Правда
Шрифт:
– По-моему, я велел тебе отправляться в кровать.
Звук глубокого голоса спугнул её, вернув к реальности. Она повернула залитое слезами лицо к мужчине, который царил в её мыслях.
– Я пыталась, но не смогла уснуть.
– А что, лучше спать в этом кресле?
Мари улыбнулась:
– Нет, но, по крайней мере, я что-то делаю.
Натаниэль пододвинул ещё одно кресло к Марии и, опустившись в него, сжал ее руку.
– Я могу нанять ещё кого-нибудь, чтобы тот дежурил рядом с ней по ночам, а ты могла больше отдыхать.
Мария отвернулась и попыталась
– Вы тоже считаете, что я не в состоянии выполнять свою работу?
– В её вопросе прозвучало больше подавленности, чем она вкладывала в него.
– Мари, ты плачешь?
– Нет, - солгала она.
Его сильные пальцы по-прежнему накрывали её.
– Я считаю, что ты более чем способна. Просто думаю, что тебе нужен перерыв. Ты не можешь находиться рядом с ней двадцать четыре часа в сутки.
– А как же насчёт вас?
– А что насчёт меня?
– Вы полночи сидите здесь, а потом работаете весь день. Вам тоже нужно спать.
Он усмехнулся:
– Нужно? Сейчас?
– Конечно. Вы не можете работать в таком напряжении. Я бы посоветовала вам провести какое-то время вне работы или уделить больше времени сну.
Его лукавая улыбка заставила её смутиться. Он над ней посмеивался?
– Ну, ладно! Почему вы улыбаетесь? Вы надо мной смеетесь?
– спросила она.
Он попытался спрятать улыбку, промелькнувшую в его тёмных печальных глазах. Но она казалась приятной заменой тому скорбному выражению лица, которое он часто носил, глядя на свою спящую жену.
– Я не смеюсь, мне просто весело.
– Хорошо, пусть будет так. Но вам нужно поспать.
– Не могу припомнить, когда в последний раз кто-то говорил мне, что делать.
Натаниэль откинулся на спинку кресла и посмотрел на свою жену. Мария не ушла спать, а осталась сидеть и позволила ему выговориться. Она не могла забрать его боль. Но, возможно, ему станет намного легче, если он выразит свои мысли. И таким образом боль уменьшится. Натаниэль продолжил:
– Вообще-то помню.
Они больше не смотрели и не касались друг друга. Оба сидели, откинув головы на плюшевые выступающие изголовья кресел и наблюдая за Шаррон.:
– Помните?
– напомнила Мари.
– Шаррон была единственным человеком, который мог сказать мне, что я должен делать.
– Он усмехнулся.
– И как я должен это делать.
После он продолжил описывать любовь своей жизни, её невероятную красоту и стойкую волю.
– Я вернулся домой с войны, когда та ещё не закончилась, но мой срок подошел к концу. Она писала мне, а я - ей. У нас до сих пор где-то в коробке хранятся те самые письма. Я не мог дождаться, чтобы снова её увидеть, услышать её голос и обнять.
Он потянулся вперёд и взял в свои руки хрупкую ладонь жены.
– Мне нужно показать тебе фотографии. Я понимаю, что перед тобой совсем не то, что вижу я. Я по-прежнему вижу полную жизни волевую девушку, к которой спешил домой, чтобы жениться на ней.
Мария ничего не говорила. К слезам, которые она пыталась прятать, прибавились еще эмоции. Она ощущала сильную печаль за мужчину, рассказывающего
красивую историю своей любви - ту самую, что имела жестокий печальный конец.– Я тебе когда-нибудь рассказывал, что её семья меня не одобряла?
В это было сложно поверить. Ведь Натаниэль Роулз был уважаемым бизнесменом.
– Нет. Но почему?
– Ну что тут можно сказать? Сначала я не понравился её отцу.
– И с усмешкой добавил: - Поверь мне, эти чувства были взаимны. Но основная причина заключалась в том, что у них были деньги. Не много, но они жили в достатке. А у меня за душой не было ни гроша. Он не верил, что я смогу обеспечить его дочь всем, к чему она привыкла.
Мари расплылась в улыбке:
– Но вы доказали, что он был неправ.
– Доказал.
– В его голосе не слышалось торжества, лишь меланхолия.
– А он признал, что был не прав?
– Нет. И оно понятно - настоящие мужчины не извиняются. Кроме того, он умер еще до того, как я сколотил свой первый миллион.
– Он взмахнул руками, обводя комнату вокруг.
– Это всё было для неё. И сейчас я должен держаться ради неё. Я не отступлюсь. Даже если она не со мной, я буду делать это ради неё.
– Она всё ещё любит вас.
Так удивительно легко продолжать этот душевный разговор и не смотреть друг на друга.
– Ваш голос её волнует. У нее начинает быстрее биться сердце, когда вы рядом с ней.
– Думаешь, она всё ещё понимает?
– В какие-то дни, в какие-то мгновения - да. Когда я только начинала работать, ей нравилось просматривать старые фотоальбомы. Мне кажется, это был её способ цепляться за старые воспоминания. Она рассказывала мне различные истории: о вас двоих в молодости, о мистере Самюэле и мистере Антоне. У вас обоих было, даже есть то, что посчастливилось испытать очень маленькому количеству людей.
Натаниэль посмотрел на часы.
– Мария, время уже далеко за половину четвертого. Тебе нужно немного поспать. Я останусь здесь до утра. Можешь сменить меня через три часа.
Когда она не сдвинулась с места, он поднялся и взял её за руку. Девушка заметила блеск в его глазах. Он размышлял о другом времени и другом месте.
– Я настаиваю на этом. Я хочу, чтобы ты немного отдохнула.
Она позволила себя поднять, её рука по-прежнему оставалась в его ладони.
– Спокойной ночи, Натаниэль.
В присутствии остальных она обращалась к нему официально. Но во время их личных разговоров она уже давно не звала его мистером Роулзом.
Все это не было запланировано. И не было правильным. Он стоял, держа Мари за мягкую тёплую руку, а их грудные клетки соприкасались. На ней из одежды была ночнушка, а на нём - только футболка. И в этот миг что-то изменилось. Они оба это осознали, но никто из них не произнёс ни слова.
Натаниэль Роулз привык брать от жизни всё, что хочет. И всё, чего он хотел больше всего на свете, была его жена. Но судьба жестока, и она оказалась ему недоступна, как бы долго или сильно он ни старался. Всю свою жизнь он работал, чтобы дать ей всё самое лучшее. Но он не смог дать ей здоровья.