Праздник подсолнухов

– Я уже объяснил причину. Я дурак, а вы цените время. Вы помните, о чем я вас спросил?

– Да. О том, когда я познакомился с твоей женой. Это было сразу после того, как ее брат совершил убийство.

– Действия, повлекшие смерть.

– Не вижу большой разницы, – сказал он глухо, словно окончательно ушел в свои мысли, – человек слаб. Ничтожного насилия достаточно, чтобы убить его. Крайне слаб. Это все равно что ткнуть иголкой в воздушный шарик. Стать жертвой насилия и не умереть – всего лишь случайность, часто называемая везением. Тот, кто бывал на войне, насквозь пропитан этой истиной и прекрасно понял бы, что я имею в виду.

– Вы говорите о том, как ценно для вас время, а сами уходите в дебри.

– Ты говорил, что речь пойдет о простых фактах, но, пожив с мое, ты поймешь, что простые факты порой нелегко изложить в простой форме. Такая уж это штука – факты. Всевозможные запутанные детали, подобно раковым клеткам, со временем раздувают простоту, заставляя ее увеличиваться в объеме и усложняться. И вот уже извлечение простоты требует чудовищных усилий. Таков путь простого факта.

Вероятно, прошлое этого старика, являвшее собой нагромождение простых фактов, наделило его умением не видеть в этом простом прошлом простоты. А может, он сам заменил свое простое прошлое на сложное. Я выжидал. Внезапно он заговорил так, словно ему удалось наконец вытащить простоту на свет божий:

– Твоя жена была красивой. Фантастически красивой. До сих пор помню, как она сидела тут, словно это было вчера.

Я не мог справиться с изумлением:

– Сидела тут?!

– Всего каких-то десять минут. Да, сидела на этом самом стуле.

– Но зачем? Что привело ее сюда?

– Это было перед началом суда над ее братом. Она искала моего менеджера Хараду. Видно, каким-то образом ей стало известно, что я, управляющий тем самым заведением, нахожусь по этому адресу. Харады не оказалось на месте, и ее вопросом занимался я. На правах хозяина.

– Зачем она искала Хараду?

– Чтобы обратиться к нему с просьбой.

– С просьбой?

– Нет, – он укоризненно покачал головой, – слово «просьба» совершенно неуместно, оно не сочетается с ее поведением. Она сказала: «Я пришла не для того, чтобы просить вашего человека свидетельствовать на суде в пользу брата. Я лишь прошу свидетеля объективно изложить факты. Мне приходится обращаться к вам с такой просьбой. Прошу вас передать ему мои слова. Это все». И ни слова больше. Села на этот стул, тихо произнесла свою речь и ушла. Я бы сказал, что это была не просьба и не мольба, в ее речи скорее чувствовалась красивая и твердая решимость. Честно говоря, я не считаю такое поведение полностью правильным. Это огромная редкость в наш век, когда сама идея взаимного доверия утратила смысл. Огромная редкость. Я хорошо помню то ощущение ностальгии, которое навеяло на меня ее старомодное поведение.

Я задумался. В те дни все мысли Эйко были только о судьбе Хироси. Она рассказывала мне, как ходила к родным потерпевшего договариваться о сумме компенсации, но я не знал, что она дошла и до этого старика. Однако только я сам виноват в том, что не знал этого. Из-за моей занятости наши былые длинные разговоры если и не сошли на нет, то как минимум стали реже и короче.

– Но вы, – продолжил я, – не сообщили Хараде о ее визите.

– Думаешь, в этом была необходимость? Ему нет нужды напоминать о таких вещах. Он не глупец. Разве на деле вышло иначе?

– Вроде нет, – ответил я. – Но вы, кажется, кое-что скрываете.

Его глаза сверкнули.

– Не люблю грубиянов.

Я молча смотрел на него. Надо же, точно знаю, что ему за семьдесят, но сейчас в это трудно поверить – так много силы и остроты в его осанке и голосе. Хотя и у него наверняка есть слабые места. Старик говорит, что Харада обо всем ему доложил, но, кажется, тот умолчал о моих сомнениях. Или он решил оставить это мне? Любовь между мужчинами – загадочная штука. И все же он реагировал как-то слишком эмоционально. Я повторил ему то, о чем говорил Хараде:

– Читая завещание Ришле, вы, кажется, испытали изумление при виде имени Эйко Акиямы. Ваша память поразительна! Я бы сказал, она выходит за пределы человеческих возможностей. Иначе как объяснить изумление при имени человека, с которым семь лет назад беседовал в течение десяти минут? Если только, конечно, все эти годы вы не общались с Эйко.

Он молча пристально смотрел на меня.

Я продолжил:

– Вообще-то сомнения у меня возникли гораздо раньше, и этот факт лишь косвенно их подтверждает.

– О чем ты?

– Мне известно, что начало художественному музею Китаути положила частная коллекция финансиста Сатаро Китаути, собранная им из любви к искусству. Музей был учрежден художественным фондом Китаути. Но лишь совсем недавно я случайно узнал, что музею выпала редкая удача: со временем он начал получать дотации от крупного финансового юридического лица под названием «фонд Киссё». Его название я увидел в буклете музея. Там же значилось ваше имя и должность – председатель фонда. В музее Китаути не более тридцати сотрудников. Учитывая их малое количество, вы наверняка лично знакомы с каждым. По чистой случайности моя бывшая жена была одной из них.

Старик громко шмыгнул носом:

– Видно, ты плохо представляешь себе структуру финансового юридического лица. Должность председателя – это всего лишь почетное звание. Вся работа лежит на председателе-распорядителе. Естественно, я не помню, как зовут каждого сотрудника, но, признаюсь честно, имя твоей жены я действительно знал раньше. Но только имя.

– Откуда?

– Тому было две причины. Во-первых, я узнал, что она вышла замуж за человека, чей талант глубоко поразил меня. А во-вторых, это я выхлопотал для нее место в музее. Хотя при этом мы ни разу не встречались.

– Выхлопотали место?! – (Похоже, он говорил искренне.) – Но я об этом ничего не знал. На каком основании она обратилась к вам с просьбой помочь ей устроиться на работу?

– Я получил просьбу не напрямую. За нее попросили.

– В музей действительно сложно пробиться, слишком узкий рынок, но она была не из тех, кто станет устраиваться благодаря связям.

– Тем не менее получилось именно так.

– Что значит «получилось»? Кто за нее просил?

– Этого я не могу сказать. Не имею возможности. Тебе не понять, но моя работа держится на сборе информации и ее огласке в соответствии со строгими правилами, одним из которых является конфиденциальность. Это основной принцип. Я и так, чтобы снять твои сомнения, ответил на твои вопросы, не утаив того факта, что знаю имя твоей жены. Возможно, для тебя это пустой звук, но вся моя деятельность строится на доверии.

Я положил палец на спусковой крючок и посмотрел на Нисину. Выражение его лица не изменилось. Я выжидал. Наконец отпустил палец и со вздохом положил пистолет на колени. Пугать этого старика оружием – пустая трата времени. Выстрел мог прозвучать в любую секунду, а он и не думал говорить. Пожалуй, в этом мало здравого смысла, но таковы уж его жизненные принципы. Вероятно, он ни разу от них не отступал. Может, он прав и я по сравнению с ним действительно дурак? Однако вслух я произнес совершенно иное: