Правила охоты

Иными словами, даже в этом простом деле каждый был связан с каждым тем или иным способом, и Фицдуэйн начинал понимать, что мир и в самом деле чересчур тесен и мал. Слишком мал и слишком опасен.

Потом он подумал о Кэтлин, о Бутсе, о том, через что прошел и что оставил позади, и сосредоточился на будущем.

Прошло еще много времени, прежде чем он тоже уснул.

Япония, Токио, 6 июня

Одетый в униформу водитель стоял в первых рядах толпы встречающих и держал в руках, затянутых в белые перчатки, небольшой аккуратный плакат с надписью “Намака Индастриз” и фирменным знаком компании.

Сам шеф безопасности, Тоширо Китано, стоял гораздо глубже, в самом центре толпы. В качестве старшего должностного лица он имел право послать для торжественной встречи в аэропорту своих подчиненных, однако сегодняшний гость был чрезвычайно важным. Упомянутое высокое лицо являлось председателем Японского финансового института, расположенного в Лондоне, и, по словам покойного Ходамы, отличалось конструктивным и творческим подходом ко всему, что касалось скупки ценных бумаг и биржевых махинаций. Братьям Намака необходимо было прибегнуть к его услугам в качестве эксперта, и поэтому вот уже несколько месяцев, как они его всячески обхаживали и уламывали. Для того чтобы получить хотя бы надежду на успех столь важных переговоров, необходимо было скрупулезно соблюдать все формальности и все пункты строгого протокола.

Откровенно говоря, Китано считал ожидание в аэропортах тем видом деятельности, без которого он вполне мог бы обойтись. В этом отношении он вполне полагался на водителя, который наверняка бы не пропустил гостя в толпе новоприбывших, поэтому позволил себе погрузиться в рассеянную задумчивость. Китано чуть не хватил удар, когда высокий и широкоплечий гайдзин, которого он заметил еще издалека, вблизи превратился в человека, которого он считал полумертвым, прикованным к инвалидной коляске в далекой Ирландии. Сердце его забилось так сильно, что Китано испугался, как бы этого стука не услышали окружающие. Во рту у него пересохло, а шею свело судорогой.

Все, что задумывалось против Фицдуэйна, не имело никакого значения само по себе, если не считать моральных обязательств. Но в Японии было принято выполнять свои обязательства, не считаясь с тем, какое значение это имеет лично для тебя.

Эту задачу Китано перепоручил “Яибо”, и в результате Фицдуэйн был тяжело ранен, а его близкий друг, также замешанный в событиях трехгодичной давности, убит. Китано, таким образом, полагал вопрос чести решенным. Сделанного было более чем достаточно. Но вот этот гайдзин как ни в чем не бывало появляется здесь, в Токио, и судя по всему, чувствует себя прекрасно, намного лучше, чем имеет право чувствовать себя человек его возраста! Это было не просто ужасно, это было непростительно! Этак недолго было и подмочить свою репутацию у братьев.

Председатель Японского финансового института, которого встречал Китано, протолкался сквозь толпу в сопровождении водителя. Вне всякого сомнения, он ожидал, что одно из высших должностных лиц “Намака Корпорейшн” узнает его первым, засвидетельствует почтение глубоким поклоном и выразит удовольствие в связи с его прибытием. Это был необходимый минимум, на который он мог твердо рассчитывать.

Вместо этого Китано, даже после того как водитель уважительно напомнил ему о цели его пребывания в аэропорту, уставился куда-то в противоположный конец зала словно какой-нибудь идиот-крестьянин.

Черты лица председателя оскорбленно застыли.

“Я обязан прикончить этого варвара-ирландца до того, как кому-нибудь станет известно о его приезде, — лихорадочно размышлял Китано. — Здесь, в аэропорту, на глазах сотен людей, это сделать невозможно. Мне нужно будет узнать, куда он поедет и где остановится”.

Китано ринулся к выходу. Он поспел как раз вовремя и увидел, как гайдзин садится в машину. Шеф безопасности “Намака” проводил се взглядом и принялся шарить в карманах в поисках ручки, чтобы записать номер.

Фицдуэйн знал о Токийском аэропорте только то, что поездка отсюда до центра города на такси могла привести к необходимости несколько раз перезакладывать движимое и недвижимое имущество. Опытный путешественник предпочитал ехать небольшим рейсовым автобусом, что стоило гораздо дешевле.

Однако в автобусе не было нужды. Йошокава-сан, широко улыбаясь, встретил Фицдуэйна и Чифуни Танабу еще в здании аэропорта и проводил к своей машине, которая, впрочем, не слишком отличалась от автобуса своими размерами. Фицдуэйн обратил внимание на то, что низкое серое небо хмурилось и грозило дождем.

А он— то ожидал увидеть яркое солнце и цветущие сакуры! Про себя Фицдуэйн подумал, что обогнуть без малого половину земного шара и попасть под типичный ирландский дождь было бы, наверное, смешно, если бы не было так грустно. Правда, в отличие от Ирландии, в Японии было жарко и влажно.

Йошокава перехватил его направленный на облака взгляд и засмеялся.

Прошу прощения, Фицдуэйн-сан, — сказал он. — Сейчас у нас сезон дождей. Мы называем его “сливовый дождь”.

— У нас, в Ирландии, это называется приличной погодой, — вежливо заметил Фицдуэйн. — Однако вода везде остается мокрой. Когда он кончится?

— Сезон дождей только начался, — покачал головой Йошокава.

— Боюсь, Фицдуэйн-сан, вы уделяли слишком много внимания нашим досье и совсем не читали путеводители, — вставила Чифуни. — Скажите, я объясняла вам что-нибудь насчет землетрясений?

— Нет, — отозвался Фицдуэйн.

— Токио расположен в сейсмически опасной зоне, — с легкой улыбкой пояснила Чифуни. — Небольшие толчки здесь — обычное явление. В 1923 году, однако, здесь произошло сильное землетрясение, в котором погибло сто сорок тысяч жителей.

— Когда ожидается следующее, такое же сильное землетрясение? — спросил Фицдуэйн.

— Довольно скоро, — ответила японка. — Но я бы на вашем месте не волновалась. По-моему, в ближайшее время вам грозит опасность совсем иного рода.

Фицдуэйн слегка поклонился.

— Благодарю вас, Танабу-сан, — сказал он. — В ваших словах я черпаю бесконечное утешение.

После нескольких месяцев практически безрезультатного расследования дела Ходамы детектив-суперинтендант Адачи чувствовал себя как выжатый лимон. Несмотря на это, ему пришлось применить к себе форменное насилие, чтобы посвятить целое утро спокойным размышлениям вдали от сутолоки и суеты рабочего зала полицейского департамента.

Тем не менее, он был рад позднему завтраку, после которого спокойно вычистил револьвер. Все это время он перемещался по квартире в самом старом и поношенном, но в самом своем любимом и удобном домашнем кимоно.

Штаб— квартира токийской полиции непременно отвлекала бы его деятельной суетой и текущей работой или скорее видимостью работы. Адачи был не слишком уверен, насколько хорошие перспективы всем им предстоят, и собирался поразмыслить над этим. Перспектива нужна была его отделу как воздух. Кроме того, Адачи хотелось испытать чувство обособленности и независимости. Он шел по следу в составе группы уже довольно долго, и теперь обоняние отказывалось ему служить.