Право на месть

– Вы тоже верите в то, что Тьма Изначальная пожирает душу? – хмыкнула я. – Вы, уважаемый менталист, которому я открыла когда-то свой разум?

Мэтр Серенде сдержанно промолчал, прикрываясь преподавательской этикой. Но все же сказал спустя некоторое время:

– Сейчас я бы не полез в вашу голову, госпожа Рен, кто бы мне ни приказал. Мне собственная жизнь дороже.

И все они, другие мэтры, вели себя так же странно.

На сомнологию, несмотря на скептическое отношение к этому предмету Анхельма и мэтра Эрдиса, я все же сходила. И даже два раза. В первый раз все оказалось именно так, как предупреждал мой друг. Предмет оказался ничем иным, как тем же контролем и управлением магии у мэтра Сарттаса, только во сне. А сам преподаватель – мэтр Друмис – человеком совершенно оторванным от реальности. Свой предмет сам он плотно связывал с прорицанием, бесконечно споря с кафедрой ясновидения, но те категорически отказывались воспринимать его сны и сны его учеников как пророчества, полагая их наведенным бредом после тех отваров, что мэтр Друмис считал снотворным… Сам он, говорили, без отваров заснуть не мог вообще.

Может, виной тому были отвары, а, может, бессонница, но глаза у мэтра Друмиса были восторженные, мутные и безумные.

В первый раз он прочитал мне лекцию о роли сомнологии в современном обучении магии, предварительно расспросив о последнем сне. Я уже, собственно, готова была с ним распрощаться, но забыла вычеркнуть из расписания.

Во время второго занятия, когда неудобно было просто уйти, памятуя об ошибочном выборе, я все же из вежливости задала вопрос о сноходцах, ожидая той же реакции, как у Хельме. Посмеется – ну и ладно, закончу эти занятия, благо, имею такую возможность.

– Да-а, сноходцы… – закатил глаза мэтр Друмис. – Потрясающее, удивительное умение… Забытое, ныне легендарное. Но имело место быть, о чем свидетельствуют сказания Дваля Трижды Спящего… «И обрел он разум свой, когда другие его теряют, и последовал за своимknittet, и вошел в чужой мир, и устроил его по своему разумению, а когда проснулся тот спящий, то не ведал он другой истины, кроме как той, что навеял ему Дваль в ночи…».

– Knittet? – довольно невежливо перебила я. По-другому этот поток сознания было не остановить.

– Да… книттет, – рассеянно произнес мэтр Друмис. – В легендах сноходцы всегда использовали knittet. Вы знаете, ученые до сих пор бьются над этим понятием… Одни полагают, что это какой-то утерянный артефакт, другие – что призванный с Изнанки дух… В любом случае, он уже забыт, как и само умение сноходцев…

– А как переводится knittet? – с подозрением спросила я.

– О, у этого слова много значений: «компас», «путеводитель»…

– «Проводник»? – подсказала я.

Но ответил мне не мэтр Друмис.

– Гхр-ретч, – утвердительно отозвался манс.

– Так это ты – knittet, Греттен? – зеленые огоньки немигающе уставились на меня. – Мекса называла тебя проводником.

Манс, конечно, ответить не мог, но почти по-человечески дернул усами, выражая полнейшее презрение к недогадливым людям. До сих пор я считала, что мохнатое чудище толькопроводитсветлую магию от самого мироздания в неблагодарный сосуд – меня. Ему очень не нравилось то, как начиналось каждое мое утро. Шипел он в последнее время больше обычного, а любые попытки объяснить ему текущее положение вещей не могли увенчаться успехом.

– Таково условие богини, да пойми же ты.

– Гхр-рр, – скалился манс.

– Ты ведь сам волшебный зверь, должен соображать.

– Агр-ррх!

Еле увернулась от острых тонких клыков, причем цапнуть он целился прямиком в кисть руки, туда, где красовалась крохотная роза.

– Так тебе и боги нипочем?

Греттен гордо распушил тонкий хвостик. Ну да, страшнее манса зверя нет. Похоже, себя он мнит венцом творения. Видел бы кто, что я разговариваю на равных с диким мохнатым чудищем, счел бы сумасшедшей. Но я не сумасшедшая, и к снам он действительно имеет самое непосредственное отношение – у меня наконец сложилась вся мозаика.

Сколько раз ему было достаточно мягко стукнуть меня лапой по голове, чтобы я тут же провалилась в сон! Он же и будил, если снились кошмары. Он же вернул мне детские воспоминания во сне, в этом не было сомнений. Значит, knittet. Значит – сомнология.

Убедить мэтра Друмиса перейти от пространных рассуждений к более конкретным вещам не составило труда. Достаточно было изобразить такой же неподдельный интерес к его предмету и разделить его восторженный энтузиазм. Упомянув о потерянной детской памяти, вернувшейся во сне, но не вдаваясь в подробности, мне удалось наконец привлечь его рассеянное внимание к себе.

– О-оо, – взглянул он на меня по-новому. – Да ведь у Вас все задатки! Надо мной смеются студенты, я это прекрасно знаю… Выдумывают якобы приснившиеся откровения, лишь бы подшутить надо мной и позабавиться самим, а ведь я прекрасно умею отличать правду от лжи! Нет, действительно – таков мой дар. Впрочем, моим студентам знать о том необязательно… А ведь Вы сейчас говорите правду! У Вас действительно есть связь с сонным миром!

Я скромно кивнула. О своем проводнике и планах на легендарное забытое сноходчество пока упоминать не стала. Незачем. Пусть думает, что я исключительно с целью самопознания. Если есть легенды, да те же записи какого-то Дваля Трижды Спящего, то их я изучу самостоятельно.

– Господин Друмис, так, может, перейдем к практике? Уверена, с вашей помощью я гораздо глубже смогу раскрыть свои способности. Кажется, Вы упоминали, что ключевой способностью, открывающей все возможности сна, является способность к осознанному сновидению…

– О, разумеется! У меня как раз есть свежий отвар…

Никаких отваров я, разумеется, употреблять не стала. Братцы-повара надолго отбили желание пить что-то, искажающее восприятие, подсунув мне когда-то алкогольный напитокконняквместо чая. Но и помимо отвара имелись методы.

Умение осознать, что ты находишься во сне, действительно краеугольный камень всей науки. Как только человек становится способен контролировать себя в этом мире, вот тогда ему и открываются самые немыслимые возможности. Заглянуть в себя со стороны, вытащить на свет скрытые таланты, провести во сне много лет, когда в реальном мире не пройдет и минуты. Там можно сбежать от суеты, выстроив свой идеальный мир, отдохнуть разумом, научиться новому. Время в царстве сна идет по своему, и Хельме был прав – тем, кто способен этому научиться, достаточно и получаса сна в день. Отдых ведь в первую очередь нужен разуму, а не телу. А за полчаса в реальном мире можно проспать полноценные восемь часов в осознанном сновидении.

И еще: мэтр Друмис был абсолютно убежден, что мир сновидений это просто не персональная игра разума. По его мнению, засыпая, человек попадает в некое другое измерение. И лишь собственные границы восприятия мешают ему понять, что в этом мире он не один. А там – все, кто спит на данный момент, как утверждали легенды о сноходцах.

Способов проснуться разумомво сне было множество. Те же медитации перед сном, сходные с теми, что практиковал мэтр Сарттас; особые заклинания; техники «якорей» – это когда весь день думаешь об одном предмете и засыпаешь с ним же, а увидев его во сне, достаточно спросить себя: не сон ли это? Строго высчитанные по часам фазы сна, когда просыпаешься по будильнику и тут же засыпаешь снова, прокрутив еще раз в голове прерванный сон. Артефакты-раздражители, действующие с разной силой в определенный час ночи. Да и просто пара стаканов воды на ночь, когда физиологические потребности сами заставят балансировать на грани яви и сна…