Право на одиночество

Такая безапелляционность меня даже восхищала. Почему-то вспомнился известный Интернет-мем: «А жареных гвоздей не хочешь, нет?!»

Но карьера элитной проститутки мне была не нужна. Хотя даже немного жаль – у таких людей в жизни меньше проблем, потому что у них меньше моральных качеств.

– Прошу прощения, Томас, но я вынуждена отказаться.

Некоторое время Бриар просто молча рассматривал меня. А затем, вздохнув, сказал:

– Жаль. Впервые в жизни по-настоящему жаль, что мне отказала женщина. Самая прекрасная женщина из всех, что я встречал.

Так, на сегодня комплиментов достаточно…

– Прошу прощения, Томас, – я поднялась, – но мне нужно возвращаться к Максиму. И, да… он думает, что мой отказ может повлиять на наши с вами деловые отношения.

Бриар поднялся вслед за мной и, встав рядом, улыбнулся, глядя в глаза. Странно, но сейчас он уже не выглядел таким ледяным, как раньше.

– А что вы сами думаете, Натали?

– Я думаю, что вы слишком благоразумны, чтобы позволять эмоциям брать верх над разумом.

Он кивнул и, взяв мою руку, поцеловал кончики пальцев.

– Я был прав, Натали, вы действительно очень догадливы.

Когда я вернулась в зал вместе с Бриаром, у Громова был уже изрядно бледный вид. И я поспешила к нему, пока он не выплеснул свою энергию на Томаса.

– Максим Петрович, – я подошла к Громову и положила руки ему на грудь, – успокойтесь, всё хорошо, я цела, и нашему издательству тоже ничего не угрожает.

Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Открыв их, спросил:

– Вы уверены?

– На все сто.

– Тогда… – Максим Петрович вновь начал прерывисто дышать, – что эта скотина вам предлагала?

Я улыбнулась, взяла со стола бокал с шампанским и протянула его Громову.

– Давайте, сначала успокойтесь, а потом я всё расскажу.

Минут пять Максим Петрович сосредоточенно пил шампанское и пытался восстановить дыхание. Я стояла рядом и улыбалась ему.

– Ну так, – кажется, он наконец пришел в себя, – что Бриар вам сказал?

– Ничего особенного, – моя улыбка стала более лукавой. – Просто предложил мне стать его любовницей.

Так-так, кто-то, кажется, сейчас взорвётся…

– Максим Петрович, волноваться не о чем, – я рассмеялась. – Я отказалась, а Бриар не держит ни на кого зла. На отношения с «Радугой» это не повлияет.

– Вы уверены? – спросил Громов, тревожно глядя на меня.

– Абсолютно. А теперь, пожалуйста, давайте уйдём отсюда, у меня уже голова болит от всех этих людей…

Уже у выхода меня поймал один из официантов и вложил в руку небольшой бархатный футляр.

– Мадам от мистера Бриара, – сказал он с изрядным акцентом и растворился в толпе – я даже не успела ничего спросить.

Громов этого инцидента не заметил. А я, спрятав футляр в сумочку, открыла его только в гостинице.

Внутри лежали прекрасные серьги с кулоном. В том, что это очень дорогие украшения, я почему-то не сомневалась.

Налюбовавшись на это неожиданное великолепие, я заметила записку, написанную витиеватым почерком.

«Прекраснейшей из женщин».

И всё. Лаконично. Хотя, нет, на обороте тоже что-то есть…

«P.S. Не вздумайте возвращать мой подарок – иначе действительно обижусь».

Смайлик, стоящий в конце этого послания, заставил меня улыбнуться. Надо же… а этот человек, похоже, не такой ледяной, каким кажется.

Впрочем, я ведь тоже не такая…

13

Я не рассказала об этом подарке ни Максиму Петровичу, ни Антону. Впрочем, Антону я вообще про Бриара не рассказала. А то ещё скажет, что я и ему симпатизирую… Тогда я его точно удушу при ближайшей встрече.

Громов оказался прав – уже во вторник я поняла, что начала думать по-английски. Это меня удручало. Хотелось домой. Тем более что Аня прислала мне смс со словами: «Кажется, когда ты вернёшься, Алиса тебя разорвёт».

Хотя на выставке, когда я рассматривала книги и обсуждала их с Максимом Петровичем, мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Я была почти счастлива… если это, конечно, можно назвать счастьем.

В любом случае, рядом с Громовым мне было спокойно. И уж он-то точно никогда не станет делать мне никаких неприличных предложений. В этом я была уверена на все сто процентов, как и в том, что никогда не признаюсь ему: он значит для меня немного больше, чем просто начальник.

К вечеру вторника мы так умотались, что я почти не стояла на ногах. Мы полностью посмотрели два павильона из четырёх, и мне казалось, что подошвы моих туфель горят.

– Я хочу сесть, – простонала я, когда мы вышли с выставки. – И есть…

– Сейчас возьмём такси и что-нибудь придумаем.

Таксистов здесь было много. Мы попросили отвезти нас в центр города и доковыляли до ближайшего ресторана. Место было шикарное – в зале полумрак, свечи, нежная музыка из колонок… Мы сели за дальний столик и попросили меню. И пока не принесли еду, не разговаривали – каждый унёсся в свои мысли… А ещё, возможно, мы просто слишком устали, чтобы разговаривать.

Только после того как нам принесли салаты и вино, Максим Петрович нарушил молчание:

– Наташа, я всё забываю вас спросить… Наша Света замуж собирается?

– Что? – я удивилась. – Нет вроде… А почему вы спрашиваете?

– Видел, как она рассматривала неделю назад журнал со свадебными платьями, – кажется, Громов немного смутился. – Подумал, вдруг собирается, сам спросить постеснялся. А то надо было бы нам с вами ей подарок какой-нибудь приготовить.

– И в голову не берите, Максим Петрович, – я хмыкнула. – Света и «замуж» – это, по-моему, вещи несовместимые… Просто ей тогда один хахаль предложение сделал, она мне рассказывала, ну вот Света и задумалась на эту тему. В итоге она ему отказала, но это и понятно, Светочка всё-таки девочка неглупая. Этого парня она не любит, зачем же за него замуж выходить?

Да, слышал бы Максим Петрович её тогдашние умозаключения… Как она смотрелась в зеркало, рассуждала о том, что ей «двадцать четыре года, уже старая», «он красивый и богатый», «может, выйти замуж чисто в качестве эксперимента…» Но в итоге Светочка, слава небесам, решила, что не хочет выходить замуж без любви.

– Наташа, – взгляд Громова был серьёзным, – а вы вообще верите в любовь?

Ого, какую тему он завёл. Но на этот вопрос я нашла ответ ещё в раннем детстве. И он, по-моему, удивил Максима Петровича.