«Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке

С другой стороны, многие историки исходят из приоритета колониального фактора в формировании британской внешней политики. Ч. Уэбстер писал, что «сохранение и расширение империи являлось важнейшим, если не всегда решающим фактором в наших отношениях с европейскими странами. Поэтому в XIX веке Франция и Россия рассматривались как наши потенциальные враги, а Центральная Европа и Италия как возможные друзья» <6>. Не оспаривая мнения маститого историка, которое относится к истории XIX века, подчеркнем, что в ХVIII в. соображения собственно европейской политики все же доминировали в политических дискуссиях. Колониальную политику Великобритании в первой половине ХVIII в. не случайно называют политикой «благотворного пренебрежения». Британское правительство действительно стремилось в минимальной степени вмешиваться во внутренние дела колоний, заботясь, прежде всего, о том, чтобы управление ими было необременительным для метрополии, чтобы внутри колоний не возникало острых политических конфликтов, угрожающих ее господству. Даже во второй половине ХVIII в., когда колониальная экспансия ускорилась, а внимание к колониям, и прежде всего в парламенте, возросло, главным предметом заботы было по-прежнему то, чтобы расширение колоний, улучшение управления ими вело к обладанию преимуществами над европейскими соперниками, прежде всего над Францией. Если не проводить реформ, если не ставить управление колониями под государственный контроль, они могут быть потеряны для Великобритании и захвачены другими державами. Эта мысль проходит красной нитью через все дебаты, в том числе по поводу Канады и Индии. Конкретные предложения могли различаться, но цель преобразований в сфере колониального управления виделась, прежде всего, в этом.

В связи с рассмотрением соотношения между внешней и колониальной политикой целесообразно вспомнить о том, что в новейшей историографии выделяется ряд наиболее важных теорий, которые призваны объяснить причины колониальной экспансии. Лучше всего эти теории разработаны на примере нового империализма, то есть империализма конца XIX – начала XX в. <7> Тем не менее они могут быть экстраполированы и на ХVIII век. К их числу относятся наиболее традиционные экономические объяснения, когда борьба за колонии рассматривается как борьба за рынки сбыта и источники сырья, за экономическое господство в той или иной части света; социальные интерпретации, когда утверждается, что колониальная экспансия являлась, прежде всего, средством отвлечения народа от острых внутренних проблем; политические интерпретации, когда колониальную политику рассматривают как продолжение политической борьбы на европейском континенте; и, наконец, периферийные интерпретации, в соответствии с которыми истоки колониальной политики необходимо искать в развитии местных обществ, в том, что происходило непосредственно в колониях.

Уже в начале ХVIII в. проявились две тенденции во внешней политике Англии. «Вигская» стратегия внешней политики приобрела особое значение после воцарения Вильгельма Оранского и развивалась в значительной мере под влиянием его дипломатического наследия. «Система короля Вильгельма» предполагала опору на «естественных союзников”, которыми считались Голландия и Австрийская империя. В середине и второй половине ХVIII в. эта роль принадлежала Пруссии и России. После воцарения Георга I в 1714 г. фактором, определившим возрастание значения «вигской» внешней политики, явились интересы Ганноверской династии, в том числе защита этого княжества и борьба с якобинством. В годы войн политики, придерживавшиеся таких взглядов, исходили из того, что главным театром военных действий остается европейский континент. В годы войны за испанское наследство эту линию поддерживал Мальборо. Наиболее последовательное отражение «вигская» концепция внешней политики нашла в деятельности министров Стэнхопа и Картерета.

«Торийская» концепция пользовалась более широкой поддержкой у «политической нации» (термин «political nation» употребляется в западной историографии для обозначения политически активного меньшинства). Она несла в себе заряд «невмешательства», хотя и не была изоляционистской в полной мере этого понятия. Тори рассматривали морскую мощь Великобритании как основу ее экономического процветания, как средство активной политики в колониях. Такая политика была в известной степени оборонительной в Европе и агрессивной за морями. Ее называли политикой «деревянных стен», или, чаще, стратегией «голубой воды». Как заметил историк Д. А. Бох, в ее проведении были заинтересованы те, кто участвовал в заморских предприятиях, кто получал доходы, снабжая флот. Он писал: «Стратегия «голубой воды» содержала в себе большую долю политического оппортунизма. Заморские цели были популярны, и оппозиция использовала это. Те, кто защищал данную политику, или обслуживали собственные экономические интересы, или обманывали себя, или и то, и другое» <8>. «Голубая вода” помогала создавать политические капиталы, но в практическом плане следовать ей в полном объеме было невозможно: Англия не могла игнорировать происходившее на континенте. В годы войн тори предлагали переносить основные военные действия на моря, в колонии. За это выступал в годы войны за испанское наследство лорд Рочестер, а в годы Семилетней войны (согласно традиционной точке зрения) Уильям Питт-старший. После 1763 г. Великобритания оказалась в международной изоляции. Это не было результатом сознательного следования «торийской» линии во внешней политике, а скорее следствием обстоятельств. Союз с Российской империей так и не был заключен, и прежде всего не потому, что англичане не хотели идти на уступки, а потому, что фактически российское правительство не стремилось к этому.

Обе отмеченные тенденции преломлялись в конкретной политике по-разному. Почти всегда существовала некая «средняя», компромиссная линия: лорда Ноттингэма во время войны за испанское наследство, герцога Ньюкастла во время Семилетней войны. Кроме того, политики совсем не обязательно действовали «по партийному признаку». Виг Стэнхоп заключил единственный за весь ХVIII век союз с Францией. Виг Уолпол был фактически главным сторонником «невмешательства». Рассмотрение указанных тенденций во внешней политике Великобритании имеет значение и потому, что они получили продолжение в XIX и XX вв. Как писал в 1937 г. Р. Сетон-Уотсон, «сегодня никто не сомневается, что Стэнхоп и Уолпол определили то, что стало затем главной линией внешней политики Великобритании». В эпоху, когда некоторые государственные деятели считали, что главное – это империя, поэтому с Гитлером можно и договориться, этот историк напоминал об уроках Питта-старшего, заявившего, что Америка была завоевана в Германии <9>.

Историография внешней и колониальной политики Великобритании насчитывает огромное количество трудов, хотя тема политической борьбы по этим вопросам ставилась в большинстве из них лишь поверхностно. Тем не менее, ее решение напрямую связано с историографическими спорами о содержании, основных направлениях, мотивах политики Великобритании. Это делает неизбежным обращение ко всему широкому спектру работ, в которых затрагиваются различные аспекты темы.

Изучение зарубежной историографии колониальной политики Великобритании вызывает немалые трудности. Дело не только в количестве работ, но и в сложности классификации взглядов исследователей истории Британской империи. В зарубежной историографии на протяжении многих десятилетий доминировали консервативное и либеральное течения. Расхождения между консервативными и либеральными историками легко проследить при анализе проблем внутриполитического развития Англии в ХVIII веке, например, эволюции английского конституционализма. Однако по целому ряду вопросов истории британской колониальной политики их позиции смыкаются.

В этой связи вряд ли можно согласиться с мнением А. М. Хазанова, заметившего: «Буржуазно-либеральное направление представлено группой историков, которые, не отказываясь от своих классовых позиций, осуждают колониализм и дают резко отрицательную оценку его воздействию на судьбы народов Азии, Африки и Латинской Америки. Они внесли значительный вклад в разоблачение сущности колониализма. Работы многих из них обличают преступления колониализма, дышат ненавистью к расизму, и зачастую даже те из них, что посвящены далекому прошлому, звучат актуально, перекликаются со жгучими проблемами современности» <10>. Неправильно рассматривать в качестве критерия отнесения историка к одному из этих научных направлений степень остроты критики колониализма. Слишком часто это имеет политическую направленность, а не определяется весомыми аргументами. Кроме того, яростная критика колониализма характерна скорее не для либеральных, а для радикально настроенных исследователей, а также для некоторых историков колониальных в прошлом стран.

Можно выделить три главных этапа в развитии западной историографии проблемы колониальной политики Великобритании в ХVIII веке. К первому этапу относятся попытки научного критического осмысления отдельных аспектов внешней и колониальной политики Великобритании, которые обнаруживаются в трудах историков XIX века. Элементы критического анализа в трудах английских историков в то время были незначительными, в них преобладала апологетика политического курса правящих кругов. Именно тогда были заложены основы известной концепции «цивилизаторской миссии» Великобритании.

Новый этап в изучении проблемы начался на рубеже XIXXX вв. и продолжался до 1960-х гг. Главная особенность развития историографии в эти годы состояла в приверженности историков экономическому подходу в объяснении проблемы. Интерес к экономической интерпретации истории Британской империи возник под существенным влиянием марксизма. Закономерности развития британской колониальной экспансии рассматривались преимущественно с точки зрения ее экономической целесообразности для метрополии. На первые десятилетия XX века пришелся и пик интереса к дипломатической истории, также испытавшей влияние «экономизма».

Перелом в изучении проблемы произошел в 1960-е гг., что было связано с распадом Британской империи, а также с теми изменениями, которые начались в это время в методологии и методике исторической науки на Западе. Особенностью данного этапа стало появление большого числа работ, в которых содержится ревизия традиционных представлений о роли экономических мотивов в колониальной экспансии и внешней политике Великобритании.

Главной темой, которая привлекала внимание историков Англии в первой половине и середине XIX века, была история английского конституционализма. Г. Галлам идеализировал политическое устройство Англии в ХVIII веке, полагая, что установившийся там режим конституционной монархии и парламентская система обеспечивали прогресс государства и права каждого человека. При изучении проблем внешней политики Англии Галлам также исходил из идеализированных оценок. Так, он связывал причины войны за испанское наследство не с экономическими и политическими противоречиями между европейскими державами, а прежде всего с необходимостью «защитить свободу Европы и сокрушить непомерную силу Франции» <11>.

Концепция Галлама нашла свое продолжение в трудах Т. Маколея. В центре его главного сочинения «История Англии от воцарения Якова II» деятельность Вильгельма III Оранского, к которому Маколей относился с преклонением. Отсюда вытекает односторонность в оценках антифранцузской политики этого английского монарха. В работах историков XIX века Маколея, Дж. Грина, Г. Бокля, Дж. Сили и других прослеживаются истоки концепции «цивилизаторской миссии» Великобритании. В английской историографии этого периода особенно подчеркивались заслуги Питта-старшего. Маколей восхищался его энергией, направленной на организацию колониальных экспедиций. Бокль утверждал, что Питт «возвел Англию на неслыханную дотоле степень высоты и величия» <12>. Интерес к фигуре «великого коммонера» не случаен: Питта рассматривали как государственного деятеля Великобритании, который впервые придал колониальной политике исключительное значение. В отличие от своих последователей историки XIX века откровенно говорили о значении военно-захватнических методов для создания Британской империи. Они однозначно одобряли применение силы для борьбы с соперниками в колониальных делах и подавления сопротивления завоевательной политике.