Прайс-лист для издателя
Шрифт:
Глава 8
В «Марриотте» его номер был на тридцать четвертом этаже. Он вернулся в отель, принял душ, решив заказать себе ужин в номер. Просмотрел последние новости, включил ноутбук, чтобы узнать, не было ли ему какой-либо почты, – и сразу увидел послание от Павла Орлича. Тот писал, что Марко Табакович был достаточно известным полевым командиром в составе сербского корпуса «Дрина». Из-за тяжелого ранения, которое он получил летом девяносто пятого года, Табакович не попал в списки военных преступников и не был затребован Гаагским международным трибуналом, тогда как большинство офицеров этого корпуса предстали перед судом и получили большие тюремные сроки. Среди них были генерал Радислав Крстич, тогда еще подполковник, а также офицеры Драган Йокич, Момир Николич, Видое
Дронго сразу набрал номер телефона своего сербского друга.
– Я получил твое письмо, Павел, – сказал он, услышав голос Орлича. – Ты можешь узнать подробности?
– Не знаю, но попытаюсь, – ответил Орлич. – Тогда в Боснии шла настоящая бойня, и убийства происходили почти ежедневно. Многих погибших находят до сих пор. Я ничего не могу обещать, но попытаюсь вам помочь.
– Спасибо. И уточни, чем именно он занимался, когда вернулся в Сербию после гражданской войны. Я не очень верю, что человек, прошедший такую страшную школу выживания и получивший два ранения, мог вернуться к обычной жизни научного сотрудника. Так не бывает. Любая война сильно меняет человека, а гражданская война – тем более. Уточни, пожалуйста, чем именно он занимался в Белграде после возвращения.
– Похоже, что этот Табакович вас очень заинтересовал, – понял Павел. – Хорошо, я попытаюсь завтра еще раз навести все справки.
– И еще одна просьба. Я хотел узнать про Петковичей, которых мы тогда с тобой сумели разоблачить. Что там произошло? Я слышал, что судьи согласились на какую-то сделку с господином Петковичем?
– Это политика, – пояснил Орлич. – Где-то наверху решили, что не стоит ссориться с Европейским союзом. Петкович согласился сотрудничать со следствием и получил только двенадцать лет. Его жене дали шесть лет, но, насколько я знаю, она отсидит только два года и потом выйдет по амнистии. Этот тип, кажется, действительно ее любил, хотя и подставил таким диким способом. Во всяком случае, он просил именно за нее, а не за себя.
– Еще раз убеждаюсь, насколько многогранен человек, – негромко произнес Дронго.
– Что? – не понял Павел.
– Нет, ничего. Спасибо тебе за твою помощь. Завтра буду ждать от тебя сообщения.
– Обязательно, – заверил его Орлич.
Дронго закрыл свой ноутбук и подумал, что необязательно заказывать еду в номер, можно спуститься вниз и поужинать. Почему-то во многих отелях системы «Марриотт» на первых этажах размещались рестораны «Чемпион», в которых, кроме фотографий известных чемпионов, находились и их спортивные трофеи. Очевидно, подобная практика строилась для привлечения в рестораны большего числа молодежи. Дронго спустился вниз и заказал себе еду.
– Что будете пить? – поинтересовалась официантка.
– Воду без газа.
Она отошла, явно разочарованная. Дронго увидел, как в кафе входит Мадлен Зудхоф в черных лайковых брюках и короткой кожаной куртке, надетой на темно-синюю майку. С ней была неизвестная молодая женщина, одетая почти так же. Они прошли в глубь зала и устроились в самом углу. Дронго они не заметили. Им, вероятно, было достаточно комфортно, так как он слышал их громкий смех.
«Странно, – подумал Дронго, – я считал, что эта «злая вешалка» не умеет смеяться. И в каком виде она сюда заявилась, словно двадцатилетняя девушка… Хотя ее подруге, кажется, действительно лет двадцать или чуть больше». Он вспомнил о Софии, которую провожал до вокзала. Вот она – настоящая красавица. Нужно будет ее обрадовать, рассказав о возможном досрочном освобождении старшей сестры. Интересно, как она воспримет эту новость из его уст? Следует уточнить, где именно остановились другие югославские делегации. Черт возьми, он по-прежнему говорит «югославские делегации»… Уже давно нет ни самой Югославии – ни такой страны, ни такого слова. И нет никаких югославских республик. Есть суверенные страны – Сербия, Хорватия, Словения, Босния и Герцеговина, Черногория, даже Македония, которую гордые греки не разрешают так называть, считая, что древние македонцы были предками самих греков. И поэтому во всем мире Македонию называют бывшей югославской республикой
Македония. Вот такой географический и политический парадокс. А еще есть не признанное многими государство Косово, в котором проживают албанцы. Интересно, что Косово считалось колыбелью сербской нации, а теперь стало независимым мусульманским государством албанцев. Тоже исторический и географический парадокс.Собственно, карабахская проблема из этого же числа – ведь азербайджанцы считали Карабах не просто своей территорией, а местом зарождения духовных и культурных ценностей своего народа. Практически все известные композиторы и певцы, поэты и политики родом из Карабаха. Но в начале двадцатых годов было принято решение о разделении области на две части, и в нагорной его части проживали в основном армяне. Была создана автономная область, вошедшая в состав Азербайджана. В конце восьмидесятых начался процесс брожения. Армянское большинство Нагорного Карабаха потребовало выхода из состава Азербайджана и присоединения области к Армении. Официальный Баку был категорически не согласен. Начался конфликт между двумя народами. По легенде, которая была явно придумана, Николае Чаушеску якобы сказал перед своим расстрелом: «Проклятый Карабах, все началось именно с него». Конечно, это выдумка, но нельзя не отметить, что именно с карабахских событий начался общий процесс развала всего Восточного блока, при котором автономии и автономные образования начали требовать большего суверенитета и самостоятельности. Масло в огонь подольет через несколько лет Ельцин, который громкогласно объявит, что все могут брать столько суверенитета, сколько хотят.
Это непродуманное и глупое заявление едва не разрушит Россию, приведет к жесткому противостоянию с Татарстаном и Башкирией, породит две чеченских войны и непрекращающуюся много лет гражданскую войну в Дагестане. Развалившийся Восточный блок разорвет и похоронит Советский Союз, Чехословакию, Югославию, ГДР, которые исчезнут с политической карты мира. Победители получат все, забывая о наличии собственных проблем, когда такой же автономии потребуют баски, корсиканцы, шотландцы, которым, разумеется, никто и никогда не разрешит устраивать подобные «эксперименты».
Дронго вспоминал перипетии последних двадцати лет. Интересно, что никто и никогда не предъявляет никаких упреков бывшим советским руководителям за развал не только Советского Союза, но и за трагедию Югославии, которую не просто разорвали на куски, столкнув в гражданской войне. В этой части цивилизованной Европы в конце двадцатого века происходили такие страшные и кровавые события, что они заставили содрогнуться от ужаса весь мир, осознавший наконец, как легко слетает налет цивилизации с любого народа, зараженного бациллами национализма и ненависти к своим соседям.
Он снова услышал приглушенный смех. Доставшая телефон молодая спутница Мадлен Зудхоф, с трудом сдерживая смех, что-то говорила по-немецки своему собеседнику. Дронго подумал, что он здесь уже лишний. Расплатившись, поднялся из-за стола, стараясь выйти незамеченным. Но не заметить его мощную фигуру было достаточно сложно. Выходя, он бросил взгляд в ту сторону, где сидели Мадлен и ее спутница. Фройляйн Зудхоф увидела его и сразу нахмурилась. Было понятно, что ей неприятно видеть его в этом ресторане.
«Что я сделал этой дуре, что она меня так недолюбливает?» – в который раз подумал Дронго, выходя из зала. Он прошел по холлу, намереваясь подняться в свой номер, и увидел идущего впереди Альфреда Рамиреса. Ошибиться было невозможно: это тот самый венесуэльский «консультант», с которым общался Табакович. Дронго остановился. А ведь Меглих сказал, что Рамирес и его коллеги живут где-то за городом. Что делает этот «консультант» в таком дорогом отеле? А ведь сейчас немецкая полиция ищет Рамиреса совсем в другом месте…
Дронго увидел, как Рамирес уселся в кресло, стоявшее в холле, и взглянул на часы. Очевидно, он кого-то ждал. Дронго вернулся в холл и устроился в соседнем кресле, взяв в руки журнал. Рамирес явно нервничал и все время смотрел на часы. Наконец появился какой-то неизвестный мужчина и подошел к нему. Среднего роста, редкие волосы аккуратно зачесаны, чтобы скрыть лысину; какое-то стертое, незапоминающееся лицо. Рамирес поднялся, пожал ему руку и с недовольным видом спросил:
– Почему нужно было встречаться здесь?