Право на безумие
Шрифт:
– Да что вы… здесь многие говорят на одном с нами языке, – ответил гражданин, явно не разделяя его восторга, – но настоящих русских… поискать. Скорее, советские… В девяностые-нулевые по программе возвращения соотечественников понаехало изрядно. Устроились, прижились благодаря корням далёких предков, ещё в петровские да екатерининские времена переселившихся в Россию. Но что в них теперь от немцев? Одни фамилии… В сталинских сороковых их деды, «благодаря» всё тем же фамилиям, были репатриированы в Казахстан… за полвека и там успели ассимилироваться, перемешаться с местным населением. И что в итоге? Прозвища германские, менталитет казахский, по-русски лишь матерятся да водку трескают. Даже внешне внуки тех русских немцев уже монголоиды. А здесь любой азиат из бывшего Союза – русский… Вот так вот… И «любят» тут нас, уж вы мне поверьте, «как родных»… И вовсе не из-за Егорова и Кантарии… Хотя, и это тоже…
Человек замолчал, прервал свой монолог и приложился, наконец, к высокой статной кружке. Он вовсе не казался жадным до «целительного» алкоголя, пил медленно, размеренно, маленькими аккуратными глотками, будто ценитель, или даже гурман. К нему никак не подходило русское выражение «трубы горят» или, как он сам выразился всего несколько минут назад, «ломает жутко». Скорее его занимало сейчас не столько пиво, сколько непосредственно беседа, а толкнул на контакт с незнакомцем отнюдь не похмельный синдром, а нечто другое, возможно, сам Аскольд, излучающий обильно
– А вы как тут оказались? – спросил он заинтересованно. – Путешествуете?.. Или?..
Гражданин поставил тяжёлую кружку на столик и приготовился рассказывать, будто только и ждал такого вопроса как повода, дающего основание, наконец, начать то, что его волновало, о чём так давно и так страстно хотелось поведать… хоть кому-нибудь. Аскольд попался ему весьма кстати.
– Я давно уже немец… лет двадцать уж… – заговорил он после тяжёлого мучительного вздоха. – Ещё с молодости мечтал уехать из Совка 84 ,… всё казалось, что деньги, возможности, свободы,… воздух чистый и свежий – это всё тут, на Западе,… а грязь, бардак, серость жизни, произвол и тупорылость чиновников – атрибуты непременно только немытой России… Вы вот наверняка также теперь думаете?
84
Совок – жаргонное название СССР.
Человек притормозил и поднял на собеседника вопрошающий, с лукавинкой взгляд. Но, не дождавшись ответа, отпил от кружки два больших жадных глотка, вытер усы кулаком и, откинувшись на спинку стула, продолжил.
– Тараканов везде хватает… Только везде они свои, особенные. Мы к нашим как-то уже попривыкли, смирились даже,… хоть и не полюбили, хоть и раздражённо злимся на них, травим дустом… и тут же создаём для них самые лучшие условия жизни и размножения. А местные тараканы,… они другие, понимаете? Они природные,… тутошние,… настолько сливаются с естественным ландшафтом,… что на них даже злиться нельзя… Без них … без них это будет уже не Европа,… а, наверное, уже Россия, которая тутошним аборигенам вовсе не нужна. Так что,… скорее они тебя вытравят,… ты для них таракан… да ещё и мутированный к тому же… Потому что чужой… Понимаете меня?
– Боюсь, что нет… Не совсем… – Аскольд и правда не понимал сбивчивую речь собеседника, но чувствовал, что за словами кроется большая интересная судьба. – Но очень хочу понять… Поверьте… и продолжайте, пожалуйста.
Гражданин снова отпил из кружки, но уже спокойно, размеренно, по-немецки. Поставил сосуд на столик аккурат в центр картонного кругляшка с логотипом популярной немецкой марки пива… и продолжил.
– Вот вы заметили уже, что вовсе я не алкаш, и никакое похмелье меня не мучает. А знаете, почему я к вам обратился и именно с такой… хм… оригинальной просьбой? Здесь же поговорить не с кем, понимаете?.. Просто так поговорить, без повода… по-русски побазарить за жизнь с первым встречным… непременно после первой поллитры обретая закадычного кореша… А в вас я сразу разгадал своего… Как? Почему? Да ни один немец не будет пить пиво вот так вот запросто… на многолюдной улице… прямо из горлышка… да ещё с видом счастливца, которому подвластен весь окружающий мир. Это только для русского возможно… и это же шарахает от него всё продвинутое человечество. Для германца пиво – это всего лишь продукт, который требует определённого места, времени, соответствующей обстановки и – главное – повода для его употребления. Без повода никак нельзя… И не пытайтесь ему объяснить, что такое «душа поёт». Он всё равно не поймёт… ни слова. Душа не может петь, у неё для этого нет рта… И знаете, что сделал бы немец, обратись я к нему с просьбой, с которой давеча обратился к вам? Брезгливо поморщился бы, окинул негодующим взглядом, будто столкнулся с опасной заразой, и вызвал бы полицейского. Для них это неприемлемо… это сродни оскорблению, покушению на их личность… катастрофа! А вы пригласили меня в кафе как родного и угостили лучшим в ассортименте пивом… Таким домашним теплом вдруг повеяло… Так поступить может только русский. Я весьма рад, что не ошибся в вас… поэтому позвольте мне оплатить ваш заказ самому. И не спорьте. Никакие возражения не принимаются, не обсуждаются даже. Деньги у меня есть, и поверьте, побольше чем у вас.
Человек подозвал официанта и расплатился, строго отсчитав чаевые, будто их размер был прописан в меню отдельной строкой.
– Всё у меня тут есть, – продолжил он, – и работа, и дом, и деньги. Не скажу что в избытке, но для тихой размеренной жизни вполне хватает. А другой здесь нет.
Гражданин отпил ещё, достал из кармана пачку сигарет… должно быть, по старинной нестираемой годами привычке, но тут же убрал её обратно в карман… по привычке новой, приобретённой.
– Нельзя курить… ничего нельзя… – сказал он огорчённо, слегка раздражённо. – Вы, я так понимаю, насовсем сюда приехали? Не отдохнуть, не по делам, а именно жить… обрести то, чего никак не смогли найти на родине… Это очень хорошо заметно по вашему победоносному виду. Наши туристы совсем не так выглядят… совсем не так. В их глазах жажда, азарт, неутомимое желание ухватить всё, что попадается на глаза… хоть понемножку, совсем по чуть-чуть, но непременно надкусить каждый кусок иноземного благополучия. А в вас хозяйская неспешность обладателя, будто всё это хоть и новое, свежее, но уже ваше. Так новоиспечённый жених принимает в объятия брачного ложа неискушённую трепетную невесту… словно растягивает блаженство обладания прекрасным юным телом…
И я таким же был когда-то… Хочу вам заметить, что я не немец вовсе… и никогда им не был. Но поскольку в девяностых пошло великое переселение народов на их исторические родины, воспользовался ситуацией. Я просто купил все документы, справки, метрики… Тогда у нас всё продавали, на чём угодно можно было сделать свой маленький бизнес… или же сколотить небольшой капиталец на бумагах дальних, не желающих возвращаться родственников… Для того чтобы уехать самому. Вот я и стал германцем по документам… но немцем по духу, по естеству своему так и не сподобился… и не стану, наверное, никогда. Хотя устроился довольно прилично… не сразу, правда, но… обосновался, слава Богу. Живу в тишине… будто на краю земли… вдали от цивилизации. Там же и работаю… можно сказать, на дому. Вот парадокс, и нужно было лететь, очертя голову, в центр Европы к прогрессу, к возможностям, к перспективам… и осесть, в конце концов, в тихом уголке в стороне от кипучей жизни? Затеряться, чтоб не видно, не слышно, не ощутимо даже… Будто у нас в России таких уголков мало,… если не брать во внимание Москву и Питер, так почитай вся огромная территория от Балтийского до Тихого. По правде признаться, это самый наш русский быт и есть. И другого нам не надо, уж вы мне поверьте, отсюда это очень хорошо видно. А вся европейская чехарда, сверкающая зазывными огоньками, и вовсе не для нас. Да и не жалует она… Сожрёт при первом удобном случае. Почитайте всех наших классиков от Пушкина до Блока… да и поздних тоже… всё лес, поле, степь… тишина да раздолье, где есть развернуться душе без удержу. У нас ведь всё по максимуму, по большому гамбургскому
счёту… никаких границ, никаких нельзя… Мы лишь когда можно тихие и спокойные, как дети… А чего, ведь можно же… У них же всё по правилам, всё по расписанию. Мы для них дикари, азиаты, варвары. Мы им мешаем, и они уничтожили бы нас как тараканов… если б смогли. Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.Попробуйте, сразитесь с нами!Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,С раскосыми и жадными очами!Для вас – века, для нас – единый час.Мы, как послушные холопы,Держали щит меж двух враждебных расМонголов и Европы!Века, века ваш старый горн ковалИ заглушал грома, лавины,И дикой сказкой был для вас провалИ Лиссабона, и Мессины!Вы сотни лет глядели на Восток,Копя и плавя наши перлы,И вы, глумясь, считали только срок,Когда наставить пушек жерла!Вот – срок настал. Крылами бьет беда,И каждый день обиды множит,И день придет – не будет и следаОт ваших Пестумов, быть может!О старый мир! Пока ты не погиб,Пока томишься мукой сладкой,Остановись, премудрый, как Эдип,Пред Сфинксом с древнею загадкой!Россия – Сфинкс! Ликуя и скорбя,И обливаясь черной кровью,Она глядит, глядит, глядит в тебяИ с ненавистью, и с любовью!..Да, так любить, как любит наша кровь,Никто из вас давно не любит!Забыли вы, что в мире есть любовь,Которая и жжет, и губит!Мы любим всё – и жар холодных числ,И дар божественных видений,Нам внятно всё – и острый галльский смысл,И сумрачный германский гений…Мы помним всё – парижских улиц ад,И венецьянские прохлады,Лимонных рощ далекий аромат,И Кёльна дымные громады…Мы любим плоть – и вкус ее, и цвет,И душный, смертный плоти запах…Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелетВ тяжелых, нежных наших лапах?Привыкли мы, хватая под уздцыИграющих коней ретивых,Ломать коням тяжелые крестцыИ усмирять рабынь строптивых…Придите к нам! От ужасов войныПридите в мирные объятья!Пока не поздно – старый меч в ножны,Товарищи! Мы станем – братья!А если нет – нам нечего терять,И нам доступно вероломство!Века, века – вас будет проклинатьБольное позднее потомство!Мы широко по дебрям и лесамПеред Европою пригожейРасступимся! Мы обернемся к вамСвоею азиатской рожей!Идите все, идите на Урал!Мы очищаем место боюСтальных машин, где дышит интеграл,С монгольской дикою ордою!Но сами мы – отныне вам не щит,Отныне в бой не вступим сами,Мы поглядим, как смертный бой кипит,Своими узкими глазами.Не сдвинемся, когда свирепый гуннВ карманах трупов будет шарить,Жечь города, и в церковь гнать табун,И мясо белых братьев жарить!..В последний раз – опомнись, старый мир!На братский пир труда и мира,В последний раз на светлый братский пирСзывает варварская лира! 8585
«Скифы» – стихотворение Александра Блока. Вместе с поэмой «Двенадцать» является последним произведением поэта – более до своей смерти в 1921 году он ничего не публиковал.
Он остановился, замолчал, будто содрогнулся внутренне от приговора, который сам же и вынес.
– Да, скифы мы… И дёрнуло меня…
– Так, может, вам вернуться? – неуверенно предложил Аскольд.
– Что вы? – ответил незнакомец после незначительной паузы. – Кто меня ждёт? Я же теперь немец… Пробовал,… обращался в посольство… даже письмо писал Путину… Всё без толку. Чтобы из России сюда бежали – это нормально, привычно и понятно. А вот чтобы наоборот… Я даже элементарно туристом в Россию съездить не могу… Визы нет… Некуда ставить… Мой вид на жительство здесь даёт право на свободное перемещение в пределах только Евросоюза… а Россия для меня дальше чем Португалия.
– Как это?
– А вот так. Я же не гражданин… Конечно, за столько лет можно было ассимилироваться, сдать на гражданство и получить обычный немецкий паспорт со всеми привилегиями, только… да не нужно мне всё это. Что, абсурд? Противоречие? Да, скифы мы… да, азиаты мы. Если бы он мог вернуть мне Родину… а так…
Он допил залпом остатки пива и, подозвав официанта, заказал ещё. Тот послушно и молниеносно исполнил, при этом светился весь таким радушием, таким искренним желанием угодить, доставить удовольствие, что не дать ему на чай было никак невозможно. Незнакомец, естественно, заплатил. Официант, естественно, принял… и отправился доставлять новое удовольствие новым посетителям… тут же позабыв о существовании старых.
– Да нет, не подумайте, тут хорошо… культурно… даже слишком… – заговорил гражданин, принимаясь за вторую кружку. – Только Любви здесь нет… Всё по прейскуранту – и добродушие, и искренность, и любовь. Вот и прикиньте пока не поздно ещё, сможет ли она полюбить вас не на расстоянии трёх границ, а непосредственно, близко, в своих объятиях? Причём не редкими кратковременными встречами, а постоянно, до конца вашей жизни. Примет ли она тебя такого, какой ты есть… русского?
– Кто? – недоумённо вопросил Аскольд и даже поперхнулся несвоевременным глотком.