Пращуры русичей

Шорох за спиной заставил мужчину вздрогнуть, треснула ветка, конунг русов обернулся. В подошедшем Рюрик узнал Сивара, тот подошёл неспешно, он знал, что в такие минуты старшего брата лучше не тревожить, но на этот раз причина для разговора была, и дело не терпело отлагательств.

– Празднества закончены 44 , и народ в основном разъехался, хотя многие только подъезжают, – заговорил Синеус.

– А, что Витослав?

– Первый жрец 45 закончил обряды и дал помощникам послабление, мне удалось перекинуться с Витославом парой слов.

44

Ежегодно в сентябре, после сбора урожая, в храмах Арконы проходили массовые празднества, с принесением жертв Святовиту и другим божествам. Празднества сопровождались массовыми гаданьями и обильными пирами.

45

Первый жрец – главный жрец Святовита. Только он мог входить во внутреннее святилище, он же проводил все прочие ритуалы и обряды.

– Так он встретится с нами?

– Я договорился о встрече, но нужно спешить. Вскоре первый жрец снова призовёт помощников, и тогда мы потеряем месяц а то и больше.

– Идём! – Рюрик резво вскочил. – Кстати, что на этот раз предсказал белый конь? 46

Лицо Синеуса расплылось в улыбке.

– Все три раза конь ступил через черту правой ногой, это сулит удачу и победу.

– Те, кто полагается лишь на гадания, глупцы!

46

При Арконском храме роль оракула выполнял конь белой масти. Конь участвовал в гаданиях, и именно он предсказывал победоносным или нет, будет военный поход. Жрец вел коня через скрещенные копья, если животное ступало через черту правой ногой, считалось, что воина будет удачной.

2

Огромные многоярусные постройки возвышались над головами так, что казалось, вот-вот закроют собою солнце. Бревенчатые стены были гладко оструганы, и местами выкрашены в яркие цвета. Дома горожан из числа знати, с горницами да теремами, обнесённые высокими заборами, не говоря уж о постройках бедноты, казались небольшими по сравнению с высокими и просторными хоромами, в которых проживали представители высшего, наиболее почитаемого на острове сословия – сословия жрецов. Эти строения с башенками по бокам, крыши которых украшали фигурки коней, лебедей и прочих зверушек да птиц, состояли из четырёх, а то, и пяти ярусов. Посреди главной площади, на самом высоком месте, огороженный высоким забором, располагался храм Святовита – главная Арконская святыня. Каждое из брёвен забора, представляло собой не просто воткнутую в землю дубовую сваю, нет, верхушки брёвен украшали лица витязей, вырезанных умельцами-мастерами, причём ни один из резных великанов не был похож на другого.

В ворота, распахнутые настежь, устремились толпы. Люди спешили отдать почести своим деревянным кумирам, задобрить их суровый и непримиримый нрав, узнать свою судьбу, или просто выполнить привычный обряд, знакомый и привычный каждому жителю Балтии на протяжении столетий.

– И ты говоришь, что большая часть разъехалась, – усмехнувшись, Рюрик взглянул на брата. – Что же тут творилось неделей раньше?

– Ой, ли, будто сам не помнишь, что бывает в самый разгар гаданий. Или позабыл, как мальцом сюда бегал, вопрошал о будущих победах? Да! Спешат людишки на Святовита поглазеть 47 .

47

В Арконском храме находился идол Святовита, многократно превышающий размерами человеческий рост. У божества было четыре головы, смотрящие во все четыре стороны, в руках были рог для вина и лук, поблизости располагались уздечка и седло. На поясе висел огромный меч с серебряной отделкой.

– Ничего не изменилось.

Они ехали верхом, на гривастых лошадках втроём. Трувор, чуть отстав от братьев, не вмешивался в беседу старших, он то и дело ёрзал в седле, кривился и пыхтел, было видно, что ездить верхом он не любил.

– Для варяга ладейная скамья привычней, чем седло и эта гривастая скотина, – размышлял молодой рус.

Лошадь, словно читая мысли всадника, трясла головой, фыркала и нервно махала хвостом. Видимо и ей не по душе был неумелый наездник. Тем временем, из-за высоких ворот раздались громкие звуки, рожки и волынки, свистульки да дудки, гусли, ложки, да бубны-бубенцы, целый оркестр музыкантов и певцов распевал весёлые песни:

«Средь бурного моря, на склоне крутом,На острове славном РуянеСтоит, возвышается сказочный домВ который приходят славяне.И тот город-храм, все язычники чтут,Он страж на защите закона,Дороги в Ирей 48 открывает нам тутГрад стольный Поморья – «Аркона».И в центре столицы красив и могуч,Увенчанный доброю славой,Как яркого солнца ласкающий лучСтоит дивный бог многоглавый.И пращуров наших седые отцыВеками спешили к святыне.И к идолам снова приходят жрецы,К богам, что стоят на вершине.Есть триста бойцов там, из лучших семей,Могучие Балтии дети 49 ,Прекраснее витязей тех и смелей,Не знают на всём белом свете.Тех воинов дланью и волей богов,Застывшая древность седая,Сжимает за горло коварных враговВ сражениях их побеждая.Так помните русы, на веки веков,Пока вы на свете живёте,О граде Арконе – столице богов,Языческой веры оплоте».

48

Ирей – в славянской мифологии древнее название рая и райского мирового древа, у вершины которого обитали птицы и души умерших.

49

При Арконском храме находилась постоянная дружина в 300 витязей на белых боевых конях, она участвовала походах, изымая в пользу храма треть добычи.

3

При рождении он имел другое имя и звался Перемыслом. Сын Арконского жреца, как и многие русы, он мечтал о том, что бы стать воином. Вступив отроком 50 в княжью дружину, Перемысл постигал воинскую науку с жадностью изголодавшегося зверя, и со временем стал одним из лучших воинов Годлава. Годлав, в отличие от своего старшего брата Дражко, предводителя объединённого союза бодричей, не имел реальной власти и лишь назывался князем. На Руяне всем заправляли жрецы. Они вершили суд, собирали подати, организовывали торжества и тризны, в их руках находились и все несметные сокровища Арконы. Но, не имея княжеской власти, Годлав имел дружину, лучшую в Балтии. Большая часть этого войска в свободное от походов время располагалась в Велиграде, тут же проживала и его семья. Когда Годлав отправил большую часть своих людей на войну, он сам остался в Велиграде с небольшим отрядом руссов в их числе оказался и молодой Перемысл. Любимец князя, один из его лучших бойцов был недоволен тем, что не принял участия в походе на саксов. Он не скрывал своего возмущения и частенько говаривал товарищам по оружию:

50

Отрок – член младшей дружины князя.

– Слава и добыча, достанутся другим, а мы будем отсиживатся за высокими стенами. Князь прилип к жене и детям, так можно и вовсе навык потерять.

Но когда к стенам Велиграда подошло войско Готфрида, Перемысл понял свою ошибку. Услышав весть о неприятеле, молодой воин одним из первых оказался на городской стене. Он надолго запомнил тот день, как запомнили его и все жители Велиграда.

Перемысл смотрел на деревья, растущие у подножья горы. Ветер качал заросшие поредевшей зеленью кроны, отчего лес приходил в движение и оживал. Но не один ветер волновал лес, и делал его похожим на гигантский муравейник. Тысячи людей, громыхая доспехами и бряцая оружием, двигались в сторону рва с водой окружавшего укрепления неровным кольцом. Свинцовые тучи уже заволокли небо, и первые капли дождя упали на землю, отчего меловые скалы плотной стеной прилегавшие к городу вмиг стали серыми и невзрачными. Защитники крепости ёжились от холода и дождя. Среди них были не только воины, но и простые горожане, грязные и измождённые, с суровыми полными злобы лицами, по которым стекали тонкие струйки воды. Люди ждали, и готовились к самому худшему. В ноздри ударил резкий запах гари. Под возведёнными наспех навесами вспыхнули костры, где в огромных котлах нагревали смолу, что бы лить её на головы атакующих. Звук шагов заставил оглянуться. Мимо проковылял молодой ратник, несущий в руках целую охапку стрел и коротких копий. Когда он исчез за стенами соседней башни, Перемысл опустил ладонь на рукоять меча. На мгновение ему вдруг показалось, что наступила тишина, словно всё вдруг замерло и остановилось. Воин поразился этому, закрыл глаза, что бы отвлечься, но в следующую секунду громкий гул прорвал пелену безмолвия. Бой барабанов и звуки боевых труб раздались со стороны леса. Под это ужасное, устрашающее пение, плотные ряды неприятеля качнулись, оживились, и двинулись к стенам крепости. Неся на плечах штурмовые лестницы, прикрываясь щитами, враги приближались к городу.

– Ну, наконец-то, теперь согреемся, а то как-то холодновато стало, – с усмешкой пробасил стоящий поблизости воин.

Перемысл поглядел на соседа. Тот переминался с ноги на ногу, подёргивал плечами и, выставив вперёд нижнюю челюсть, продолжал что-то бормотать. Дружинник тихо нашёптывал, и поэтому трудно было понять, говорит ли он сам с собой, молится или напевает. Намокшие усы бывалого рубаки мышиными хвостиками свисали ниже подбородка, защитная пластина, опускавшаяся со шлема к переносице, напоминала орлиный клюв, и придавала воину вид хищной птицы. Но больше всего Перемысла поразили глаза. Окружённые морщинами, сверкающие точно угли костра, они не выражали ни капли страха.

– Многие сегодня умрут, – грустно усмехнулся Славомир. – Возможно, и для меня этот день станет последним.

Бой барабанов и гул раздавались всё ближе и ближе. Полетели первые стрелы, и Перемыслу показалось, что он начинает различать лица атакующих. Воины Годфрида карабкались в гору, скользили по размытой дождём насыпи, падали, вставали, и снова шли вперёд. Их много, они так же умелы и отважны, но в них не было той решимости, той ярости и фанатичной всепоглощающей злости, какую Славомир наблюдал у своих сородичей.

– Тебе пора, витязь, тебя зовёт Годлав.

Облачённый в длинные белые одежды старик стоял за спиной.

– Ты уверен, что он призвал именно меня?

Перемысл испытал чувство досады.

– Он назвал тебя, и лучше бы ты поспешил, князь не привык ждать.

Старец, промокший до нитки, стоял, вытянувшись точно столб.

– А ведь он тоже приготовился к смерти, как приготовились к ней все кто стоял сегодня на этих стенах. Они умрут, умрут сегодня, а я, что будет со мной? Что же уготовил мне Годлав?