Позови меня трижды

– Мы тоже там стрелять будем?

– Нет, прикроем отход команды Жано. И зачем Олежек так наширялся?

"Господи! Господи! Господи!" - подумала про себя Катя.

* * *

Терех два раза подходил к двери, ему казалось, что в нее кто-то скребется. Он громко спрашивал: "Кого надо?", но за дверью молчали. Взяв в руки пистолет, который они нашли когда-то в подвале с Бобкой, и, сняв его с предохранителя, Терех пошел открывать дверь. На коврике сидела Катя в странном полосатом костюме и царапала ногтями деревянный косяк, рядом лежала смешная соломенная шляпка с накладными буклями. Увидев направленный на нее пистолет, она закашлялась, а потом протяжно замычала, отталкивая ствол руками от лица. Терех понял, что она попыталась зареветь. Он подхватил ее на руки и внес в квартиру. Господи, во что же еще она вляпалась?

По телевизору, из-за которого он и не расслышал ее стука, показывали местные новости. В отличие от него и многих таких, как он, у некоторых граждан города дела шли неплохо. Показывали презентацию недавно открытого элитного клуба "Тьери". Катька опять замычала, тыча рукою в экран. Точно, тут крышей съедешь! На экране этот ее муж, Вовка Карташов, выходил из своего Мерседеса в роскошном смокинге на ковровую дорожку под руку с немолодой, холеной дамой в белом сверкающем платье. Возле дорожки были расставлены пальмы и секьюрити. На пальмах светились маленькие лампочки, а мордовороты тоже были в смокингах. Проход от машины был небольшой, гораздо меньше, чем на кинофестивале в Каннах, но чуть больше, чем на церемонии присуждения Оскара.

Потом изображение задергалось, будто телеоператора кто-то резко ткнул в затылок, камера, похоже, упала вместе с оператором на ковровую дорожку. По экрану пробежало несколько пар лакированных черных мужских ботинок, проскакали белые лодочки со сломанным левым каблуком... Потом на дорожку стремительно выпрыгнули модерновые корочки на толстой каучуковой подошве, попружинили на месте, и скакнули вслед на ботинками... Терех присел рядом с Катей, непрерывно мычавшей на экран в кресле, прямо на пол. На минуту он почувствовал себя маленьким и глупым, наблюдающим жизнь по чьим-то подошвам из-под стола. У камеры, поврежденной при падении, снова включилась звукозапись, и раздалось несколько выстрелов. Катька заткнула руками уши и заревела. Она, наверно, тоже была приглашена мужем на открытие и пережила весь этот кошмар. Терех кинулся к бару за водкой, налив в стакан, он вначале выпил сам, а потом понес водку к Кате, но так и застыл перед телеэкраном с вытянутой рукой. Рылом вниз перед телекамерой на ковровой дорожке лежал Катькин муж с дыркой во лбу, а сверху на него сыпались гильзы, как маскарадное конфетти. Изображение тут же прервали по техническим причинам с пояснением, что какими-то злоумышленниками было совершенно покушение на известного бизнесмена Владимира Карташова. Налетчикам, переодетым в коверных клоунов, удалось скрыться на поджидавшей их за углом иномарке темного цвета. Жигули первой модели, на которых бандиты нагло въехали прямо в толпу у входа в клуб, не смотря на милицейское заграждение, они бросили на месте преступления. Господин Карташов в тяжелом состоянии доставлен в больницу. Работает оперативная группа, действуют несколько оперативных планов по перехвату злоумышленников.

Катя безутешно плакала в кресте, Терех налил ей еще полстакана и с интересом посмотрел на нее долгим взглядом. Похоже, тяжелое состояние здоровья господина Карташова уже не улучшится, и Катька теперь вдова. Но тут она посмотрела на него воспаленными глазами и зарыдала, прижимая руки к груди. Никогда бы он не подумал, что она будет так убиваться по мужу, особенно после того, как на его глазах крутила шуры-муры с Валеркой. Ну, и суки же эти бабы! Вот как их понять?

– Люську ранили насмерть! Жано с Владленом его забрали к себе, меня к нему даже не пустили! Морковку еще зацепили и Гнуса, но они ускакали на вороных...
– ревела Катя.

– Кать, ты в своем уме? Какую Люську? Откуда еще Гнус и вороные? тряс ее Терех, понимая, что говорить с ней сейчас бесполезно. Зачем он еще дал ей столько водки? У нее уже заплетался язык, закатывались от водки глаза. На приеме ей, очевидно, не удалось покушать.

– Не ходи туда!
– ткнула она рукой в экран и провалилась в беспамятство.

* * *

Когда она проснулась, Тереха в квартире не было. На столе лежала записка: "Я поехал по делам, если вернусь, то очень поздно, часов в одиннадцать. Ключ висит на двери. Шляпу, твой костюм и сумочку с бульдогом я забрал с собой, я их того, по радио передали на них наводку, возьми что-нибудь из комодов. Если никуда не спешишь, то дождись меня, надо поговорить! Александр"

Катя медленно сидела на кровати в одной сорочке, голые ноги мерзли на полу. Она не чувствовала себя отдохнувшей, хотя и проспала чуть не двух часов дня. В принципе, заснула-то она уже где-то под утро. Даже не слышала, как Терех ушел. А теперь, где его искать на этой Костиной мельнице? Раи и Тани в городе точно уже нет, она вчера Раю до усрачки напугала. Та ушла от нее с серым застывшим лицом. Нет, только не думать. Ни о чем таком не думать.

Она тяжело вздохнула и полезла по Тереховым комодам. Вечером ей предстояла еще одна стрелка. Это она почему-то очень хорошо помнила, а вот остальное - смутно, сквозь какой-то туман, будто была не до конца уверена, что все это было на самом деле. Вытащив из ящиков штаны, какую куртку и шарф, она обняла комод руками, прижалась лицом к прохладной лаковой поверхности и замерла. Внутри ее была удивительная, полная пустота.

Всю ночь до самого утра за ее спиной падал на бегу хрипевший Люська. Жано, заламывая руки кричал: "Люська! Люсенька! Люсиль!", а на губах Люси выступали розовые пузыри... И еще она помнила, как хватала его сумочку со смешным пистолетиком, помнила лоб Карташова, который бежал к ним, рыча на ходу: "Хулиганы! Педики! Презентации мне срывать, да? Мочи этих сук, педерасов мочи!" Потом она еще помнила свой крик: "Гнида ты, Карташов, мерзкая гнилая гнида! Да ты пальца этого педика не стоишь, понимаешь, мизинца! Тварь!", и когда она нажимала крючок у Люськиного пистолетика, то видела, как на лбу Вовы расцветала маленькая кровавая дырка. Потом ее выталкивали где-то на пустом перекрестке из машины, и Олег-Морковка со слезами кричал, чтобы больше она к ним близко не подходила и чтобы вообще шла в жопу со своими сраными деньгами... И она шла, шла, все куда-то шла до самого утра, повторяя какую-то странную песенку:

"Люська, Люсенька, Люсиль,

Без тебя мне нету силь...

Без тебя в глазах темно,

Без тебя не жизнь - дерьмо..."

СЕМЕРКА ПИК

Семерка пик - это обман, неожиданность, касатка. И раз выпал острием вверх, так будут тебе и слезы, и ссора, а еще потеря друга... А глянь-ка, линия идет по валету треф! С валетом треф - несчастье от врагов. Да переживете! Тут видишь, дама бубен почему-то рожки кажет. С нею неприятности в доме, горе в родне. Но король пик уже приобретает иное значение. Здесь он показывает богатого человека со связями. От него приходит по этому раскладу через десятку пик неожиданное известие о перемене обстоятельств. Поняла, значит? Как только через треф тебя пики и буби долбить начнут, ты сразу к главному копейщику беги, запомнила?

Обычно у них в городе столбили стрелку на поляне в перелеске на восьмом километре от города. Это для всех было удобно. Победители успевали смотать удочки по кольцевой трассе, а к поверженным в прах еще до критической потери крови с воем сирен доезжали городские машины скорой помощи. Ну, конечно, это в том случае, если у сторон не было более серьезных резонов для встречи.

Частенько ездил на полянку когда-то и Терех. Обычно он возил туда зарвавшихся дальнобойщиков выколачивать наличку, которую у них, по их утверждениям, воровали из кабин на бензоколонках. В дальнобойщики брали только семейных и, желательно, детных мужиков. Но все равно проблемы возникали постоянно. Иногда эти засранцы задерживались в пути, делая на бензине фирмы левые ходки аж в соседние области. Пропажа двух-трех коробок с товаром считалась обычным делом. Когда пропадало больше, на полянку ехали однозначно. Поэтому поляна перед хилым сосняком была плотно утрамбована.

Катя почувствовала это, садясь в рейсовый автобус нефтянников. До полянки доехать можно было только этим автобусом. Машину ей брать не хотелось. Кожей она ощущала чьи-то жадные слепые взгляды, будто кто-то шел по ее следу, обдавая жарким дыханием затылок.

Взявшись за поручень у грязной двери автобуса, Катя поняла, что уже видела это не однажды, что она хорошо знает, что будет дальше. Ей вдруг захотелось убежать, скрыться, но в спину ее с хохотом пихали веселые мужики в промасленных робах, и она вошла в салон.

Ее она увидела сразу. Она сидела на первом сидении, не оборачиваясь, неотрывно глядя в ветровое стекло, и место с нею рядом не занимал никто.

Катя остановилась в середине салона, ее настойчиво толкали, но проходить дальше она не могла. Рядом тряслись громогласные небритые мужики, и Катю всю трясло от дорожных ухабов и холода. Она смотрела прямо перед собой, на свое отражение в темном стекле и думала, что стрелки, никакой, скоре всего, и не будет, раз смешной мальчик Вова Карташов, который хотел только одного - что-то значить в своей и ее жизни, уже мертв. Еще вчера, когда она собиралась на войну с Вовой, он казался ей таким большим и страшным. И, конечно, не стоило вспоминать его внезапно помолодевшее, удивленное лицо, будто он вдруг что-то вспомнил и изо всех сил пытается ей это сказать. Не стоит вспоминать и многое другое, которое было, да вот ушло, и как же быть с тем, что оно все-таки было... И какие еще могут быть стрелки после этого, что ей уже не вернуть?