Правь же девяносто девять лет
Шрифт:
Он был смелый и стойкий мальчик, но все же ему было только семь лет.
Кроме жен Брайдена в его семью входили два его младших брата, с женами и детьми, и другие родичи. Семеро были взрослыми мужчинами, готовыми взяться в любой миг за оружие.
Тем вечером, когда мир Эхина рухнул, семья остановилась на берегу небольшого ручья. Должно быть, в летнюю жару этот ручей и вовсе пересыхал, но сейчас, во время весеннего цветения по белым камням с журчанием бежала прозрачная, чистая вода.
Было уже темно, и угли небольшого костерка, на котором варили похлебку, уже подернулись пеплом. Пора было идти спать, но Брайден
– ... а потом с неба обрушилось чудовище и поглотило безумного колдуна Хандемира. После того, как смерть Бартатуи-кагана стала известна, войско гирканцев рассыпалось, и Согария осталась стоять непокоренной. Такой она и оставалась до времен Тогака. А Конан-Скиталец отправился на поиски новых приключений. Говорят, вскоре он покинул Гирканию, и больше его здесь не видели.
– Расскажи про Тогака, отец!
– попросил Тэвиш, горящими глазами глядя на Брайдена.
– В другой раз.
– А ты был в Согарии, отец?
Брайден не успел ответить на этот вопрос. Он услышал топот копыт и поднялся, привычным движением схватив меч, который всегда держал под рукой.
– Да пребудет над вами благословение Вечного Неба. Опусти меч, киммирай!
– раздался тихий, слабый голос.
– Я не враг тебе, к тому же я слишком слаб.
Говоривший подъехал ближе. Это был худой человек, бородатый, остролицый и горбоносый. На своем тонконогом коне он сидел лишь потому, что был привязан к седлу. Из плеча его торчало древко стрелы. Правое бедро сочилось кровью. Должно быть были еще какие-то раны. Поперек седла его лежало легкое копье, но не похоже было, что этот гирканец способен метнуть его хотя бы на три шага.
Брайден крикнул своих невольников, чтобы они помогли раненому спуститься с седла и увели коня. Он так же велел позвать старую женщину, которая ведала лекарское дело, чтобы она осмотрела раны гостя.
Гирканец с трудом сделал несколько шагов и тяжело опустился рядом с костром.
Эхин и Тэвиш принялись подбрасывать в огонь прошлогодний репейник, который в этих краях вырастал ростом выше человека и прочный, как настоящее дерево.
Израненному гостю поднесли молока. Он напился и поблагодарил.
– Кто ты? И кто напал на тебя?
– спросил, наконец, Брайден.
– Зовут меня Булат.
– ответил гирканец, закашлялся и сплюнул кровью.
– Когда-то я звался Булат-хан. Но нет у меня больше ханства и сам я изгой. Ты киммирай, я угадал верно?
– Да. Я Брайден, сын Эхина, копейщик. Служу великому кагану, под бунчуком Коди.
– Ты говоришь иначе, чем они.
– Я из тех киммерийцев, что недавно прибыли из-за моря.
Булат тяжело вздохнул.
– Если хочешь убить меня - убей и отнеси мою голову Каррасу, сыну Конана. Это его люди гнали меня точно зверя и ранили меня.
Брайден усмехнулся.
– Немного чести убить воина, который на ногах не стоит от ран. Ты пришел к моему огню, выпил молока от моих кобылиц. Нет, Булат, который раньше был ханом, я не буду убивать тебя. Сейчас время мира.
– Каррас не знает, что такое мир.
– ответил Булат.
–
Каррас великий воин и мой господин. Не говори о нем плохо, это оскорбит мой дом.– Прости, киммирай. У меня и в мыслях не было оскорбить тебя. Я говорю тебе спасибо за твое гостеприимство.
Пришла старуха и в свете разгоревшегося пламени осмотрела раны Булата.
– Если вытащить стрелу - он тут же умрет.
– сказала она.
– А если не вытащить?
– Тоже умрет, но позже.
Булат тихо рассмеялся. Кровь снова пошла у него изо рта.
– Такова вся наша жизнь.
– сказал он, вытирая кровь.
– Видимо не суждено мне увидеть следующий рассвет.
– Такова воля богов.
– Я знаю это, и не боюсь смерти. Мне она кажется лишь избавлением от боли. Последние три года были страшными для меня. Ты понимаешь, о чем я говорю, не так ли, Брайден-копейщик?
– Вы прогневали великого кагана, и он обратил против вас оружие. Вы нарушили закон, а Каррас - это меч закона.
– Все так.
– согласился Булат, который раньше был ханом.
– Мы объявили войну и проиграли. И все же жалко, что целые роды стерты с лица Матери-Земли. Теперь Степь принадлежит вам, киммирай. Но лишь Небо знает, как долго вы сохраните свою власть.
Брайден ничего не ответил.
– Я умираю, Брайден. Скажи мне, человек из-за моря, в твоем сердце есть место милосердию?
– Я ничего не могу сделать для тебя, Булат. Но я могу предать тебя погребению по вашим обычаям, и принести над твоей могилой жертву.
– Речь не обо мне.
– ответил бывший хан.
– Ты кажешься мне человеком чести, и у тебя самого есть сыновья. Спаси жизнь моего сына, не отдавай его Каррасу. Он еще ребенок, ему всего семь лет. Я велел ему спрятаться в балке, к востоку от вашего лагеря и поехал вперед один. Ответь мне, ты спасешь ему жизнь?!
– последние слова Булат скорее выдохнул, чем произнес. Жизнь утекала из него вместе с кровью.
Брайден долго не отвечал. Непросто было пойти на то, что предлагал ему Булат.
– Сын знает, где я и мой отец, схоронили наши сокровища от Карраса. Больше трех пудов серебра и золота иранистанстанскими и вендийскими монетами!
– прошептал Булат.
– Да как ты смеешь?!
– рявкнул Брайден.
– Не вздумай купить меня!
– Ты все же не ответил мне, киммирай. Ты спасешь моего сына?
Если бы бывший хан не упомянул о серебре, но Брайден скорее всего отказался бы. Но сейчас была задета его гордость. Гордость, а вовсе не алчность.
– Я сохраню жизнь твоего сына, Булат! И я сделаю это не ради твоего серебра, а ради того, что принял тебя у своего костра. Закон одной дороги, ты слышал о нем?
– Да, киммирай.
– Ты был на одной дороге со мной, а скоро ты уйдешь на последнюю тропу. Я клянусь тебе, Булат, что сохраню жизнь твоему сыну, чего бы мне это не стоило. Клянусь тенью моего отца и старыми богами моего народа.
– Благодарю тебя, киммирай. Пусть с тобой будет благословение Неба.
Брайден послал своего брата и еще двух мужчин туда, куда указал Булат. Они вскоре вернулись, и привели с собой мальчика лет семи. Темнолицый, красивый, большеглазый, он совсем не походил на своего отца. Но все же увидев Булата, устремился к нему и обнял его. Отец с сыном обменялись несколькими словами на языке, которого ни Брайден, ни его люди не поняли.