Позолоченный век

– Ах, как остроумно! Слышишь, Грейс? Мистер Хокинс относится к погоде одобрительно, когда она не прохладительна.

– Что прохладительно, дорогая?
– переспросила Грейс, которая тем временем разговаривала с Лорой.

Итак, беседа завязалась. Вашингтон отважился и сам высказаться:

– Видели вы этих японцев, мисс Ливит?

– Да, какие они странные, правда? Но такие воспитанные и очень живописные. Как по-вашему, мистер Хокинс, цвет кожи имеет значение? У меня с детства предубеждение против цветных.

– Вот как? А у меня нет. Я всегда считал мою старую няньку красавицей.

– Какая у вас, наверно, была интересная жизнь! Пожалуйста, расскажите что-нибудь!

Вашингтон уже готов был приступить к длинному и подробному рассказу, но тут он встретился взглядом с генеральшей Мак-Фингал.

– Были вы сегодня в конгрессе, мистер Хокинс?
– спросила та.

Нет, Вашингтон там не был. А что, там что-нибудь из ряда вон выходящее?

– Говорят, все были ужасно взволнованы! Всё эта история с "Алабамой", знаете. Генерал Сатлер, от штата Массачусетс, так резко высказался об Англии, и, говорят, он хочет войны.

– Скорее всего он просто хочет выдвинуться, - сказала Лора.
– Вы заметили, когда он выступает, он одним глазом смотрит на председателя, а другим - на публику.

– Ну а мой муж говорит, что заводить речь о войне глупо и грешно. Он-то знает, что такое война. Если уж воевать, я надеюсь, мы выступим в защиту кубинских патриотов. Как по-вашему, мистер Хокинс, нужна нам Куба?

– По-моему, просто необходима, - сказал Вашингтон.
– И Санто-Доминго тоже. Сенатор Дилуорти говорит, что мы непременно распространим нашу веру по всем островам Атлантического океана. Нам надо округлить свои владения и...

Дальнейшие рассуждения Вашингтона были прерваны Лорой: она увлекла его в другой конец комнаты и напомнила, что им пора домой.

– До чего глупы и утомительны все эти люди, - сказала она.
– Едем.

Они направились было к хозяйке, чтобы проститься, как вдруг взгляд Лоры упал на человека, с которым в эту минуту разговаривала миссис Скунмейкер. На мгновение сердце ее замерло. Это был красивый мужчина лет сорока, а может быть, и старше. Волосы и бакенбарды его уже начали седеть, и он опирался на трость, как будто слегка прихрамывал. А возможно, ему и не было сорока, просто он бледен и черты суровые, наверно, немало пережил.

"Нет. Не может быть, - сказала себе Лора.
– Это только сходство". Но тут он обернулся, так что Лора хорошо видела его лицо. Она протянула руку и вцепилась в локоть брата, чтобы не упасть.

Ничего не подозревавший Вашингтон с недоумением оглянулся. Глаза Лоры пылали ненавистью, и она была бледна как смерть, - Вашингтон еще не видел ее такой.

– Что с тобой, сестренка? Ты белая, как бумага.

– Это он, он. Идем, идем скорей!
– И она потащила его прочь.

– Кто он?
– спросил Вашингтон уже сидя в карете.

– Никто, ничего... Разве я сказала "он"? У меня от жары голова закружилась. Молчи об этом. Никому ничего не говори, - прибавила она настойчиво, сжимая его руку.

Добравшись наконец до своей комнаты, Лора подошла к зеркалу - в нем отразилось мертвенно-бледное, осунувшееся лицо.

– Боже мой!
– воскликнула она.
– Я этого не вынесу. Мне надо было тогда его убить, если б только я могла. Негодяй, он еще жив и посмел явиться сюда! Я должна была убить его. Он не имеет права жить. Как я его ненавижу! А ведь я любила его. Господи, как я его любила! И почему он не убил меня? Нет, он сделал больше. Он убил все, что во мне было хорошего. Но он от меня не уйдет. На этот раз ему не уйти! Может быть, он забыл? Но я ему докажу, что когда женщина ненавидит, она не забывает. Закон? Что в нем толку? Закон всегда будет на его стороне, а я останусь отверженная и опозоренная. Весь Вашингтон подобрал бы свои добродетельные юбки и отвернулся бы от меня, если бы это стало известно... Хотела бы я знать, он тоже меня ненавидит?

Так она бушевала, переходя от ярости к слезам и от слез к ярости, даже не пытаясь сдержать эту бурю страстей.

Пришла горничная сказать, что обед подан. У Лоры болит голова. Настал час приема у президента. У Лоры отчаянно разболелась голова. Придется сенатору ехать одному.

Эта мучительная ночь походила на другую, которую Лора не забыла. Как живо ей все вспомнилось! Тогда казалось, может быть, она и ошибается. Возможно, он еще вернется. Быть может, он все-таки любил ее хоть немного. Но теперь она знала: нет, не любил. Теперь она знала: он подлый негодяй, у него нет сердца. За все годы - ни слова, ни весточки! Она надеялась, что он умер. Жива ли еще его жена? Лора ухватилась за мелькнувшую надежду, и мысли ее приняли новый оборот. Быть может, в конце концов... она должна с ним повидаться! Она не в силах жить, не повидавшись с ним. Улыбнется ли он ей, как в те далекие дни, когда она его так любила? Или станет насмехаться, как в час их последней встречи? Когда он такой, она его ненавидит. А если он скажет: "Лора, милая!" - и посмотрит так... Надо увидеть его. Надо положить конец сомнениям!

Два дня Лора не выходила из своей комнаты то под одним предлогом, то под другим: нервическая головная боль, простуда... и в доме сенатора Дилуорти воцарилась тревога. Посетителям не удавалось повидать Лору, и, уходя, они говорили, что перед этим она была уж слишком весела, - они не говорили "легкомысленна", хотя некоторые, возможно, думали именно это. Женщина, пользующаяся таким вниманием и успехом в обществе, как Лора, не может исчезнуть на два дня, не вызвав разных толков на свой счет, и не всегда лестных.

На третий день она вышла к столу и казалась такою же, как всегда, быть может, немного бледна, и только. Если и стали глубже какие-то морщинки у глаз, они были искусно скрыты. План действия был готов.

За завтраком Лора спросила, слышал ли кто-нибудь ночью странный шум? Нет, никто не слышал. Вашингтон, стоило ему закрыть глаза, уже ничего не слышал. Некоторые полагали, что он и с открытыми-то глазами ничего не слышит.

Сенатор Дилуорти сказал, что он вернулся домой поздно. Задержался после молитвенного собрания. Может быть, его возвращение и потревожило Лору?

Нет, сказала Лора. Она слышала, как он вернулся. А шум был позже. Может быть, это просто нервы, но ей показалось, что кто-то пытается забраться в дом.

– Весьма вероятно, - сострил мистер Брайерли, - ведь никто из членов конгресса не был занят на вечернем заседании.

Сенатор нахмурился. Ему неприятно слышать такие остроты, предоставьте их газетам. Быть может, поблизости бродят грабители?

Лора сказала, что скорее всего у нее просто расстроены нервы. Но все-таки ей будет спокойнее, если Вашингтон даст ей один из своих пистолетов. Вашингтон принес револьвер и показал сестре, как его заряжать и как стрелять.

В это утро Лора отправилась с дружеским визитом к миссис Скунмейкер.

– У вас на приемах всегда необыкновенно мило, - сказала она хозяйке. Кажется, все приятные люди сходятся к вам.

– Рада слышать это от вас, мисс Хокинс. Я надеюсь, что моим друзьям нравится у меня. Правда, в Вашингтоне такое смешанное общество - всего понемножку!

– Ну, я думаю, у вас бывает не так уж много мятежников?
– с улыбкой сказала Лора.

Если миссис Скунмейкер и показалось странным это слово в устах дамы, которая каждый день встречается с "мятежниками" в обществе, она ничем не выдала своего удивления.