Правила большой игры [дилогия]

– Ну что, Тревис, как ты объяснишь, что возле гостиницы оказались федеральные агенты?

– Не знаю, сэр. Скорее всего, кто-то из ваших стукнул.

– Да? А вот я так не думаю, я привык доверять своим людям, они проверены годами безупречной службы, а вот ты – никто. Ты – человек с улицы.

Говоря все это, сеньор Марино лукавил. Он давно догадывался, что информация утекает из семьи, мало того – он был почти уверен, что этим занимается Калахер, начальник службы безопасности, на котором лежала огромная ответственность. Глава клана лишь ждал, когда Калахер ошибется по-настоящему, и вот это произошло. Узнав, что у гостиницы «Великий Пауль» появились федералы, сеньор Марино тут же приказал схватить предателя и спустить его в подвалы, место, где обычно развязывали языки врагам клана. Однако руководитель безопасности разочаровал сеньора, он не стал дожидаться, когда его начнут истязать электрошоком, и сразу сознался, что давно работает на ФСКР.

– Перед тем, как я начну рассказывать дальше, сеньор, вашим людям лучше уйти и оставить нас одних.

Сеньор Марино понял Калахера и приказал палачам уйти.

– Какие из наших дел ты сдал? – спросил он…

– Все те, где я не имел своей доли.

Глава клана кивнул. В последнее время таких дел было немного – Калахер все чаще участвовал в дележе доходов.

– Понимаешь ли ты, что я должен сделать с тобой?

– Убить, сеньор. Залить в глотку кипящий свинец – согласно традициям.

Вот именно. Своим предательством ты оскорбил меня, Калахер.

– Но я не только предавал вас, сеньор, я сделал семью Марино самой сильной на побережье. Я убрал Рамиреса, Коха и Рубинштейна, которые имели целые армии и охотились за вами, как за дичью. Я посадил Казбича, Бризовского, Розового Бри и десяток других– всех, кто пытался сопротивляться и не платить дань. Неужели вы полагали, что я такой всесильный? Не думаю. Скорее всего, вы догадывались, почему я так быстро нахожу наших врагов, где бы они ни прятались. И о том, что наших конкурентов отстреливали штатные снайперы федеральных служб, думаю, тоже догадывались…

– Ну, хватит! Чего ты хочешь?

– Оставить все как есть. Пока с нами ФСКР, семья Марино будет на самом верху.

– А на кого мы спишем предательство?

– На Тревиса.

Думал сеньор Марино недолго: свой агент ФСКР в семье, что может быть лучше?

И вот теперь Тревис стоял перед ним с независимым и почти дерзким видом. Он будто чувствовал за собой какую-то силу, этот бродяга.

– Хотите все свалить на меня? Воля ваша, сэр.

Только работа ведь еще не закончена.

Несмотря на твое предательство, Рон Барнаби в наших руках.

– У вас? Где это у вас? Я его не вижу!

Сутулый шутовски развел руками, заставив нервничать телохранителей сеньора.

– Прекрати кривляться, Тревис, Рон в надежном месте, и его охраняют пять человек.

– Надежно охранять Рона мог только я, сэр. Только я знаю, чего от него можно ожидать, только я могу перехватить его руку, да и то, если повезет. А вы приставили к нему пятерых «быков» и думаете, что дело сделано? Да если ему в руки попадет хотя бы гвоздь, считайте, что охранников нет в живых…

Сутулый замолчал, в зале воцарилась тишина. Сеньор Марино покосился на Калахера и нехотя проскрипел:

– Позвони им, Вилли. Узнай, как там.

Калахер набрал на своем диспикере нужный номер, немного подождал. Потом набрал еще один – с тем же результатом.

– Они не отвечают, сеньор.

50

Джек и предположить не мог, что посреди лета на побережье теплого моря вода в пруду может оказаться такой холодной. Когда холод ожег его тело, он поначалу решил, что ранен. Ему случалось получать осколки и шрапнель из прыгающих мин – ощущения были схожими.

Однако руки-ноги под водой двигались, резкой боли от переломанных костей он тоже не чувствовал – а значит, еще мог спастись.

Спасение было рядом – у выложенной камнем стены.

Наверху по воде полосовали лучи света и грохотали автоматы. С трудом зацепившись за скользкие от водорослей камни, Джек попытался успокоиться и не думать о том, что кислорода не хватает и нестерпимо хочется вдохнуть.

Тонкие лучи фонариков продолжали беспорядочно метаться по поверхности, пули белыми иглами прошивали толщу воды, оставляя мелкие россыпи пузырьков. Пузырьки поднимались к поверхности, а Джеку от холода мерещилось, будто идет снег. Только почему он поднимается, а не падает вниз? В какой-то момент Джек увидел собственное тело скользящим в глубину, откуда нет обратной дороги. Борясь с апатией и желанием уснуть, Джек приказал себе сначала слабо шевельнуть рукой, затем открыть глаза. Вокруг была темнота. Неимоверным усилием воли он заставил онемевшие руки сделать гребок, вынырнул на поверхность и на ощупь нашел на стене уступы, за которые сумел зацепиться.

Так он и висел, пока не восстановилось дыхание, затем стал осторожно продвигаться вдоль стены – на то, чтобы переплыть на другой берег, не осталось сил.

Сколько времени Джек полз вдоль стены, пока не наткнулся на широкое устье водосброса, он не помнил, поскольку то и дело впадал в забытье. Когда очнулся в очередной раз, обнаружил, что сидит, прислонившись к шершавой бетонной стене, внутри какого-то тесного убежища. Голова упиралась в потолок, а ноги нельзя было вытянуть до конца, потому что они упирались в противоположную стену, к тому же попытки выпрямиться вызывали странный писк. Только позже Джек понял, что делит камеру с семейством водяных крыс, которые несколько раз его кусали, заставляя уважать границы их владений.

По узкому желобку, проделанному водой за длительное время, протекал тонкий ручеек. Он брал свое начало в уходившей в глубь берега трубе и, пробегая у Джека под ногами, скатывался по короткому устью в пруд.

Когда наступило утро и в камеру стал проникать свет, Джек разглядел, что уклон устья довольно крут, оставалось лишь удивляться тому, как с замутненным сознанием ему удалось сюда забраться.

С рассветом все семейство крыс – не меньше десяти особей – отправилось на охоту. Они отсутствовали около четверти часа, а потом стали возвращаться, каждая тащила по рыбке. Усевшись в своем законном углу, крысы приступили к завтраку, с треском разгрызая рыбьи головы и хрящики.

Глядя на них, Джек ощутил голод. Если б не теснота, он мог бы остаться здесь дольше, а крысы, возможно, снабжали бы его пищей – сырая рыба не самый худший продукт, однако эти стены, этот сырой воздух, они высасывали из него все силы.

Чтобы не терять времени даром, Джек стал разминать ноги. Ночью он их почти не чувствовал и опасался, что не сможет ходить, но обошлось.

Сняв ботинки и носки, чтобы легкий сквознячок, пробегавший по камере, подсушивал их, Джек прислонился к стене и снова погрузился в невеселые мысли.

Впервые за последние несколько часов он вспомнил о Роне.

Все, что он видел, перелетая через ограждения, это лежавший на асфальте Барнаби и мчавшийся к нему Сутулый. Эх, насколько же все было бы проще, пристрели они его еще в бункере!

Порядком намучившись в тесной камере, Джек придумал наконец, как вытянуться во весь рост, – этого ему хотелось так же сильно, как в холодной темноте пруда глотнуть кислорода. Чтобы распрямиться, требовалось лишь сунуть ноги в трубу, а самому оставаться снаружи – чего уж проще. Правда, крысы могли не понять его и атаковать, но их зубов Джек не боялся. Ему совестно было стеснять этих существ, может, не очень красивых, но по своему милых и смышленых. После завтрака крысы так забавно чистились и взбивали шерстку лапками, что ему хотелось их погладить.