартета здесь, в Москве, которую созвал министр иностранных дел Лавров. И за столом были, естественно, Россия, Евросоюз, ООН, Соединенные Штаты и представитель квартета, бывший премьер-министр Тони Блэр. В заявлении мы еще раз осудили то, что сделал Израиль, и вновь призвали всех продолжить заниматься главной на сегодня задачей — искать пути создания палестинского государства и обеспечения безопасности государства израильтян.
В. ПОЗНЕР: Кажется, в апреле 2008 года в программе Ларри Кинга вы говорили о тех огромных проблемах, которые стоят перед новым президентом. И самое сложное, как вы сказали, это, во-первых, закончить войну в Ираке и, во-вторых, победить в Афганистане. За шесть лет до того вы, демократический сенатор от Нью-Йорка, проголосовали за то, чтобы дать президенту Бушу право применить силу в Ираке. Вы сожалеете об этом? Устраивает ли вас то, что произошло в Ираке? Вы считаете, что демократия пустила корни и, когда уйдут американские войска, там все нормализуется? И, наконец, что означает «победить в Афганистане»?
X. КЛИНТОН: Я много раз высказывала сожаление и критику по поводу того, как администрация Буша распорядилась предоставленными ей возможностями в отношении Ирака. В Ираке только что прошли очередные выборы, вызывающие доверие, и они были законные. Огромное достижение для этого региона, учитывая обстоятельства. Они создали новое правительство, начали принимать решения, которые должна принимать каждая демократия, — о том, как распоряжаться своими ресурсами. И мы надеемся, что они продолжат двигаться в этом направлении. Сейчас они как минимум позволяют нам с оптимизмом ожидать дальнейшего развития. Но в то же время мы знаем, насколько это тяжело. На мой взгляд, это сложная задача — свести вместе враждующие стороны, людей, которые никогда не сотрудничали друг с другом, чтобы они договаривались и двигались вперед во имя своей страны. Американские войска уйдут из Ирака, мы взяли обязательства, подписали соглашение с правительством Ирака. Мы и дальше станем поддерживать иракские власти, предоставлять помощь по их просьбе, но собираемся вывести свои боевые части из этой страны. Что касается Афганистана — никто лучше русских не знает, насколько сложная там ситуация. Но, я думаю, мы наблюдаем прогресс в смысле создания условий для политического решения. В этом конфликте нельзя победить окончательно, но можно обеспечить достаточные условия, при которых у людей появится вера в примирение политическими методами. Вот к этому мы и стремимся.
В. ПОЗНЕР: Вы готовы работать с «Талибаном», если они согласятся с вами разговаривать?
X. КЛИНТОН: При определенных условиях — да. Нельзя заключить мир с теми, кто не стремится к миру. Нельзя заключить мир с теми, кто не готов отложить оружие и участвовать в политическом процессе. Но если сторонники «Талибана» откажутся от насилия, от «Аль-Каиды», будут соблюдать конституцию Афганистана, как случалось при военных конфликтах в других странах, возможны переговоры.
В. ПОЗНЕР: Скажите, какая разница между Косово, которое всегда было частью Сербии, с древних времен, но стало независимым благодаря поддержке НАТО и применению военной силы, и Абхазией, Южной Осетией, которые были частью Грузии и стали независимыми благодаря поддержке России? Почему территориальная целостность Грузии важнее, чем территориальная целостность Сербии? Попробуйте это объяснить так, чтобы все это поняли. Почему в отношении Косово это нормально, а в отношении Абхазии и Южной Осетии — нет?
X. КЛИНТОН: Я думаю, ситуации очень разные — опять же, с нашей точки зрения. В случае с распадом бывшей Югославии, когда начали отпадать ее составные части и делались попытки создания независимых государств, Косово очень хотело стать независимым, считая, что в свое время его включили в состав Югославии вопреки его желанию и самосознанию. Эту точку зрения не все разделяли. Но внутренняя нестабильность в самой Сербии привела к этническим чисткам, что само по себе абсолютно неприемлемо. И тогда, естественно, Косово решило, что хочет стать независимым государством. Что касается Грузии — мы считаем, что она была единой в большей степени. Там проживали разные этнические группы — такое есть и в США, и где угодно в мире, — и все эти разные группы, культуры, национальности должны были оставаться вместе. Мы понимаем, что, с точки зрения России и с точки зрения Абхазии и Южной Осетии, это, вероятно, не совсем так. Но мы видим большую разницу и сожалеем о распаде Грузии, считая, что ее целостность — в интересах всех, кто входит в ее состав.