Правда в глазах смотрящего

Я нацепил на ремень фляжку и два подсумка, и почувствовал то, что в умных книжках называется "дежа вю". Кажется, будто война никогда не уходила из моей жизни, будто я снова вернулся к делу, ставшему для меня привычным за два последних года. Автомат, подствольник, патроны, гранаты, саперная лопатка... брать или не брать? Лучше взять, в случае чего, можно будет выкинуть. Каска... нет, это перебор. Бронетюфяк - аналогично.

– С оптикой работал?
– спросил Усман, я поднял голову и увидел, что он экипировался по полной программе.

– Нет, - сказал я, - да и на хрена нам оптика?

– Пожалуй, ты прав, - задумчиво проговорил Усман, - автомат она не заменит, а два ствола тащить несподручно. А тюфяк ты все-таки возьми, пригодится. Если что, выкинешь. Ты кто, кстати, по званию?

– Старший сержант.

– А я лейтенант. Спецназа.

– Аль-Кайеды, что ли?
– хмыкнул я и почти не удивился, когда Усман кивнул.

– А ты кто?
– спросил он, - махра или десант?

– Разведрота десанта.

– Круто. Но командовать парадом буду я. Возражения?

Я молча пожал плечами. Какие тут могут быть возражения? Командовать должен тот, кто умеет командовать, а я уже понял, что Усман командует лучше. Дело даже не в том, что он лейтенант, а я сержант, дело в том, что он правильный лейтенант.

– Слей бензина в канистру, - сказал Усман, - пригодится костер разводить, если ночевать придется.

Он вздохнул и добавил:

– Никак не могу лазерники найти, хоть убейся. Неужели выпали?

– Лазерные прицелы?
– уточнил я.
– А на кой хрен они нам?

– Когда-нибудь работал с ними?

– Нет.

– Тогда ты не поймешь. Ладно, хватит копаться, пошли. Я не хочу здесь ночевать.

5.

Мы двинулись на запад. Усман объяснил, что старая Варшавская дорога проходит к западу от Симферопольского шоссе, и что она должна быть на месте, даже если мы угодили в прошлое лет на пятьсот. Я пропустил это объяснение мимо ушей, по-моему, для нас любое направление одинаково хорошо, запад так запад.

За весь день нам не встретился ни один человек, зато звериных следов попалось на глаза видимо-невидимо. И это в ноябре, когда снег лежит еще не сплошняком, и звери предпочитают обходить заснеженные участки, чтобы не оставлять следов. Да какие звери! Одних только медвежьих следов встретилось штук пять. Интересно, когда в Подмосковье вымерли медведи?

Никаких следов человека, ни белых хвостов самолетного выхлопа в синем небе, ни рева автомагистралей, слышного за километр, ни гудков электричек, слышных еще дальше. Ни одной бумажки на земле, ни одного бычка и ни одной пустой бутылки. За весь день! Неужели Подмосковье когда-то было таким?

Ночевать пришлось в лесу. Хорошо, что земля не промерзла, и землянку удалось отрыть без большого труда. То, что у нас получилось, нельзя назвать настоящей землянкой, и это неудивительно, ведь мы трудились над ней не больше часа. Это так, одноразовое убежище, а оно не должно быть очень хорошим, главное - не околеть от ночного мороза. Жалко, что в ящиках не нашлось спальных мешков, но ничего, мне не впервой проводить ночь в полудреме между жаром костра и пронизывающим холодом окружающей ночи, когда главное - не забыть вовремя перевернуться другим боком к огню, причем сделать это надлежит так, чтобы не вкатится в костер и не выкатиться за пределы обогреваемой территории. Хорошо, что снега немного и талая вода не стремится превратить кострище в гигантскую лужу.

Я думал, что мы будем спать бок о бок, но Усман настоял на том, чтобы спать по очереди. Я не стал возражать, тем более, что Усман выделил себе более тяжелую утреннюю стражу. Ровно до двух часов ночи я таращился то на огонь, то в непроглядную тьму, а потом я толкнул Усмана, он моментально проснулся, я рухнул на лежанку, еще хранившую его тепло, и погрузился в беспросветный сон без сновидений.

6.

Мы вышли к дороге около полудня. Эта дорога совсем не походила на привычную асфальтовую ленту, у нас такую дорогу назвали бы даже не проселочной, а лесной. Две глубокие и ненормально узкие колеи, совсем недавно разъезженные до непролазного состояния, а теперь затвердевшие от первого мороза. Я не сразу понял, что необычного в этих колеях, а когда понял, мурашки пробежали по моей спине.

По этой дороге не ездили автомобили. Никогда. След автомобильного протектора не перепутаешь ни с чем, разве что со следом мотоцикла, но мотоциклы по этой дороге тоже не ездили. Здесь ездили гужевые повозки, притом в огромном количестве, ездили всадники (следов копыт слишком много по сравнению со следами колес) и ходили пешие путники, чаще обутые в лапти, чем в сапоги. Да-да, пешие путники, слишком много следов человеческих ног, почти столько же, сколько отметин лошадиных копыт. Жутко представить себе, что человек по доброй воле может повторить наш вчерашний путь, да еще не в течение одного дня, а... сколько нужно, чтобы пешком дойти от Москвы до, скажем, Орла? Хотя нет, не все так страшно, вдоль дороги обязательно должны быть какие-то постоялые дворы или как они там называются... трактиры, что ли?

Но что это такое, неужели мы действительно в прошлом?

Усман поднял палец вверх и по вбитой за два года привычке я замер на месте. Справа доносился какой-то шум, кажется, песня. Усман проворно отступил в лес и я последовал за ним. Мы залегли под защитой кустарника, прямо как разбойники, честное слово.

А мы и в самом деле больше всего похожи сейчас на разбойников, если только в этом веке встречаются разбойники в камуфляже и бронежилетах. Я подполз поближе к Усману.

– Зачем?
– тихо спросил я.
– Ты что, хочешь напасть?

– Я хочу посмотреть, кто они такие, - так же тихо ответил Усман.
– Дальше будем действовать по обстоятельствам. Без сигнала в драку не лезь.

– Думаешь, будет драка?

– Вряд ли. Они, конечно, начнут катить, но вряд ли в этом времени встречаются автоматы. Первая же очередь должна убедить их не дергаться.

– И что тогда?

– Тогда мы начнем задавать вопросы.

Песня приближалась, это было что-то русское народное, но эта песня не походила ни на одну из известных мне. Скоро стали различимы отдельные слова и я не сразу понял, что песня наполовину состоит из мата. Усман тихо хихикнул. Это и вправду смешно, этакий "Сектор Газа" в фольклорной обработке.

Караван появился в поле зрения. Три повозки, первая запряжена двумя лошадьми, остальные одноконные. Лошади мелкие и заморенные, люди, в общем, тоже. Три человека: старый, но еще крепкий дедок, мужчина лет тридцати с густой грязной бородой неопределенного цвета и глазами дебила, и белобрысый подросток лет четырнадцати. Все одеты в неопределенно-грязные куртки, сразу и не поймешь, то ли кожаные, то ли тканые, из памяти стали всплывать русские народные слова вроде "зипун" и "армяк", короче, три бомжа на выезде. На первой телеге лежали какие-то неясные мешки в количестве пяти-шести штук, остальные ехали порожняком. Куда это они, интересно, направляются? На рынок?

Когда от нашего укрытия до первой телеги осталось метров пять, Усман резко выкатился на дорогу. Я остался страховать его, вряд ли это потребуется, но вреда точно не будет.

Дед, продолжавший нести рифмованную похабщину, умолк на полуслове, его челюсть отпала, выставив на всеобщее обозрение гнилые зубы. Подросток дернулся к краю телеги, но Усман повел стволом в его сторону и подросток остался на месте.

– Здравствуйте, люди добрые!
– провозгласил Усман.

– И ты здравствуй, коли не шутишь, - ответил дед, напряженно вглядываясь в глаза нежданного встречного.