Правый поворот запрещён
Шрифт:
– Он в другом городе?
– А ведь какая-то чертовщина, - Кубраков словно отвечал своим мыслям.
– Олег утонул шесть лет назад, купался в Иссык-Куле. Понимаете у-то-нул... как Лена, - он уставился в глаза Скорику, словно ожидая какого-то объяснения.
– Мистика, - наконец произнес Скорик.
– Вам еще долго... тут?
– спросил Кубраков.
– Мне пора ехать.
– Я видел там, - он указал на дверь в комнату Кубраковой, автоответчик. В прошлый раз я его не заметил.
– На время похорон и поминок мама его убрала
– Он мне понадобится на какое-то время. И еще календарь со стола Елены Павловны.
– Берите.
– Нужны понятые.
– Мой шофер и солдат годятся?
– Вполне...
Из квартиры они вышли вместе.
– Куда вас подбросить?
– Если можно, в НИИ, - вдруг решил Скорик.
– К Яловскому едете?
– Да...
Чем еще могу быть полезен?
– Яловский снял очки и пригладил ладонями волосы на висках.
– Да как вам сказать, - Скорик видел нерасположенность Яловского. Может и зря беспокою. В нашем деле бывает. Такая работа, - эти общие фразы коробили Скорика, произносить их приходилось не раз даже в беседах с теми, кто, казалось, должен все понимать и не ожидать от него этих банальностей, унижавших и собеседников и его.
– Грязная наша работа, Альберт Андреевич, - словно озлившись, жестко сказал Скорик.
– Хоть овеяна тайнами, а романтики нет?
– иронично спросил Яловский.
– Вы посиневший труп Кубраковой видели?
– как бы осекая его, грубовато произнес Скорик.
– Ладно. Не буду отнимать ваше время разговорами о том, где романтика, а где, так сказать, проза жизни. Накануне вашего с Кубраковой отъезда в Германию ночью вы звонили ей. Елены Павловны не оказалось дома.
– Она уходила в институт, - удивившись его осведомленности сказал Яловский.
– Вы не знаете, в связи с чем?
– Она сказала, что необходимо было.
– А вообще в такую пору случалось ей приходить сюда?
– Нет, вряд ли. Тут, видимо, была крайняя нужда.
– Кто мог ее видеть здесь тогда?
– Около часу ночи? Никто, кроме вахтера.
– И что, любой сотрудник может так ночью войти в здание?
– Нет, у нас это жестко регламентировано. Кроме меня, Елены Павловны и моего зама по общим вопросам вахтер никому не откроет.
– Вахтер постоянный, вернее, один и тот же?
– Да. Ночной. Каждый день с шести вечера до половины девятого утра. Взять еще одного, чтобы они чередовались, у нас нет денег.
– Альберт Андреевич, а конфликтные вопросы между Кубраковой и Назаркевичем решала только она?
– Наоборот. С какого-то времени она передавала мне все, как третейскому судье. Просила Назаркевича излагать письменно и решать сама не хотела, чтобы не давать повода обвинять ее в предвзятости.
– То есть, если отказ, пусть исходит от вас, а не от нее. Так?
– Совершенно верно.
– Вас это устраивало?
– А что поделать? Не давать же их отношениям разгореться до пожара.
– Чем Кубракова была занята последнее время?
–
Она закончила очень интересную работу над поликаувилем.– Что это такое, если не секрет?
– Универсальный лак. Аналогов в мире не имеет.
– Поездка в Германию была связана с этим?
– Да. Немцы проявили большой интерес.
– Хотели лицензию?
– Да. Но Елена Павловна воспротивилась. Она не любит торговать идеями. Предпочитает реализовывать их здесь, в стране.
– А вы?
– Я смотрю на это несколько иначе: надо считаться с нашими технологическими возможностями. Я ведь мыслю, как реалист-администратор. Одно дело изготовить ведро какого-то продукта экспериментально, в условиях лаборатории, другое - наладить его промышленное производство.
– Разве Кубракова этого не понимала?
– Понимать-то понимала, - сказал Яловский как-то задумчиво и посмотрел в окно.
– Что ж, Альберт Андреевич, у меня все. Пока все, - добавил Скорик.
– Желаю успеха, - Яловский не прореагировал на слово "пока".
Не обмениваясь рукопожатием, они попрощались...
Внизу в вестибюле за стеклянной перегородкой сидел вахтер. Это был тот пожилой человек со странным загаром, которого Скорик видел мельком дважды: впервые давно в кабинете помпрокурора, а второй раз недавно в приемной Кубраковой, когда тот принес ключи. "Сердюк Анатолий Филиппович", - вспомнил Скорик.
– Здравствуйте, Анатолий Филиппович, - поздоровался Скорик.
Вахтер поднял голову, кивнул. В руках он держал маленькую отвертку. На столе перед ним лежали какие-то детали то ли небольшого трансформатора, то ли реле - сердечник, обмотка, конденсаторы разных номиналов.
– Моя фамилия Скорик, я из прокуратуры... Трудитесь, смотрю. Вы электротехник?
– И электротехник, и шофер, и слесарь, и лесоруб... А это, - он указал на стол, - хобби, что ли. Делать-то нечего по ночам, вот и копаюсь.
– А по образованию?
– Учитель, - в глазах его промелькнула насмешка.
– Анатолий Филиппович, недели три назад перед отъездом в Германию Елена Павловна ночью приходила в институт. Входную дверь ей открывали вы?
– Нет, она своими ключами, - сказал вахтер, скользя глазами по лицу Скорика, словно изучая.
– Она долго пробыла в лаборатории?
– Не знаю. Она пришла, когда я был наверху, делал обход, увидел ее, когда уже уходила.
– Вас не удивило ее ночное появление?
– Она хозяйка, чего ж мне удивляться.
– Разговаривали с нею о чем-нибудь?
– О чем говорить? Пожелала спокойной ночи и ушла.
– А вы не заметили ничего необычного в ту ночь?
Ответил вахтер не сразу, но может на такой вопрос и полагалось прежде чем отвечать, сперва подумать, вспомнить?
– Все было, как обычно, - наконец произнес вахтер.
– Она ничего не уносила с собой?
– Не заметил.
– Что ж, спасибо, Анатолий Филиппович. До свидания.