Позволь мне верить в чудеса

Не может произносить кощунственное для себя «я тоже думаю, сбудется», подразумевая ее желание. Не может знать, что она загадала… Себе смелости, а ему безрассудства. Не может сам тянуться к ее губам. Не может вселять такую осязаемую уверенность в том, что тот поцелуй не имеет ничего общего с благотворительностью. Даже вопреки тому, что когда-то он сам признался, что она будит в нем именно такое желание. Но той ночью стало очевидно — другое тоже будит.

И это вызывало восторг. Это множило состояние счастья. Это заставляло душу покинуть тело, а тело тянуться к его — твердому, горячему, утопать в любимом запахе, дрожать от того, как внезапно будоражит прикосновение колючего подбородка и щек к ее коже… К лицу, к шее… Как невыносимо сложно не сжимать с силой волосы на его затылке, пусть и понимаешь — это может быть ощутимо больно…

Как сложно сфокусировать взгляд, когда вроде как самое время понять — он оторвался от губ, отстранился и смотрит… А ты продолжаешь плавиться, чувствуя, как гладит большими пальцами ямочки на пояснице…

— Лучшее, что сейчас можно сделать — это пожелать мне спокойной ночи и пойти спать. Сможешь? — Корней произнес без издевки, серьезно. Пока говорил — смотрел в глаза, а потом сам же соскочил на губы… И Аня интуитивно чувствовала, что это значит. Чувствовала, а натянутая внутри нить завибрировала, посылая новую дрожь по всему телу… И очень хотелось прислушаться не к нему, а к собственным ощущениям. Не кивнуть, а просто потянуться снова к нему. Он не откажет. И отговаривать больше не будет. Но он же умный… За двоих рассудительный… И прав всегда. Поэтому…

Ане было очень сложно, но она сама сняла руки с его плеч, пытаясь навсегда оставить в памяти ощущение их твердости под пальцами… Сделала полушаг назад, не сдержала вздох, когда его руки соскочили с кожи…

— Смогу.

Аня ответила куда уверенней, чем сама чувствовала… И не сделала больше ни шагу. Стояла так же, как до момента, когда он дернул на себя, и смотрела в глаза. Без страха и смущения, не сомневаясь при этом, что они будут… Просто позже.

— Спокойной ночи.

Произнесла, получила кивок в ответ, развернулась, пошла в сторону спальни…

Знала, что не стоит оборачиваться, но сделала это уже у самой двери… И от его взгляда, сосредоточенного на нее, по телу разом жар. Потому что тоже интуитивно понятно, что в его голове сейчас бродят мысли совсем не о том, как побыстрее спровадить и заняться тортом…

— Не «просто спим», конечно же, — Аня мотнула головой, закидывая ногу на ногу, чувствуя, как от одних лишь воспоминаний о том взгляде, начинает сладко ныть низ живота. Попыталась произнести легкомысленно, даже улыбнуться, но показалось ли это правдоподобным Алине — не знала.

Взяла в руки свою чашку уверенным движением, сделала большой глоток, спасаясь от сухости во рту.

— А как тогда… — смотрела вновь на кассу, но боковым зрением уловила, что Алина задумывается, щурится, неотрывно глядя на нее, что-то складывает в голове… — Вы не встречаетесь. Не спите. Ты не пригласила его в кафе… Или он не смог. Но вы встретились ночью и он подарил тебе это… Мне кажется, детка…

Алина начала, но осеклась, потому что загнанная в угол «детка» посмотрела на нее практически умоляюще. Только совсем бесчувственный человек не прочел бы там: «не мучай меня, пожалуйста». И только бесчувственный продолжил бы наседать…

Поэтому, как бы ни хотелось, Алина вздохнула, откинулась на спинку стула, смотрела еще несколько секунд, сохраняя складочку между бровей… А потом и та расправилась, потому что девушка улыбнулась…

— Ну ты загадочная, Нют… Сундук с секретами просто. К нам через Высоцкого попала… Но там ладно — разобрались. Хотя тоже… Есть у меня сомнения, я тебе скажу… Он не был замечен в склонности кому-то просто так помогать… Потом Самарский тебя в няни зовет…

— А ты откуда знаешь? — Аня удивилась так, что тут же позабыла об облегчении, которое успела испытать, стоило Алине пойти на попятную в своем допросе.

— Олеся растрепала. Будь с ней осторожна, кстати. Ты ей почему-то не нравишься…

Алина произнесла, пожав плечами, будто что-то неважное, Аня же почувствовала неприятный укол в груди, потому что… Она об Олесе не знала ровным счетом ничего, да и не сделала ведь ничего такого, за что могла бы не нравится. Кажется, не сделала…

— Мы с ней… Не пересекаемся, кажется. Даже не здороваемся…

— Вот и правильно. Продолжайте в том же духе. Но я не договорила. Самарский в няни… Ты отказываешься. Правильно, кстати. Я рада, что ты решила остаться. — Алина похвалила Аню между делом, а та не сдержала легкую улыбку. Потому что… Это, кажется, было очень важное, поистине решающее решение. Во всех смыслах решающее. Не единственное, конечно, но одно из. — Теперь вот этот твой «м-мужчина», с которым вы не встречаетесь и не спите… Но он дарит тебе подарки… Может и праздник он устроил?

И снова Алина свернула на тревожную тропку… И снова Аня опустила взгляд, закусывая губу. Потому что и отвечать не хочется, и соврать, глядя в глаза, сил нет.

— Ох, Аня… — но Алине, кажется, ответ и не требуется. Она все понимает… — Он хоть не старый, детка? Ты же молоденькая совсем…

— Алина… — и тут уж Аня не выдержала, выдохнула имя подруги, округлив глаза в возмущении…

— Ладно. Поняла. Просто… Будь осторожна, малыш. Я за тебя беспокоюсь, — потянулась через стол, накрыла своей Анину руку, провела по коже большим пальцем, улыбнулась, чуть склонив голову… И сомнений нет — говорит правду. Волнуется. И зла не хочет. — Мне кажется, ты наивная совсем. И красивая. И это очень опасно. Окрутит какой-то м*дак. Серьгами задобрит. Подарками забросает. Использует и бросит. Не хочу тебе такого.

— Не волнуйся, Алин. Такого… Не будет. Точно не будет.

Аня ответила, вымучив улыбку, очень надеясь, что выглядит не так грустно, как могла бы, потому что…

В ее случае проблема была другой — после поцелуя той ночью… Все вернулось будто на круги своя. Наступило утро субботы, а ничего кардинально не изменилось.

* * *

Аня услышала, что Корней проснулся и ходит по квартире ранним утром.

Не удивилась, когда хлопнула входная дверь — пошел в спортзал. Взбила подушку, улыбнулась сладко, вспоминая… И заснула вновь.

Проснулась во второй раз, когда его еще не было. Поняла, что прихожая так и осталась заполненной ее вещами, умылась, приняла душ, оделась… Даже реснички подкрасила, чтобы было…

И только потом вышла. Чтобы обнаружить, что педант-Высоцкий успел справиться с ее беспорядком раньше.

Пакеты аккуратно стояли рядом с гитарой. Букеты — в воде…

И если сначала Аня испытала стыд. Ведь что ж она за девочка-то такая, что вечно оставляет за собой беспорядок, который ему приходится убирать? То потом расплылась в улыбке… Потому что точно знала: извинись она в миллионный раз за доставленные неудобства, Корней просто пожмет плечами и произнесет: «это две минуты дела, Аня. Не критично».

Девушка ждала возвращения Корнея из спортзала с невероятным внутренним трепетом. Запрещала себе думать, как это будет, улыбнется он, подойдет ли, поцелует…

Пила кофе, ела торт… И то и дело скатывалась в улыбку, переводя взгляд в окно, потому что как бы ни запрещала — все равно проскакивало.

А стоило провернуться ключу в замке, отложила вилку, встала с табурета, почувствовала, что ладоши моментально взмокли, пока могла — провела ими по штанинам, стараясь справиться с доказательствами собственной нервности…