Праксис
Шрифт:
Когда Анкли подошел, Мартинес прошептал ему на ухо:
— Не давайте покидать помещение. Никто не выйдет из рубки до обыска.
Анкли облизнул губы.
— Так точно, милорд.
По пути в корабельную тюрьму Мартинеса знобило от нехорошего предчувствия. Сзади молча следовал Филлипс, застегивая мундир; Эспиноза, держащий электрошокер наготове, замыкал строй.
Он вошел в помещение гауптвахты "Прославленного", и в нос ударила знакомая вонь. Все тюрьмы пахнут одинаково — грязными телами и дезинфекцией, скукой и отчаянием.
— Сдайте мундир, ремень, ботинки и лейтенантский ключ, — сказал Мартинес. — Выложите содержимое
Филлипс со стуком положил то, что было в карманах, на стол из нержавейки. Потом снял с запястья привязанный лейтенантский ключ и вручил его Мартинесу.
А у того темной тучей засела мысль, что все происходящее лишь ужасная ошибка. Этот застенчивый, хрупкий Филлипс и конфеты украсть не сможет, не говоря уж о том, чтобы убить капитана.
Но он сам предположил, что смерти связаны с культом, а религиозные символы укажут на убийц. Это его затея. И жребий брошен.
— Ваши драгоценности, пожалуйста, — сказал Мартинес.
Филлипс с заметным усилием стянул кольцо академии, а потом расстегнул воротник и обеими руками взялся за цепочку. Он посмотрел на капитана.
— Могу я узнать, зачем всё это?
— Двое людей, носящие такие же медальоны, умерли.
Филлипс уставился на Мартинеса.
— Двое?
Зазвонил коммуникатор. Мартинес ответил и увидел, как на хамелеоновой ткани рукава появилось застывшее лицо Марсдена.
— Леди комэскадрой желает знать, где вы.
— Я на гауптвахте и сейчас доложу ей. Нашли что-нибудь?
— Ничего. Мы уже заканчиваем.
— Передайте леди Миши, что я сейчас вернусь.
Мартинес закончил разговор и посмотрел на все еще изумленного лейтенанта.
— Не понимаю, — проговорил Филлипс.
— Ваши драгоценности, лейтенант.
Филлипс снял с шеи цепочку и передал ее Мартинесу. Тот выдал пару мягких тюремных шлепанцев и отвел его в узкую камеру. Металлические стены были покрыты несколькими слоями зеленой краски, а сверху светила одинокая лампочка. Почти все пространство камеры занимало амортизационное ложе, служившее и кроватью, и туалетом, и раковиной.
Мартинес закрыл тяжелую дверь с глазком и приказал Эспинозе стоять на страже. Положив кулон в пустую коробочку для улик, он направился в помещения унтер-офицеров. Каюты уже обыскали и успели перейти к личному досмотру: женщины обыскивали женщин в столовой, а мужчины мужчин в коридоре.
Ничего не нашлось. Мартинес подошел к Миши и передал ей контейнер с медальоном. В ее глазах застыл немой вопрос.
— Лорд Филлипс, — пояснил Мартинес.
Сначала она удивилась, но потом в ее глазах блеснула жесткость.
— Жаль, что Флетчер не достал его первым, — сказала она.
Во время досмотра выражение лица Миши так и не поменялось, и Мартинес понял, что она напряженно думает, потому что обыск экипажа ничего не дал — не нашли ни предметов культа, ни орудий убийства, ни подозреваемых.
— Вызовите доктора Цзая на гауптвахту, — приказала Миши и посмотрела на Матинеса. — Пора допросить Филлипса.
— Не думаю, что он убил Флетчера, — ответил капитан.
— Я тоже, но он знает, кто сделал это. Он знаком с остальными нараянистами. — Ее зубы блеснули, словно в оскале. — Пусть лорд доктор даст ему сыворотку правды, чтобы вытянуть из него имена.
Мартинес подавил дрожь.
— Она не всегда действует, — сказал он. — Лишь понижает сопротивляемость
и может дать непредсказуемый эффект. Филлипс будет бормотать случайные имена, и всё.— Посмотрим, — ответила Миши. — Может, не на первом допросе, но если повторять их день за днем, правда всплывет. Она всегда в конце концов всплывает.
— Надеюсь на это.
— Пусть Корбиньи тоже придет. Я возьму ее с собой в тюрьму. Вы и… — она взглянула на Марсдена, — ваш секретарь можете вернуться к своим обязанностям.
Мартинес был потрясен.
— Я… — начал он. — Филлипс мой офицер и… Я хочу видеть, как вы используете препараты, которые вытащат из него все секреты и лишат достоинства. Он оказался там из-за меня.
— Теперь он не ваш офицер, — отрезала Миши. — Он ходячий мертвец. Честно говоря, не думаю, что он захочет видеть вас там. — Она посмотрела на Мартинеса и уже несколько мягче добавила: — Вы должны управлять кораблем, капитан.
— Слушаюсь, миледи. — Мартинес отсалютовал.
Они с Марсденом провели остаток дня в привычной круговерти мелких обязанностей. Марсден казался молчаливым и враждебным, а мысли Марстинеса блуждали, не давая сосредоточиться на делах.
Он поужинал в одиночестве, выпил полбутылки вина и отправился искать доктора.
По пути к лазарету Мартинес столкнулся с выходящей оттуда леди Джульеттой Корбиньи. Она была бледна, а огромные глаза казались еще больше.
— Простите, лорд капитан, — сказала она и почти бегом поспешила прочь. Мартинес проводил ее взглядом и вошел в лазарет. Доктор Цзай развалился за столом и, подперев подбородок кулаком, созерцал полупустую мензурку с прозрачной жидкостью. Его дыхание отдавало резким запахом хлебного спирта.
— Боюсь, лейтенанту Корбиньи нездоровится, — сказал Цзай. — Дал ей кое-что для успокоения желудка. Ее вырвало на пол посреди допроса. — Он поднял мензурку и мрачно посмотрел на жидкость. — Кажется, она не создана для работы в полиции.
В Мартинесе закипела дикая, но бессильная ярость.
— Что удалось узнать? — спросил он.
— Практически ничего, — ответил Цзай. — Филлипс сказал, что не убивал капитана и не знает, кто это сделал. В принадлежности к культу тоже не признался. Кулон с аякой был подарен ему в детстве старой нянюшкой, что, кстати, подтвердить уже нельзя — няня умерла. Еще сказал, что понятия не имел о значении аяки, просто думал, что это красивое дерево, популярное среди садоводов.
Цзай опять рухнул на стол, отпив из мензурки.
— Когда сыворотка подействовала, он продолжал твердить то же самое, пока не начал подводить мозг. Тогда он запел. Гарсиа, комэскадрой и Корбиньи, пока не блевала, пытались вернуть его к теме смерти капитана, а он всё пел одно и то же. А может, разное. Трудно сказать.
— А что он пел?
— Не знаю. На каком-то древнем языке, мы не поняли на каком, но все услышали слово "Нараянгуру", значит, это было что-то ритуальное. Вот займутся им следователи, разберутся, что это за язык, и тогда лорду Филлипсу несдобровать. А если Следственный комитет на этой неделе свяжется с Легионом и передаст ему дело, то полклана лорда Филлипса тоже будут арестованы и им придет конец, потому что у Легиона гораздо больше средств убеждения, чем у нас, и врачи у них гораздо хуже меня — они гордятся, что у них признаются абсолютно все. — Он взглянул сначала на мензурку, а потом на Мартинеса.