Право на месть

Свежий воздух принял меня в свои объятия, а потом резко засвистел в ушах, потому что бесстрашный мой прыжок позорно завершился падением с пятого этажа.

***

Ронард Шентия

Войны с Самаконой не избежать, это было ясно как день.

И если Империя в лице Нердеса последние несколько лет пребывала в сладких иллюзиях относительно нерушимости мирного договора, то южные соседи все это время планомерно и долго готовились к войне. Джемрен наверняка просчитал все варианты развития событий на дне Содружества и был готов к каждому из них. Даже пункт о «браке во имя мира» исхитрился обернуть в свою пользу. Последнее, к чему он стремился, связав Лес и Империю брачными клятвами, был мир между странами…

Аландес, щенок. Хватило же ему ума, чтобы проштудировать Договор и найти способ потешить свое уязвленное самолюбие, нашептать идею «союзнику». А ума просчитать последствия не хватило. Какой теперь к гроршам мир… Когда во дворце М’Рирт и постели Ронарда поселится вражеский шпион, а Ардина, последний побег от могущественного древа Ровельхейм, станет заложницей в самаконской пустыне. Теперь противостояние обретет особо изощренную и жесткую форму. Но в одном Ронард был точно уверен: без этих браков война хотя бы была честной.

Никас выходил на связь ежедневно, но вести из Академии были противоречивые. Ардина, внезапно назначенная Нердесом на пост главы попечительского совета, выказала неожиданную твердость, убедив совет принять несколько значимых и довольно мудрых изменений, направленных в перспективе на увеличение магического потенциала Империи. Ронард подивился зрелости этих предложений, но в душе одобрил каждое из них.

Как и то, что она полностью перешла на индивидуальное обучение. Вот только выбор предметов был довольно странен для мага, обладающего и Светом, и Тьмой Изначальными…

Новости с границ приходили разные. Где-то случались провокации, где-то, обычно в горячих точках, наоборот, было подозрительно тихо. На северо-западе, у Альтанских гор, случился набег орков. Лес больше не был связан договором, боги уже не охраняли границы, а астарх – он лишь представитель, глава унвартов. Он больше не отвечал за остальные кланы.

Нужно ехать в Лес. Убедить унвартов и остальных – орков, варкалапов, нежить – принять предложение императора. И по другой причине тоже: ему нужно встретиться со Скогеном-Хозяином, попросить того об отмене клятв. Он уже ждет, но Ронарда в Империи пока держит зарок Сагарте. И сколько еще он продлится – только самой Сагарте ведомо.

Богиня, явившись ему в теле собственной служительницы, попросила подарок в обмен на его просьбу. Вероятно, это была просто ритуальная фраза, потому что Ронард еще не успел ничего предложить, как Сагарта сама опередила его, потребовав от него совершенно дикую вещь: вернуть ей то, что Ронард когда-то отнял у Сагарты.

Этим оказалась Тварь. Бесформенный комок розоватой плоти в химической реторте. Именно ее следовало холить и лелеять, пока та не наберется сил и богиня не сочтет, что вернула себе потерянное. Однако в одном Ронард был уверен – Сагарте он дорогу не переходил. Что он мог отнять у нее и когда, что теперь вынужден заботиться об этой Твари в искупление своего неведомого проступка?

Лишь когда дело дошло до первой кормежки, понял. И ужаснулся извращенному чувству юмора Вечных. Впрочем, на то они и боги, что человеческие чувства им чужды. Сострадание, милосердие, человеколюбие?.. Все сказки. У них свои цели, а та же Сагарта зовется Милостивой лишь потому, что оставила после себя меньше всего жертв…

Тварь менялась с каждым днем. Отращивала поначалу подобие конечностей, затем беззубый рот. Иногда меняла розовую нежную кожицу на короткую шерсть или чешуйки. Попыталась один раз отрастить крылья, но не смогла их развернуть в стеклянных застенках. Метаморфозы эти случались каждый раз после кормежки, и Твари пока хватало одного дневного приема пищи, но Ронард уже несколько раз замечал, что Тварь менялась и с утра. Встав специально пораньше, он заметил, как Тварь окутала нестерпимо белая магия. Богине виднее, конечно, ей вся магия подвластна, но кормитьэтоеще и Светом Изначальным…

Тварь после магической подпитки радостно подросла еще на пару сантиметров, отрастив хвостик. После кормежки же Ронарда хвостик отпал, зато сформировались пухлые ручки и ножки, вполне человеческие. На третью неделю его светлость обзавелся новорожденным младенцем. Пусть он не издавал не звука и все так же внушал отвращение к своей натуре, но держать Тварь в стенной нише было уже невозможно.

Удар о землю был самый настоящий, хотя мое падение заметно смягчил целый ковер из золотистых искорок. Академия позаботилась. А вот запястье вывихнула, если не сломала – острая боль пронзила руку, я со стоном зажмурилась, а открыв глаза, снова обнаружила себя в своей постели. И огнем горела не поврежденная кисть, а лишь татуировка Сагарты на ней. За окном занимался рассвет.

Избавившись первым делом от Света, я плеснула в лицо ледяной водой из графина на столике. Я ведь минуту назад говорила с вымахавшим мансом и на дворе была ночь! И манс летал, и я вслед за ним попыталась… Что был сон, что явь?

Манс беззаботно сопел на коврике у камина.

– Греттен!!

Тот и ухом не повел. Я потормошила мелкое чудище.

– Греттен! Да вставай же ты, ворчун… Ты был настоящий… там? Мне не приснилось?

Бред какой, ну, конечно, приснилось…

– Я имею в виду, во сне все было на самом деле? Я в немпроснуласьи была собой? Да скажи ты хоть что-нибудь!

Манс неохотно приоткрыл глаз, буркнул коротко свое фирменное «гхр-ретч» и перевернулся на другой бок, явно давая понять, чтобы на большее не рассчитывала.

Так, значит, получилось… Это и было осознанное сновидение. Только все как-то, даже не знаю… Чересчур обыденно и приземленно, что ли. Никаких сказочных мест, радужных драконов или еще чего, с чем обычно ассоциируют приятные сны. Летать даже во сне не умею! А магия и вовсе неподвластна. Хотя как он сказал? Там другая сила. Нетрудно было сообразить, какая – фантазия. Но убедить себя в том, что я умею летать, я даже там не смогла.

Значит – работать над этим. Во мне крепла уверенность, что это все действительно важно.

На следующую ночь ситуация повторилась в точности. Я так же открыла глаза в темноте, разбавленной отблесками камина и лунным светом. Манс, свернувшись клубочком – привычного мне размера – спал в ногах. Я зависла на какое-то мгновение. Я просто проснулась илипроснулась во сне?

– Греттен, – неуверенно позвала я. – Ты спишь? Или –мы спим?

Ответа я не дождалась. Встала, побродила по спальне – сна не было ни в одном глазу. Щелкнула ногтем по магическому светильнику, и тот послушно зажегся. Это потому, что я в реальном мире, или потому, что даже во сне я убеждена, что тот должен зажечься от простого прикосновения? Выглянула в окно – внизу никаких следов падения, хотя веток в том полете я обломала немало. В реальном мире их и не должно быть, я не падала на самом деле, но в сонном они могли остаться, если этоттот жесон. Не понимаю…

Я вернулась в постель, но свежий воздух только взбодрил меня, глаза просто не закрывались. Вот будет весело, если следствием таких экспериментов станет бессонница. Еще немного пошатавшись и убедившись, что ни одна моя фантазия реальность не меняет, я плюнула, оделась и вышла прогуляться. Чего время зря терять? В библиотеку мне можно в любой неурочный час.

До самого утра я и просидела там, зарывшись в зубодробительный трактат Дваля Трижды Спящего. Писал он пространно, да еще старинным выспренним слогом, но и ему не удалось меня сморить. Лишь когда часы в читальном зале пробили восемь, а невдалеке заскрипел невидимый библиотекарь, я поняла, что пора идти завтракать.