Правосудие

– Уже близко! — крикнула Эвелина, беглец налетел на дерево и упал навзничь, быстро-быстро дыша, от него валил пар.

– Ты что, действительно позволишь ему бежать до дороги? — спросила Берта.

– Нет, конечно, — охотник ухмыльнулся. — Он ведь может и добежать. Эвелина! — негромко окликнул он, доставая из чехла охотничий нож. — Кончай его!

Эвелина взяла нож, она выглядела возбужденной и очень заинтересованной.

Присев на корточки возле жертвы и высунув язык, она ударила клинком в грудь, сталь расщепила ребро. Владимир резко сел, один его глаз почти вываливался из глазницы, разорванной собачьим когтем. Берта мгновенно сбила его на землю ударом ноги в голову. Эвелина ударила еще раз, в живот, нож вошел по самую ручку. Владимир снова сложился пополам, и снова Берта сбила его на спину.

– Заканчивай это, — сказал охотник, обращаясь к Берте. — Эвелина, отдай нож.

Берта взяла нож и быстро перерезала Владимиру горло. Волной хлынула кровь и, дымясь, начала пропитывать снег. Охотник усмехнулся: все, как на охоте. Смерть этого человека ничем не отличалась от смерти любого другого человека, от смерти кабана на снегу — в двух шагах от оживленной дороги, по которой мчались слепые машины, чтобы залить своей кровью, калом, слезами — снег, асфальт или белые простыни — где- то в другом месте.

Охотник посмотрел в небо — ничего там не было, кроме мертвой луны. Охотник посмотрел в лицо Эвелины — на Берту можно было не смотреть, она была мертва уже давно. На лице Эвелины было оживление и любопытство: она была жива. Охотник взял двумя пальцами кровь с шеи Владимира и мазнул ею Эвелину по лбу, взял кровь и мазнул ею по лбу Берты:

– Причащайтесь, кто как может.

На лбах охотниц остались по две параллельные линии, он слизнул кровь с пальца, она была соленой и отдавала медью — как у всех. Тушу следовало разделать, пока она не замерзла.

– Здесь его нельзя оставлять, — сказал он. — Берта, выпотроши его, брось кишки и мочевой пузырь на снег, пузырь пробей ножом — к утру от них ничего не останется. Остальное заберем с собой.

Собаки повизгивали, с их черных губ свисали розовые слюни, и Берта бросала им куски, разделывая тушу, — хозяин не возражал. Эвелина, приоткрыв рот, заворожено следила, как суки хватают мясо на лету и, чавкнув, мгновенно проглатывают, они успели усвоить не менее четверти дяди Вовы, его сердце, легкие, печень и почки, а потом продолжали хватать его за руки, когда охотники поволокли тело прочь от дороги. В исходной точке, где Владимир получил первый удар стрелой, они разожгли жаркий костер из сосны и сожгли в нем его одежду, разрезанную на куски обувь, кисти его рук, его ступни, скальп и половые органы - собаки не жрали половых органов. Затем, обсмолив горящими сосновыми лапами шерсть с туши, они расчленили ее на куски и понесли домой.

Глава 20

Рита была почти в таком же состоянии, как накануне Эвелина. Но не ее было дело — лыко вязать, на ногах она держалась и языком плела легко.

– Теперь ты — великий воин, — сказала она. — Ты убил дракона и освободил двух принцесс, — она перевела взгляд на Берту и хихикнула.

– Трех принцесс. Что ты собираешься делать с тремя принцессами?

– Ничего.

– Как это — ничего? Сначала он убивает дракона, а потом он ничего не собирается делать.

– Твой любовник не был драконом. Он сунул свою голову в пасть дракона. И теперь я сделаю пепельницу из его дурной головы.

– А какую часть тела получу я?

– Никакой.

– Вы уже все поделили?

– А ты уже перестала блевать? Чувство юмора прорезалось.

– А моя дочь не блевала?

– Нет.

– Не удивительно, — Рита скривила губы, — волчья кровь. Эвелина бросила на нее короткий и холодный взгляд.

– И что ты собираешься делать с ней дальше? — спросила Рита, ответив дочери таким же взглядом.

– Ничего.

– Как это — ничего? Кто тут Дракула, кто тут Князь Тьмы, итти его мать?

– Никто.

– Как это — никто? Кто теперь моя дочь — вурдалак?

– Ты сама этого захотела. Ты несешь такую же ответственность, как и я.

– Что я захотела? Чтобы моя дочь пришла из лесу с кровью на лбу?

– А ты хотела, — он повысил голос, — чтобы твоя дочь до конца жизни ходила со спермой твоего любовника на губах?

Рита притихла.

– За все надо платить, — сказал он. — Ты заплатила — по-своему, и она заплатила, по-своему. И Владимир заплатил — по-своему. Вот теперь и живите по-своему. Без Владимира. А без меня вы и так обходились.

– Теперь уже не обойдемся, — Рита пьяно ухмыльнулась. — Теперь у нас у всех кровь на лбу.

– Не драматизируй, ты не Электра, — усмехнулся он. — Кровь легко смывается простой водой.

– Это ты не валяй дурака! — Рита могла быть какой угодно пьяной, но глупой она никогда не была. — Ты помазал ее кровью! — она ткнула пальцем в Эвелину. — Раньше она балдела от наркоты, а теперь будет балдеть от своего папочки. Это я теперь не нужна.

– И прекрасно! — злобно выкрикнула Эвелина. — Я тебе была нужна, чтобы твои мужики могли мусолить меня глазами, пока тебя ставили раком!

Рита побледнела.

– Не лги, лахудра! Ты и сама умеешь крутить задом не хуже меня!

Он смотрел на этих двух, очень похожих, женщин и понимал, что ничего не закончилось и ничего не могло начаться заново и никакая кровь не могла смыть печати Евы на их лбах, зря погиб бедный Вовик, они всегда будут сражаться за ближайшего мужика и разбивать ближайшие яйца о свои лбы. Но дело было сделано.

– Хватит! — он прихлопнул ладонью об стол, едва сдерживая смех.

– Вы совсем потеряли совесть, у нас все-таки поминки.

Через час Эвелина сладко спала на диване в объятиях Риты, Рита сладко спала, привалившись плечом к Берте, а Берта прикрывала всех общей шубой и курила, глядя на хозяина, в конце концов у них больше никого и не было, кроме людоеда, сидевшего за столом, как у собак в вольере.

– Тебе понравилась охота? — спросил он.

– Очень понравилась, — ответила Берта. — Этот выблядок заслужил свою судьбу.

– Почему заслужил?

– У него был один шанс уйти и 99 шансов умереть по-человечески, но он предпочел хватать за ноги Эвелину.

– Только поэтому?

– Не только.

– А почему еще?

– Потому, что все ее заслужили.

С некоторым замиранием своего каменного сердца он начал понимать, что ту встречу в лесу ему послала судьба.

– Ты тоже заслужила?

– Да.

– Чем?

– Тем, что живу.

– Ты мало согрешила.

– А ты много. Ну и что? Что это меняет? Грех — это ложь, которую придумали люди, чтобы оправдать свою тупость или свою злобность, чтобы было за что бить по головам других людей. Виновны все.