Правда в глазах смотрящего

– Говорят, я неплохо дерусь, - начал я, - стреляю из пистолета, пищали...

– Да я не о том!
– перебил меня Сидор.
– Слово твое что умеет?

– Почти ничего, - честно признался я.
– Я совсем недавно его получил, я им почти не владею, если честно.

Сидор задумчиво пошевелил челюстью.

– А может... кстати, как тебя зовут-то?

– Сергей.

– А меня Сидор. Будем знакомы, стало быть. А может, Сергей, ты выложишь аккуратненько пистолетики на лавку, да и пойдешь куда глаза глядят? А? Или думаешь, коли стрелять начнешь, пуля не в потолок уйдет?

– Первая пуля в потолок, - согласился я и вытащил Стечкина из-под полы.

Я отсоединил магазин и продемонстрировал его верхний срез Сидору.

– Здесь двадцать пуль, - сказал я, - и девять в другом пистолете. Хочешь рискнуть?

Я защелкнул магазин на место и убрал Стечкина под дубленку. Сидор решил не рисковать.

– А ты серьезный человек, - проговорил он.
– Где достал такую игрушку?

– В лесу, - честно сказал я.
– Верст пятьдесят-семьдесят отсюда. Там еще есть.

– Сколько?
– быстро спросил Сидор.

– Тебе хватит.

– Сколько за штуку?

Я задумался. Какой тут курс рубля?

– В Москве обсудим, - сказал я после долгой паузы.

Сидор кивнул.

– Пищаль у тебя такая же хитрая?
– спросил он.

– Ага, - кивнул я.
– Кстати, это не обрез, она такая же короткоствольная, как и пистолеты.

– На сколько шагов стреляет?

– С трехсот в человека попасть можно.

– С трехсот шагов?!

– Ну, перед этим потренироваться надо...

– С трехсот шагов, - со вкусом проговорил Сидор.
– Минуту назад мне показалось, что я продешевил, но теперь я так не считаю. Приноси клятву и поехали в Москву.

– Сначала ты.

– А ты умный парень, - усмехнулся Сидор.
– Клянусь отцом и сыном и святым духом, что не причиню никакого вреда рабу божьему Сергею, пока мы не окажемся в Москве.

– И день после этого, - добавил я.

– И день после этого, - согласился Сидор и замолчал.

– Ты не закончил, - сообщил я.

Сидор глубоко вздохнул и закончил:

– А если нарушу сию клятву, не быть мне живым.

– Пусть поклянутся остальные, - потребовал я.

– Сначала ты, - уперся Сидор.
– Забыл порядок?

Поколебавшись пару секунд, я произнес смертную клятву. Крест шевельнулся. Надо же, действует, а я уж подумал, что он растерял всю свою силу.

Приказчики или охранники или кто они там есть один за другим повторили клятву, а потом мы выпили за знакомство. А потом мы выпили за то, чтобы добраться до Москвы без затруднений. А потом просто так.

7.

Я продрал глаза и подумал, что пить надо меньше. Оказывается, я проснулся не сам, меня усердно пинал в бок парнишка... как его зовут-то... Афонька, вроде бы. Нет, он не пинал меня, он толкал. Я с трудом сел и голова взорвалась болью, я с силой сжал виски и услышал насмешливый голос Сидора:

– Что, Сергей, отвык от водочки-то? Афонька, сгоняй на кухню, принеси рассолу!

Я ощупал карманы и обнаружил, что оба пистолета на месте. От сердца немного отлегло. А где автомат?

– Не суетись, - сказал Сидор, - то, о чем ты подумал, уже спрятали. Эту вещь под полой не пронесешь, даже если приклад отпилить. Слушай, Сергей, ты не одолжишь мне один из... ну ты понимаешь?

Я кивнул, огляделся по сторонам и обнаружил, что нахожусь на сеновале, а вокруг снуют разнообразные крестьяне и купцы или кто их там вообще разберет. Я сделал усилие над собой и встал на ноги. Пошатнулся, но устоял, хотя для этого мне пришлось облокотиться на Сидора. Пистолет системы Стечкина незаметно перекочевал из-под полы моей дубленки под полу дубленки Сидора. Сидор присвистнул.

– Ты точно ничего не перепутал?
– спросил он.
– Ты дал мне тот, который больше.

– Не обольщайся, - улыбнулся я.
– Он предназначен для опытных бойцов, а для нас с тобой это просто пугач. Когда будешь из него стрелять, будь готов к тому, что промажешь.

– Понятно, - ухмыльнулся Сидор.
– А я уж подумал, что ты с похмелья человеколюбием страдаешь. Афонька! Ты где там пропал?

Афонька притащил рассола и мир стал заметно лучше.

8.

Первое препятствие ожидало нас у выхода с постоялого двора. Перед воротами стоял десяток стрельцов в полном вооружении, сзади маячили черные рясы монахов. Путешественники толпились посреди двора, лошади ржали, люди нервничали.

– Запомни, - сказал Сидор, - ты идешь с нами от самого Харькова. Потребуют клятву, скажешь так - клянусь, что сопровождаю сей караван с начала похода. Понимаешь, - он хихикнул, - наш поход на самом деле только начинается.

– Что ты имеешь ввиду?
– не понял я.

– То, что мы везем из Харькова, гораздо менее ценно, чем ты и твои игрушки. Так что можно считать, что поход начался только что.

– Понятно. Монахи подумают, что я говорю одно, а на самом деле я говорю совсем другое. Здесь так часто делают?

– Постоянно. А ты что, раньше никогда не приносил обманные клятвы?

– Никогда. А это точно подействует?

– Подействует, не сомневайся.

Строй стрельцов покачнулся и вперед вышел монах в высоком клобуке и с большим золотым крестом на груди. Видать, не простой монах.

– Во имя отца и сына и святого духа, - пророкотал он хорошо поставленным басом, прямо как генерал на параде.
– Всем, владеющим словом, повелеваю выйти вперед.

Я попытался обратиться к кресту, и, к моему удивлению, он легко ответил. Я спросил, можно ли сказать про меня, что я владею словом, крест хихикнул и заявил, что это спорный вопрос. Я уточнил, смогу ли я принести смертную клятву, что не владею словом, крест на мгновение задумался, а потом сообщил, что смогу. Надо только твердо решить для себя, что сам я словом не владею, а владеет им крест, и тогда можно будет смело приносить любую клятву.

Я не вышел вперед, и никто не вышел. Сидор толкнул меня в бок, но я посмотрел на него уверенным взглядом. Я знаю, что делаю, говорил этот взгляд. Сидор отвернулся.

– Всем, имеющим пищали и кулеврины, также повелеваю выйти вперед, - продолжил монах.

Стрельцы дружно сделали шаг вперед, монах обернулся и досадливо произнес:

– К вам это не относится.

Стрельцы сделали шаг назад, пряча на лицах довольные улыбки. Наверное, в любом мире нет для солдата большей радости, чем точно исполнить дурацкий приказ командира, и чем глупее приказ и нелюбимее командир, тем больше радость.