Позволь ей уйти

— Ой, а Тёма… — вспомнил вдруг Пашка. — Артём Нежданов! Вы не знаете, его взяли?

Хрусталёва замялась.

— Третий тур он не прошёл. Но его оставили в резерве, — добавила она торопливо, заметив, как моментально поникли Пашкины плечи и потух взгляд. — Его и ту милую зубастенькую девочку, как её… Тоня, что ли? Гимнастка.

— Тоня Городецкая, — буркнул Пашка. — А что такое — “оставили в резерве”?

— Ну, знаешь, случается так: вот наберут курс, а к началу занятий в итоге приезжают далеко не все. Или планы изменились, или личные обстоятельства… или поступили куда-то ещё, слава богу — балетных училищ в стране навалом. Так что погоди пока горевать, — подбодрила она его, — может, ещё найдётся местечко для твоего Тёмы. Его хорошо запомнили во время отборочных туров — такой улыбчивый, энергичный, позитивный… У него ещё есть шанс.

— А если не будет свободного места? — тихо уточнил Пашка. Он и сам не ожидал, что так расстроится неудаче своего нового друга. В мечтах он уже вовсю рисовал себе их весёлые совместные будни в академии, с таким приятелем точно не заскучаешь!..

— Не принимай близко к сердцу, — попросила Хрусталёва. — Это учёба в балетной академии, а не развлечение. Долгий, трудный и изнурительный путь, а не увеселительная прогулка. Да, они вынуждены отказывать многим, очень многим детям… но лишь потому, что выбирают лучших. Самых лучших! — убедительно добавила она. — Конечно, все, кто не поступили, плачут и горюют… но поверь, Паша, они сейчас более счастливы, чем те из вас, кто уже поступил, а потом внезапно обнаружит, что у него нет таланта. Принять этот факт о себе и сойти с поезда в середине пути куда сложнее, чем отсеяться в самом начале.

Пашка примолк, всерьёз обдумывая эти слова.

— А у меня… у меня точно есть талант? — спросил он в страхе. Хрусталёва улыбнулась, подавая ему таблетку и стакан воды:

— Более чем достаточно. Но это не значит, что тебе можно расслабляться и валять дурака во время учёбы. Наоборот — твои способности подразумевают, что спрашивать с тебя станут строже и больше, чем с других.

Пашка проглотил таблетку, а затем, поморщившись, выпил мерзкую на вкус микстуру, и вдруг снова встрепенулся:

— А Милка? Она не звонила? Она знает, что я поступил? Как она? Где?

— Да всё в порядке с твоей боевой подругой, что ей сделается, — засмеялась Хрусталёва. — Разумеется, она в курсе, что ты зачислен в академию. Когда в фойе вывесили списки, она громче всех визжала от радости… как будто сама прошла отбор. Да, кстати, тот мальчик из Канады тоже поступил, — вспомнила она. — Как его зовут?

— Шейл Хьюз, — отозвался Пашка, не сразу сообразив, почему упоминание этого имени отозвалось каким-то неприятным послевкусием. Нормальный же пацан, вроде…

— Ну вот. Они тебе вместе с Милой привет передавали и пожелания скорейшего выздоровления…

Пашка напрягся.

— В смысле — вместе с Милой?

— Да звонили утром, спрашивали, как ты.

— Звонили? — переспросил Пашка, выделив интонацией множественное число.

— Откуда-то с улицы, шум стоял дикий, они то ли в парке аттракционов гуляют, то ли в зоопарке, я толком не поняла…

Пашка моментально помрачнел. Вот, значит, как! Он тут болеет, валяется с температурой, а эти двое гуляют и развлекаются… как мило.

Он понимал, что обижаться и злиться в этой ситуации глупо. Ну, гуляют вместе. Подумаешь! Шейл иностранец, ему всё в Москве интересно, а Мила уже неплохо тут освоилась… И тут же шибануло воспоминанием: в пиццерии эти двое задушевно воркуют друг с другом, не обращая ни на кого внимания…

Мир, до этого сияющий всеми цветами радуги, вдруг съежился до размеров одной комнатки, стал серым, мрачным и неприветливым. Пашка улёгся обратно в постель и натянул одеяло до самых бровей.

— Что с тобой, Паша? — встревожилась Хрусталёва. — Надо встать и покушать… или тебе опять нехорошо?

— Спать хочу, — глухо отозвался он из-под одеяла. — Есть не буду.

=62

День Знаний в Московской хореографической академии мало отличался от Дня Знаний в большинстве общеобразовательных школ. Точно так же на торжественную линейку перед учебным корпусом собрались ученики и преподаватели, точно так же дети несли педагогам букеты цветов, точно так же возвышались пышные белые банты в причёсках у девочек, точно так же волновались родители, стоящие чуть в сторонке и наблюдающие за происходящим на правах не участников, а зрителей.

Хрусталёва не смогла остаться в Москве до первого сентября. Ей пришлось вернуться в Таганрог, ждали дела — балетный кружок в ДК по-прежнему требовал её чуткого руководства. Пашка уже несколько дней жил в интернате при академии, пока ещё один в комнате, в ожидании будущих соседей. Ему страшно здесь нравилось — в интернате было всё, что только можно пожелать, к тому же гораздо круче и комфортнее, чем в детдоме!

В детском доме они все привыкли жить по указке, безропотно подчиняясь правилам… Конечно, и в интернате были установлены свои правила, но всё же воспитанникам здесь предоставлялось куда больше свободы. Они должны были сами регулировать свою дисциплину, выполнять домашние задания без надзора и напоминаний, содержать личные вещи в чистоте, а комнаты — в порядке, никаких уборщиц и нянечек, подтирающих ребяткам сопельки! Одежду можно было сдавать в местную прачечную, но какие-то вещи всё равно приходилось вручную стирать самим, как и гладить.

Помимо жилых комнат, в интернате имелось ещё два хореографических зала — один для маленьких, второй для ребят постарше. В первом в целях безопасности был настелен специальный балетный пол, который не скользил под ногами, способствовал хорошему вращению и поглощал удары. Были здесь также компьютерный класс с интернетом, библиотека, гостиная с телевизором, медпункт и столовая.

Пользуясь временным отсутствием соседей в комнате, Пашка на правах первопроходца выбрал себе лучшее место у окна, и иногда ночами, не в силах поверить своему счастью, он подрывался с кровати и с замиранием сердца выглядывал на улицу, ища глазами среди всё ещё пышных тополиных крон бело-жёлтое каменное здание академии, тускло подсвеченное фонарями. Интернат располагался в паре минут ходьбы от главного учебного корпуса: выскочишь за дверь, пересечёшь двор быстрыми шагами — и вот ты уже на месте!

Пашке не терпелось поскорее приступить к занятиям. Он с утра до вечера пропадал в балетном зале, повторяя всё то, чему его успела научить Ксения Андреевна, и прерывался лишь на то, чтобы поесть. Однажды, заинтересованный его прыжками и вращениями, в дверях застыл один из старших ребят, который случайно проходил мимо.

— Гранд жете хорошо делаешь, почти профессионально, — одобрительно заметил он, когда Пашка рухнул на пол, пытаясь отдышаться. — Но над баллоном надо бы ещё поработать…* Вот, смотри!

И, разбежавшись, парень с лёгкостью взмыл вверх, точно взлетел. Пашка наблюдал за ним с пола, разинув рот от удивления и восхищения: создалась полная иллюзия того, что танцовщик на некоторое время просто застыл, повис в воздухе, сохраняя при этом принятую позу!

— Круто… — только и смог выдохнуть он, когда стопы парня, наконец, коснулись пола. Тот лишь добродушно рассмеялся:

— Да разве это круто?.. Вацлав Нижинский, Михаил Барышников, Иван Васильев — вот настоящие боги баллонов!